Не оставляй меня, Малыш! - Татьяна Александровна Бочарова Страница 4

Ровно шесть с половиной лет назад, когда Степка ещё только должен был появиться на свет, у Нинюси умер единственный сын. Перед тем как оставить мать одну-одинешеньку, он сильно пил, вынес из дому всю утварь и неоднократно поколачивал родительницу.

Та все терпела, на предложение соседей вызвать милицию с ужасом отказывалась. Однако, похоронив сына, сломалась.

В один прекрасный лень Сергей привел Нинюсю с улицы домой — бабка еле шла, с трудом передвигая распухшие, точно тумбы, ноги.

— Вот, сидела на лавочке и плакала, — объяснил Сергей Асе. доставая тонометр.

Давление у Нинюси было астрономически высоким. Сергей посадил ее в машину и отвез к себе в больницу.

Нинюся оказалась хворой со всех сторон. Плохо работало изношенное сердце, суставы на пальцах были изглоданы ревмокардитом. Невероятно, как столько лет она ходила, ни на что не жалуясь, таскала тяжеленные сумки с продуктами, содержала в чистоте квартиру, обстирывала и обглаживала своего пьяницу Петюню.

Сергей добился, чтобы в больнице за Нинюсей хорошо ухаживали. Ей назначили интенсивное лечение, обходились с ней ласково, по-человечески. И старуха ожила.

Она вышла из больницы в тот день, когда Ася родила Степку. Встретила у подъезда ошалевшего от счастья Сергея. Привычно принюхалась — тот уже успел изрядно принять, отмечая с коллегами радостное событие.

— Гуляем, Нин Владимирна! — Сергей обнял старуху и расцеловал в обе теки. — Асюня мальчика на свет произвела. Сегодня, в шесть утра!

В ответ Нинюся тихо заплакала. По одрябшему ее лицу струились слезы, она вытирала их огромной ладонью, а они текли и текли, собираясь в ложбинках от морщин.

Сергей растерянно замолчал, скосил глаза на носки своих до блеска начищенных ботинок. Полом неловко погладил старуху по жидким пегим волосам, скрученным на затылке в крошечный пучок.

— Ну что ты, ей-богу… ну нс надо. Давай знаешь что? Давай мы тебя к себе возьмем, будешь малыша нянчить. Аське помогать. Хочешь?

В этот момент Сергей не полностью осознавал, что говорит, — ему просто хотелось, чтобы все вокруг были так же счастливы, как он сам, хотелось утешить несчастную, больную, обездоленную женщину. Однако в следующее мгновение он понял, что взять обратно свои слова не удастся.

Маленькие, глубоко утонувшие в складках век глазки старухи вдруг широко раскрылись, тонкие губы искривились в судорожной гримасе. Она схватила Сергея за рубашку узловатыми, корявыми пальцами,

— Миленький, хороший мои! А ты не шутишь? Ты правда возьмешь меня к себе? Правда? Ну глянь мне в глаза! Глянь!

Отступать было некуда. Сергей поднял голову и утвердительно кивнул.

— Золотой ты мой! — заголосила Нинюся. — Я отработаю, как Бог свят, клянусь? Петенькой покойным клянусь! Только упроси Асеньку, чтобы не прогоняла меня, а я уж буду смотреть за маленьким, пуще глаз смотреть буду!

Так все и произошло. Когда Ася с крошечным Степкой переступила порог своей квартиры, навстречу ей вышла Нинюся. Старуху было не узнать: лицо дышало умиротворенностью и покоем, могучий стан обхватывал свежий полотняный фартук — ни дать ни взять кормилица в барском доме.

Старуха дождалась, пока Ася приблизится к ней, уверенным жестом взяла сверток из её неумелых рук, снесла на столик, развернула. Степка тут же залился отчаянным ревом.

— А вот ладушки-ладушки! — басом пропела Нинюся, ловко вытягивая из-под его красной, сморщенной попки мокрые пеленки. — Где были? У бабушки! А что ели? Кашку! А что пили? Бражку!

Плач, точно по волшебству, прекратился.

Сергей тихонько обнял изумленную Асю за плечи. Она посмотрела на него и улыбнулась. Свой первый экзамен Нинюся выдержала достойно.

Она действительно относилась к Степке как к маленькому барчуку, обожая его до самозабвения и балуя до безобразия. Возможно, это обуславливалось генетически: наверняка предки Нинюси были крепостными и преданно служили своему хозяину, нянча его детей. А может быть, она просто использовала свой шанс выжить, быть кому-то нужной, полезной.

Так или иначе, но подраставший Степка отлично чувствовал, что из Нинюси можно вить веревки. Он нисколько не боялся ее бесконечного ворчания и угрозами отшлепать как следует.

Тем не менее, и Сергей, и Ася доверяли Нинюсе как самим себе, а в чем-то даже и больше. Так одинокая старуха стала полноправным членом их семьи.

…Ася еще раз внимательно взглянула на Нинюсю.

— Ой, не нравишься ты мне. Придется все-таки выпить лекарство.

Не дожидаясь ответа, она пошла на кухню, достала из аптечки аккуратную коробочку, ссыпала в ладонь продолговатые розовые пилюли.

Надо заставить Нинюсю принять таблетки. Сама она ни за что не станет — препарат жутко дорогой, и упрямая старуха считает, что его непременно надо экономить.

Ася вернулась в детскую. Нинюся сидела возле Степкиной кровати и, склонившись к самому его уху, бормотала что-то тихое и ласковое.

— На, пей, — приказала Ася. — Пей, или я позвоню Сергею. Смотри, он приедет с работы, специально, чтобы с тобой разобраться!

Старуха, вздыхая и кряхтя, проглотила таблетки одну за другой.

Ася посидела в детской еще минут десять, дожидаясь, пока Нинюсино лицо утратит пугающий. землистый оттенок, затем начала поспешно собираться.

Затренькал телефон.

— Да! — Она на бегу подхватила трубку.

— Ты еще дома? — возмутилась Кристина.

— Я еще дома, — подтвердила Ася, раздергивая молнию на косметичке.

— Безобразие! Гы уже двадцать минут как должна была выйти!

— Зачем же тогда ты звонишь? — резонно заметила Ася.

— Потому что я знаю тебя! И знаю, что ты обязательно опоздаешь, если тебя не подстегнуть.

— Подстегивают лошадей, — сухо проговорила Ася, принимаясь красить правый глаз.

— Ась, ты как будто не понимаешь! — плачущим голосом проныла Кристина. — Ровно в час всё должно быть в готовности номер один.

— Будет, если ты дашь мне спокойно накраситься. Ты же не хочешь, чтобы я прискакала на встречу страшная, как баба-яга.

В трубке хмыкнуло.

— Ну, до бабы-яги тебе, положим, далеко. Дай слово, что выйдешь через пять минут, — нс могла успокоиться подруга.

— Через десять. — Ася перешла к левому глазу.

— Ладно, — капитулировала Кристина, — но ровно через десять. Чао.

Ася ожесточенно мазнула помадой по губам и помчалась в прихожую. Сунула ноги в туфли, накинула на плечи легкий кожаный пиджачок и вылетела за дверь.

Ее терзало мучительное чувство вины. За все: за то, что легкомысленно отпустила Степку кататься на новом велосипеде, который ему еще явно велик, за то, что не удосужилась показать его врачу после травмы, за Нинюсино серое лицо и одышку, а главное — за то, что теперь своим опозданием она подводит целый коллектив.

Бегом Ася достигла шоссе и принялась ловить машину — общественный транспорт в такое время ходил очень плохо.

Однако и тут ей не повезло. Как по закону подлости,