Елена Колина - Любоф и друшба Страница 49

Невозможно передать словами, что я почувствовала – жар, сердцебиение в животе, радость, что нашу Лидочку больше никогда не увидят в этой школе…

– Ну? – победно произнесла Лидочкина Учительница и немного выпучила глаза. Я поняла, почему дети называют ее Швабра Игоревна, – потому что она настоящая швабра!

– Это частное письмо, – упрямо сказала я. – Это ее личное дело, что писать подруге.

– У меня на уроке не бывает личных дел! Она безнравственная девчонка! – Лидочкина Учительница Швабра Игоревна улыбнулась.

Чему она радовалась? Тому, что наша Лидочка оказалась безнравственной девчонкой?.. У нее был такой торжествующий вид, что я назло ей, как загнанный заяц, в последнем отчаянии сказала:

– А может быть, это нормально? То есть, конечно, это плохо, очень плохо, но для описания секса нет нормальных слов, а подросткам хочется поговорить об этом, для них самое интересное – поговорить. А может быть, она хотела показать подружке, какая она взрослая?.. Вы не имели права читать.

Лидочкина Учительница Швабра Игоревна подпилила ноготь и накрасила губы.

– Ха. Не имела? Права? Так вот, я не только сама прочитала эту, с позволения сказать, грязь. Я прочитала это вслух всему классу! И мальчик, про которого она всю эту грязь написала, сидел и слушал! Чтобы он знал! Чтобы все знали!

– Вы прочитали это вслух?.. Всему классу? «Он» был мальчик из Лидочкиного класса? И он тоже слышал? – прошептала я. Она читала это перед всем классом, и все слушали, и мальчик, о котором Лидочка написала это, сидел и слушал… – Но Лидочка?.. Ведь она покончит с собой… – прошептала я.

– Такие, как ваша сестрица, с собой не кончают… – ехидно возразила Швабра Игоревна.

– Допустим, – сдержанно согласилась я, – но как вы могли произнести вслух все эти слова?

– А что здесь такого? – удивилась Швабра Игоревна. – Она, значит, может писать такую грязь, а мне нельзя прочитать?

Я еще раз представила себе нашу Лидочку с волчьим билетом, мысленно посчитала до десяти и проникновенно сказала:

– Швабра Игоревна, то есть… я вас очень прошу, давайте вместе подумаем о судьбе моей сестры, она ведь еще ребенок! Я вас очень прошу, не сердитесь на нее… Ну, пожалуйста, я же с вами как с человеком!

– Не надо со мной как с человеком, – покачала головой Лидочкина Учительница.

– А как же мне с вами? – озадаченно спросила я.

– Как с учителем.

Она протянула руку за листком, а я, вместо того чтобы отдать ей листок, быстрым движением скомкала его и сунула себе в карман. Раз уж она не человек, а учитель, то все средства хороши!

– Это копия, – радостно сказала Швабра Игоревна, – а подлинник у директора. Еще одну копию могу вам дать с собой на память, и не забудьте показать это вашей матери и отцу. Идите к директору и забирайте документы.

Я не забрала Лидочкины документы – не хотела идти к директору такой заплаканной и униженной. Мне нужно было прийти в себя, и я зашла в соседний со школой «Кофе-хауз» выпить кофе. Я не люблю «Кофе-хауз», но сейчас мне было все равно.

Я заказала капучино и, положив голову на руки, принялась плакать – специально хотела выплакать все слезы и прийти к директору гордой и безразличной.

– Лиза, – раздалось надо мной, и сначала во мне что-то упало, а потом я подняла голову и увидела – надо мной стоял Сергей.

– Как будто я в Москве, – пробормотала я.

– Ты в Петербурге, – заверил меня Сергей. – У меня здесь встреча. Я сначала не хотел к тебе подходить, но ты плачешь. Какая же из твоих натур плачет – вторая, третья? Я могу им чем-нибудь помочь?..

– Никакая натура, это я сама плачу… Лидочка… несчастье… Что мне делать?.. Никто не может помочь… – Я помотала головой, помахала рукой и даже, кажется, дернула ногой, всем своим видом показывая – уйди!..

Но он не ушел, а уселся за мой стол и призывно махнул рукой официантке.

– Что-нибудь сладкое? Пирожное, мороженое? – снисходительно спросил он, словно я ребенок и меня в моем горе можно утешить мороженым.

– Мороженое, – всхлипнула я, вытирая глаза и нос рукавом.

Сергей читал Лидочкино письмо-копию и удивленно посмеивался и похмыкивал, а я ела мороженое и, все еще всхлипывая, говорила:

– Лидочка, конечно, маленькая дрянь, но сейчас не время думать, почему у нее вместо нравственности пустое место… ее надо спасать!…Что с ней будет?! Они напишут ей такую характеристику, что ее не возьмут в приличную школу, а в дворовой школе она вообще учиться не будет… Будет болтаться по улицам, не получит аттестат, никуда не поступит и станет проституткой… А ведь она еще ребенок, она может исправиться! – Я опять заплакала… Будет болтаться по улицам, станет проституткой, наша дурочка Лидочка в платке с ее вечно больными ушами… – А Лидочкина Учительница Швабра Игоревна – неужели она останется безнаказанной? Она сама безнравственная похуже Лидочки! Читать вслух такие письма, произносить такие слова!.. Зачем ей это? А может быть, она сексуальный маньяк?..

– Юридически она неуязвима… унижение чести и достоинства как основание для вчинения иска предполагает, что истец подразумевает изменение общественного мнения о себе. Но в данном случае любой адвокат докажет, что действие, оказанное чтением этого письма, не расходится с общественной оценкой личности твоей сестры… Не знаю, что здесь можно поделать.

Я вдруг перестала плакать и, перегнувшись через стол к Сергею, громко прошептала:

– Я знаю, что делать! Мне нужно умыться, переодеться в строгий костюм… Прости, я побегу – у меня тут рядом живет подруга, я возьму у нее черный костюм, надену темные очки… Ну, как тебе моя мысль?

– Неплохая. Но зачем весь этот маскарад?

– Ты что, не понял? Я буду юристом. Как ты сказал – унижение чести и достоинства как основание для вчинения иска предполагает, что истец подразумевает изменение общественного мнения о себе?..

Сергей молча посмотрел на меня, покрутил пальцем у виска, положил на стол деньги, встал и потянул меня за собой.

– Эй, ты, сумасшедшая, у тебя есть полчаса. Дай мне на всякий случай номер твоего телефона.

Я заглянула в класс. Лидочкина Учительница прохаживалась между рядами, поглядывала в тетради – надеялась еще что-нибудь отобрать и прочитать вслух.

– Вас ждут в кабинете директора, – официальным тоном сказала я.

В кабинет директора мы вошли втроем – Лидочкина Учительница, Сергей и я.

– Это наш семейный юрист, – представила я Сергея.

– Мы составили заявление в суд, в районный отдел образования, в газету, в министерство, в милицию. Сейчас я вас ознакомлю, – сказал Сергей.

Сергей вытащил из папки пачку каких-то своих документов. Директриса потянулась за ними, но Сергей держал документы в отдалении от директрисы, показывал издали, но не давал в руки.