Брат мужа - Мария Зайцева Страница 6

– Деньги где, Леванская? А? Стольник сегодня, завтра будет сто пятьдесят!

– Никаких денег вы не получите! И я ходила в полицию, написала на вас заявление, вот!

Говоря все это, я очень сильно надеялась, что тот, кто стоит за дверью сейчас, испугается и уйдет. Или хотя бы засомневается, дрогнет…

Но надеждам моим не суждено было сбыться, пугающий гость только рассмеялся и еще сильнее грохнул кулаком по двери так, что с моей стороны затрещал верхний карниз. Взвизгнув, я зачем-то навалилась на хлипкое полотно спиной.

– Это я в полицию пойду, слышишь, ты, училка? – голос стал чуть ниже, словно говоривший тоже прислонился к двери с другой стороны, – у меня есть все документы, расписки твоего мужика… Ты понимаешь меня? Давай решать по-хорошему, а то потом я с тебя все неустойки взыщу. И если надеешься, что тебе помогут в полиции, то зря. Состава преступления с моей стороны никакого. Я свое требую. А вот с твоей – полный набор…

– Ничего не знаю, – опять повторила я, хотя еще сильнее испугалась именно сейчас, когда непрошенный гость прекратил напирать силой и заговорил спокойно и рассудительно. Логично. За этой логикой ощущалась вся пропасть, в которой я оказалась. И глубины еще, похоже, еще не достигла. Надо было что-то делать, что-то говорить, но я ничего не могла придумать, а потому лишь твердила, словно заведенная, – ничего не знаю. Сева болен. Вот придет в себя, с ним и поговорите… Любой банк примет это, как форс-мажорные обстоятельства…

– Мы не банк, дура, – рассмеялся мужик, – нам плевать на форс-мажор! Нам бабки нужны. Моему хозяину все бабки нужны. И мне мой процентик – тоже. Так что последнее китайское тебе, училка. Потом будут другие методы.

Он еще раз стукнул в дверь напоследок и ушел.

Я прислушивалась к удаляющимся шагам на лестнице, а затем без сил сползла по двери прямо на коврик.

Дно пропасти… Да…

Мыслей не было никаких, сил встать и доползти до комнаты, хотя бы до дивана, тоже.

Вспомнились слова старушки из парка про то, что мы не знаем, что нас ждет за поворотом… Вот я теперь знаю. Ничего хорошего.

6

– Арина Родионовна…

– Алина.

– Да, простите… Алина Родионовна, вы, конечно, можете написать заявление… – участковый, который и в самом деле не обманул, пришел ближе к вечеру проверить, все ли у меня в порядке, смотрел участливо. На его лице было застыло бесконечно терпеливое, спокойное выражение, наверняка, натренированное годами работы на такой стрессовой должности. Я легко угадывала в этом выражении лица своего коллегу по попыткам сохранить остатки нервов: расслабленная мимика, обтекаемые фразы, вроде бы и приятные, призванные успокоить, настроить на нужный лад, и в то же время такие… круглые, как камни-голыши на реке, чтоб в случае чего было не ухватиться. Я в своей работе постоянно такое применяла, особенно с родителями учеников и с начальством. И тут не поймешь, что хуже, да. Сами дети в этой пищевой цепочке – чуть ли не на последнем месте, они, в основной своей массе – очень хорошие, даже самые отъявленные двоечники и делатели мозгов. С ними можно найти общий язык. А вот с их родителями… И уж тем более, с начальством…

Я к моменту появления на пороге участкового уже успела немного прийти в себя и даже, встав на табуреточку, как раз неумело пыталась приколотить обратно практически отвалившийся из-за внезапного нападения карниз над входной дверью.

Пару раз попала себе по пальцу, потому что раньше ничем подобным не занималась, у меня же муж был… Есть! Есть муж!

Сева делал многое по дому сам. Конечно, починить сантехнику или розетку не мог, да и опасно таким самому заниматься, для этого есть специальные службы, но вот что-то приколотить, что-то куда-то переставить, повесить полку, шторы и сделать другие, сугубо мужские дела по дому мог запросто.

Я даже не знала раньше, с какой стороны к молотку подходить.

Теперь узнала.

За этой работой меня и застал участковый.

Вместо внезапного звонка, деликатно постучал в дверь, и наверно, лишь благодаря этой деликатности я не свалиалсь с табуреточки от испуга.

Аккуратно выглянула в глазок и, выдохнув облегченно, открыла дверь, пригласила гостя пройти сразу на кухню.

И вот теперь, после краткого рассказа о нападении и претензиях неизвестного пугающего человека, я стояла и смотрела на участкового. Смотрела, не слушая даже, что он говорил, потому что после первых круглых фраз поняла, чем дело закончится, так какой смысл слушать?

Вместо этого я думала о том, что есть ведь женщины, которые совсем одни. Всегда. Вообще всегда. Как они справляются? Кто им помогает? Кто делает необременительную мужскую работу по дому, кто защищает от агрессивного внешнего мира?

Как они это все вывозят? А если еще и дети имеются?

Я вот не вывозила, и отчетливо понимала это. Никому до меня не было никакого дела. Вообще.

Мои родители, за всю свою жизнь ни разу не выехавшие из нашего далекого северного поселка, после школы отправили меня в свободное плавание, в этот небольшой городок в средней полосе России, и, кажется, выдохнули с облегчением. Я была у них единственным ребенком, и судьбы моих сверстников, остающихся после школы в поселке, чтоб постепенно спиваться и сходить с ума, они своей дочери не желали.

Я не забывала их, конечно, приезжала в гости, правда, без Севы, он однажды съездил со мной, как раз после свадьбы, познакомиться с новыми родственниками, впечатлился видом убогого северного поселка, окруженного с трех сторон вышками тюрем, а с четвертой – чахлым лесом и рекой перед ним, и как-то больше мужа не тянуло на мою историческую родину. Сева родился и вырос в Екатеринбурге, жил там, пока учился в институте, а потом приехал в наш город, работать по контракту инженером. Правда, уже тогда он параллельно пробовал себя в риэлторском бизнесе, и у него пошло все настолько удачно, что когда контракт закончился, Сева даже не стал его продлевать, полностью переключившись на новое дело. Мы в тот момент еще женаты не были, лишь встречались. Я заканчивала институт, он открывал свой бизнес, вкладывал туда все деньги, так что свадьба была скромной. Но я считала себя самой счастливой на свете.

Впереди была целая жизнь. И любимый человек рядом.

Как внезапно все переменилось…

Я осталась совсем одна, и ни на чью помощь рассчитывать не могла.

Даже на помощь полиции.

Участковый, высокий, крепкий мужчина, чьего имени я, к стыду своему, так и не запомнила после первого знакомства, а теперь как-то не решалась спросить, продолжал говорить, обрисовывать всю бесперспективность попыток добиться защиты у правоохранительных органов, смотрел на меня… А затем перевел взгляд на молоток в моих пальцах:

– А что вы делаете?

– Э-э-э… – Перемена темы удивила, я неловко покрутила в руке молоток, – я… Карниз прибивала… Понимаете, он так сильно бил по двери, тот мужчина, что с внутренней стороны планка отлетела…

– Давайте помогу, – кивнул участковый и, не спрашивая больше моего разрешения, шагнул обратно в прихожую с кухни, где мы разговаривали.

Я пошла следом, по пути заглянув в комнату, где Сева по-прежнему смотрел мультики.

В прихожей участковый, отставив в сторону ненужную ему табуреточку, взял у меня молоток и гвозди и принялся легко, играючи, прибивать карниз.

А я стояла, смотрела на его спину, обтянутую форменной курткой, на то, как ловко и быстро он орудует молотком, и ощущала ужасную неправильность происходящего.

Мой муж лежит на диване, смотрит мультики…

А в нашей с ним квартире чужой мужчина прибивает карниз…

Казалось бы, ничего такого, но в этот момент я как-то остро осознала, что теперь так и будет. Всегда так будет. Кто-то другой будет помогать мне по дому, чужой, равнодушный, будет что-то делать там, где раньше были только мы с Севой. В нашем с ним пространстве, нашем маленьком уютном гнездышке на двоих… Которого нет уже.

Участковый прибивал карниз, а я плакала.

И сама не понимала этого, осознала, только когда он обернулся и протянул мне молоток и оставшиеся