Жорж Корм - Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна Страница 38

Речь о манипуляциях, которые потворствуют и даже поддерживают исламизм в его не самых радикальных проявлениях, манипуляциях, чья цель, как правило, – заставить забыть о власти, коррумпированной отношениями с местными или международными деловыми средами, замаскировать подчинение страны региональной или международной геополитике, управляемой США и Израилем: таково положение Египта при президенте Садате (1970–1982 гг.), Индонезии в период многолетнего коррумпированного правления Сухарто (1968–1998 гг.), Турции при авантюристском неолиберальном правлении премьер-министра Тургута Озала (1989–1993 гг.), так же как Пакистана под властью военных, ставшего главным мировым экспортером исламистов и джихадистского исламизма.

Также можно говорить о симметричных манипуляциях действующей власти, стремящейся чрезмерными мерами раздуть опасность противоправных действий в глазах местного и международного мнения, что позволяет закрепить авторитаризм и монополию на отправление власти: это случай Египта Мубарака (с 1982 года), Туниса Бен Али (с 1987 года) или Алжира теневых генералов (с 1992 года). Последние, несомненно, пошли дальше остальных в манипулировании исламистским насилием, подпольно создавая «вооруженные исламистские группы», контролируемые секретными службами[221]. Как прямые наследники французских теоретиков «современной войны», имеющей антиподрывной характер, и психологического воздействия 1950 годов[222], алжирские генералы внесли вклад в разработку, которая велась с 1990 годов, особой «модели» манипуляции экстремистскими движениями, считающими себя исламскими. Как и в случае радикально-экстремистских европейских левых (итальянских красных бригад, германской «Фракции Красной Армии»), оказалось, что в эти больше сектантские, чем политические движения легко внедряются агенты местного правительства или иностранных держав[223]: их цель состояла в том, чтобы подтолкнуть эти движения к совершению особенно гнусных актов, что позволяло легитимировать жестокие ответные репрессии и даже вмешательство иностранных государств. Другая цель – напугать местное население, которое, несмотря на свою враждебность к авторитаризму действующей власти, воздержится от перехода к мятежу и согласится на отсутствие публичных свобод.

На этом поле манипуляций, которым подвергается исламский фундаментализм, США, разумеется, не плетутся в хвосте, о чём говорят появляющиеся с начала 2000-х годов многочисленные вполне информированные работы американских авторов (бывших агентов ЦРУ, бывших политических представителей или известных репортёров), медийное воздействие которых обратно пропорционально качеству и значимости их оглушительных откровений[224].

Ничто, во всяком случае, не оправдывает смешения ислама – как монотеизма, чьи теологические, политические и философские традиции не менее уважаемы, чем у двух других монотеизмов[225], – и террористического насилия (в заключении мы увидим, что террористическое насилие, размахивающее знаменем религии, проявляется в существенно разных местных контекстах и по разным причинам, из-за чего любые «анализы», претендующие на их объединение рамками одного феномена, оказываются весьма ненадёжными).

Специфика, иудейского монотеизма

Что касается иудейского монотеизма, поскольку он достаточно рано утратил свой центр политической власти и жил на обочине других мусульманских или христианских обществ, ему удалось избежать потрясений двух других великих монотеизмов, прошедших через стадию институционализации. Сохранение ритуала и закона, а также удивительное совершенствование этики и закрепление уважения к человеческой жизни – вот то, что будет характеризовать жизнь сообществ, прочно укоренившихся в культурной и этнической почве, на которой они поселились. Иногда, впрочем, религиозная жизнь приходила в волнение из-за появления мистических личностей, которые объявляли себя мессиями, или же из-за формирования противоречащих друг другу школ толкования Талмуда.

Философия Просвещения и Французская революция бросили громкий вызов верующим и адептам иудаизма, которые в своей жизни стремились неукоснительно соблюдать все ритуалы строгой морали, ожидая мессию: с точки зрения некоторых, причина такого ригоризма была в боязни ассимиляции, секуляризации различных сообществ, которая привела бы к утрате особого качества святости, связанного с еврейской жизнью, состоящей в ожидании знака божественной воли. Не означает ли в таком случае растворение в мире «народов» отказа от первейшего призвания богоизбранного народа, принятия учения Христа, институциализированная Церковь которого зачастую поддерживала презрительное отношение к иудаизму и его адептам? Поэтому для иудаистского монотеизма вызовы модерна оказались не менее серьёзными, чем для христианства и ислама.

Два важных, тесно связанных события отмечают повороты иудаизма и его реакцию на модернизм: во-первых, подъем антисемитизма, который, в конечном счёте, приведет к чудовищному геноциду еврейских сообществ в Европе, а во вторых – сопутствующее ему развитие сионистского движения, которому после Второй мировой войны удастся, заручившись поддержкой европейских держав и США, создать и заставить признать государство Израиль как «государство евреев», призванное стать центром возрождения иудаизма.

Антисемитизм – не в смысле теологического антииудаизма, выработанного институциализированным христианством, а в смысле псевдонаучного расизма, вещающего о разделении мира на высшую «арийскую расу» и низшую «семитскую», – станет в Европе точкой кристаллизации для всех консерваторов, обеспокоенных ослаблением традиционных институтов власти (Церкви и абсолютной монархии), явившимся результатом философии Просвещения и Французской революции. С точки зрения этой логики, «ассимилированные» евреи – первые, кого надо взять на мушку, поскольку они являются символом «разложения» институтов, хотя в их рядах – авангардистские художники, знаменитые светские философы, талантливые юристы, немецкие, русские или австрийские революционеры, банкиры, социологи и т. д. Во Франции это распространившиеся среди представителей господствующего класса настроение обнаруживается благодаря делу Дрейфуса. Хуже, разумеется, ситуация будет в нацистской Германии, которая изображает евреев эдакими макиавеллевскими зачинателями большевизма как современной расистской версии Антихриста. «Протоколы сионских мудрецов», знаменитая подделка, порой провоцирующая шумиху и сегодня, появившись за несколько десятилетий до нацизма, надолго определила антисемитскую традицию, которая видит в еврейской элите всех стран сборище заговорщиков, строящих козни против стабильности, порядка, авторитета и процветания «цивилизованных наций».

В ответ на эту неумеренную агрессию модерна против иудаизма и вдохновляясь ею, Теодор Герцль и его сторонники, основывающие в 1897 году сионистское движение, будут считать, что только образование национального еврейского государства по европейскому образцу, в котором были бы собраны рассеянные по Европе евреи, сможет спасти иудаизм от новых форм преследования, которому он подвергается[226]. Согласно сионизму, это преследование демонстрирует невозможность мирной ассимиляции евреев в современных нациях. Сионистская идея вызовет, однако, сильнейший отпор внутри самого иудаизма, со стороны как мирян, так и раввинов. Первые считали, что эта мечта утопична и опасна для самих евреев, тогда как демократия и принципы прав человека смогут, вероятно, победить антисемитизм; вторые же видели в ней явную теологическую ересь, вызов, брошенной божественной воле, которая одна ведёт еврейский народ через все испытания, которым она его подвергает. С точки зрения некоторых течений современной иудейской ортодоксии, сионизм вообще вызвал гнев божий и наказание, проявлением которого можно якобы считать нацизм; более того, судьба, на которую обрекают палестинцев, рассматривается ими как окончательный разрыв с иудейской этикой и уважением к человеческой жизни[227]. Впрочем, не бывает пропалестинских манифестаций в Европе,

США или даже иногда в арабских столицах, на которых в толпе не встречалось бы антисионистских раввинов: для них государство Израиль – это безбожное государство, а его роспуск означал бы для народа Израиля избавление. Конечно, эта позиция сегодня стала малозаметной, а в СМИ она вообще практически не освещается. В общем и целом, все хотят видеть в еврейском антисионизме некий экзотический иррациональный феномен, возможно последствие антисемитизма, провоцирующего формирование «несчастного сознания» у некоторых евреев, которые стали бессознательными антисемитами, приняв тезисы антисионизма.

Впрочем, господствующий западный дискурс выносит тот же «диагноз» и мусульманам, хорошо разбирающимся в своей религии и считающим ислам во многом светской, умеренной религией, допускающей плюрализм: такие мусульмане считаются маргиналами, которые, следовательно, не особенно интересны, в отличие от тех, кто проповедует тотальный ислам, который не мог бы приспособиться к светскому модерну. В то же время в США множится число телевизионных проповедников, призывающих к фундаменталистскому возрождению, к буквалистскому прочтению Ветхого завета и, соответственно, требующих безоговорочно поддержать колонизацию занятых Израилем территорий, необходимую для приближения эсхатологического возвращения Христа, которому должно предшествовать возвращение евреев на Обетованную землю.