Меликсетов - История Китая

Под редакциейА. В. Меликсетова

2-е издание,исправленное и дополненноеРекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по историческим специальностям

ЩИЗДАТЕЛЬСТВО

МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

«ВЫСШАЯ ШКОЛА» 2002

УДК93/99 ББК63.3(5) И89Авторы учебника:Л.С. Васильев — гл. I—IV; З.Г. Лапина — гл. V—VIII; А.В. Меликсетов – гл. XIII-XVIII;§ 5 гл. xix, § 3 гл. xx; А^.А.. Писарев — гл. IX-XII,xix (кроме § 5), xx (кроме § 3)Рецензенты:кафедра востоковедения МГИМО МИД РФ; доктор исторических наук, профессор А^.А^. Бокщанин; доктор исторических наук, профессор A.M. ГригорьевИсторияКитая; Учебник / Под редакцией А.В. Мелик-И89сетова. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Изд-во МГУ, Изд-во «Высшая школа», 2002. — 736 с. isbn 5-211-04413-4В учебнике излагается история Китая с древнейших времен до на­ших дней. Авторы книги — известные историки-китаеведы, преподава­тели кафедры истории Китая ИСАА при МГУ.Для студентов, изучающих всемирную историю, а также для всех интересующихся историей Китая.УДК 93/99 ББК 63.3(5)Учебное издание ИСТОРИЯ КИТАЯПод редакцией А.В. МеликсетоваЗав. редакцией Г.М. Степаненко. Редакторы Т.М. Ильенко, Л.В. Кутукова. Переплет художника В.В. Гарбузова. Технический редактор Н.И. Смирнова. Корректоры Г.А. Ярошевская, В.А. ВетровИзд. лиц. № 040414 от 18.04.97. Подписано в печать 18.12.01. Формат 60 х 9О'/|б– Бумага офсетная № 1. Гарнитура Тайме. Офсетная печать. Усл. печ. л. 46,0. Уч.-изд. л. 47,29. Тираж 3000 экз. Заказ № 5247. Изд. № 6993 Ордена «Знак Почета» Издательство Московского университета 103009, Москва, Б. Никитская ул., 5/7. Тел.: 229-50-91. Факс: 203-66-71. Тел.: 939-33-23 (отдел реализации). E-mail: k[email protected].iu В Издательстве МГУ работает служба «КНИГА — ПОЧТОЙ» Тел.: 229-75-41 ФГУП «Издательство "Высшая школа"»,127994, ГСП-4, Неглинная ул., д. 29/14. Факс: 200-03-01, 200-06-87.E-mail:[email protected]http: //www.v-shkola.niОтпечатано в полном сотгветствии с качеством предоставленных диапозитивов в ОАО «Можайский полиграфический комбинат». 143200, г. Можайск ул. Мира, 93.ISBN 5—211—04413—4 © Издательство Московского университета, 2002

Предисловие

Огромный интерес российской общественности к прошлому и настоящему нашего великого соседа, его культуре и экономи­ческим успехам, ко всем аспектам его жизни сегодня удовлетво­ряется публикацией значительного числа книг и статей самой разнообразной тематики. В настоящее время российское китаеве­дение — одна из наиболее плодотворно работающих отраслей российского востоковедения. Это в полной мере относится и к историкам-китаеведам, за последние годы опубликовавшим книги и статьи почти по всем периодам долгой и непрерывной китайс­кой истории. Однако явно не хватает работ обобщающего харак­тера, которые могли бы претендовать на изложение всей исто­рии нашего великого соседа. Между тем потребность в написа­нии таких книг очевидна. «История Китая» — попытка заполнить пустующую нишу. Авторы книги — историки-китаеведы, в тече­ние многих лет работающие над исследованием разных истори­ческих периодов Китая, что и позволило объединить их усилия для достижения поставленной задачи. В этом смысле написание данной книги — определенное историографическое подытожи­вание предшествующей исследовательской работы ее авторов.Будучи преподавателями кафедры истории Китая Института стран Азии и Африки при МГУ, в течение десятилетий читав­шими и читающими общие и специальные курсы по истории Китая и истории стран Азии и Африки, участвовавшими в напи­сании многих учебных пособий, авторы предлагаемого внима­нию читателя издания накопили немалый педагогический опыт, который послужил основательным фундаментом при работе над данной книгой, которая ставит своей целью дать сводно-обоб-щающее изложение всей истории Китая.Приступая к работе, авторы понимали всю сложность постав­ленной перед ними задачи. Речь шла о Китае — стране истории, стране непрерывной культурной традиции, в том числе и тради­ции историописания. Начиная с глубокой древности, профессио­нально умелые и старательные чиновники фиксировали на гада­тельных костях, бронзовых сосудах, бамбуковых планках и шел­ковых свитках, а затем и на бумаге все то, что они видели и слышали, что происходило вокруг них и заслуживало упоминания.

3

Это поддерживавшееся государством летописание всегда являлось важной составной частью духовной жизни Китая. Первое и тита­ническое по характеру обобщение такой повседневной историо­графической работы принадлежит кисти великого китайского историка Сыма Цяня (выходца из семьи потомственных историо­графов) на рубеже вв. до н.э. Созданная им книга «Шицзи» («Исторические записки», или «Записки историка») — это ог­ромное по объему и глубокое по мысли сочинение, которое ста­ло своего рода образцом, дидактической моделью для истори­ческих исследований в Китае. В последующие два тысячелетия труд Сыма Цяня послужил основой для создания так называемых ди-настийных историй.Обычно каждая новая династия после своего утверждения на престоле создавала комиссию профессиональных историков, в задачу которых входило написание истории предшествующей династии. Всего таких историй традиционно насчитывается 24. Они составлялись высококвалифицированными специалистами, стре­мившимися достаточно объективно изложить исторические со­бытия предшествующей династии и подвести читателя к выво­дам, которые должны были подтвердить легитимность правящей династии. Естественно, что доказательство легитимности новой династии подчас требовало новой интерпретации и событий да­лекого прошлого. В этом случае члены этих комиссий (они все-таки были не просто историками, а чиновниками по ведомству истории!) препарировали в нужном духе исторический материал. Однако это «переписывание» истории происходило при строгом соблюдении накопленной веками конфуцианской этики и ди­дактики, нравоучительной заданности: история всегда должна была подтверждать, что небесную санкцию на управление Кита­ем (Поднебесная империя) может получить только тот, кто об­ладает наивысшей благодатью-добродетелью дэ. Именно облада­ние дэ и его потеря лежали в основе закономерности движения династийных циклов. Поэтому история, трактуемая в конфуци­анском духе, косвенно доказывала, что люди (прежде всего пра­вители) сами определяют судьбу страны и тем самым творят ис­торию. Небо в этом смысле было лишь регулирующе-контроли-рующей инстанцией.Многовековая работа историков всегда в Китае считалась очень важной и высоко ценилась. Канонические символы (в первую очередь конфуцианские) и исторические труды были главными предметами гуманитарного образования (а традиционный Китай другого образования и не знал), открывавшего дорогу к замеще­нию чиновничьих должностей, повышению социального статуса и росту политического престижа. История при этом воспринима-

4

лась как школа жизни, своего рода собрание поучительн^1х рас­сказов о деяниях правителей и исторических прецедентах. Апел­лирование к истории, к прецеденту, к примеру древних б^зло одним из наиболее весом^1х аргументов в политических спорах имперского Китая. В xix-xx вв. в обращении к истории, к древ­ности искали себе идейную опору реформаторы, да и революцио­неры обращались к тому же источнику.Современная китайская историография генетически восходит, что вполне естественно, к своей национальной историографи­ческой традиции. Крутой идеологический поворот, связанный с приходом к власти коммунистов и образованием КНР, не отме­нил важнейшей особенности китайской историографии — она продолжала оставаться официальным, государственным, партий­ным делом, важным идеологическим и политическим оружием в руках государственно-партийного руководства. Еще до завоева­ния власти в апреле 1945 г. VII расширенн^тй пленум ЦК КПК (шестого созыва) после серьезного обсуждения принял «Реше­ние по некоторым вопросам истории нашей партии», в котором давалась маоистская версия развития КПК и всего освободитель­ного движения китайского народа. Этот партийн^тй документ на многие годы определил развитие историографии нового Китая. На историческом переломе от утопического коммунизма Мао Цзэдуна к прагматической политике рыночного социализма Дэн Сяопина в июне 1981 г. VI пленум ЦК КПК (одиннадцатого со­зыва) принял «Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР», в котором во многом по-новому были осмыслены пути развития китайской революции. Вместе с тем начавшееся с конца 70-х гг. постепенное обновление всей духовной жизни страны сказалось и на современной китайской историографии — в научный оборот вводятся новые источники, складывается критический подход к исследованию некоторых исторических сюжетов, возникают плодотворные различия в трак­товке исторического процесса.Авторы с большим уважением и вниманием относятся к до­стижениям китайской историографии, стремясь в полной мере использовать их при написании данной книги. Однако при всем этом мы остаемся российскими историками, стремящимися с наших современных позиций понять и истолковать китайскую историю.Изложить в рамках одной книги многотысячелетнюю историю Китая всегда б^зло весьма трудн^1м и сложн^тм делом. И все-таки, несмотря на ограниченность книжной «территории», мы стреми­лись наполнить ее максимально возможным количеством факти­ческого материала. Цель была в том, чтобы читатель смог найти в

5

этой книге не схематический исторический очерк, но весомо и убедительно продемонстрировать характерные черты и особен­ности истории китайского общества и государства.Не менее (а может б^тть, и более) трудной и важной задачей было теоретическое истолкование огромного материала с общих авторского коллектива позиций. ^метим, что авторы книги — едином^тшленники в основн^1х методологических подходах к ис­следованию китайской истории при всех различиях в тематике их научной и педагогической деятельности. В течение многих лет м^1стремились избежать гнета официальной «пятичленной» форма-ционной концепции, отстаивали свое право рассматривать раз­витие китайского общества на определенном историческом этапе как «восточное», «азиатское», развивающееся по законам, весь­ма отличным от тех, которые управляли становлением европейс­кой цивилизации. Отсюда — большое внимание к описанию и анализу традиционных общественных институтов, специфике экономического строя.Для авторов этой книги духовные условия жизни человека и нормативные традиции, коими он в этой своей жизни ру­ководствуется, имеют первостепенное значение. Поэтому рели­гия, идеология, общественная мысль рассматриваются как не менее существенные факторы исторического развития, чем спо­собы обработки земли или формы землевладения и отношения собственности. В этой связи мы стремились уделить особое вни­мание проблемам культурного развития, без изучения которых, на наш взгляд, невозможно достаточно глубоко осветить исто­рический процесс. Так, изучение процессов и результатов «встре­чи» китайской цивилизации — после «откр^ттия» Китая — запад­ной культурой и проникновение в эту страну европейской «ма­шинной цивилизации» помогают понять особенности генезиса и развития китайского капитализма. Авторы стремились избежать упрощенных подходов в анализе этого взаимодействия и дать ре­альную картину сложного процесса цивилизационного взаимо­действия.Как нам представляется, большую роль в истолковании раз­вития традиционного Китая играет правильное освещение про­блемы династийных циклов. В этом контексте мы пытались во многом по-новому рассмотреть также и историческую роль мас­совых народных восстаний и выступлений, связанных с острыми социальными проблемами Китая. При исследовании взаимоот­ношений революционн^1х и реформистских тенденций обществен­ного развития авторы стремились отказаться от априорных оце­нок, желая показать реальное место этих тенденций в истории Китая. Учит^твая огромную роль утопической традиции, суще-

6

ственно повлиявшей на китайскую политическую культуру, в книге обращено внимание на проблему соотношения утопизма и прагматизма в общественной жизни страны. Крах «реального со­циализма» позволил более критично и более объективно пока­зать проанализировать и оценить взаимоотношение «китаи­зированного марксизма» и национализма, борьба между которы­ми в настоящее время обретает характер экономической и социальной конкуренции между континентальным Китаем (КНР) и Тайванем (Китайская республика). В этой связи развитие Тай­ваня впервые в нашей историографии рассматривается как ин­тегральная часть истории Китая во второй половине XX в.Надеемся, что внимательный читатель легко увидит глубокое уважение авторов к нашему великому соседу, его истории и куль­туре, стремление объективно и доброжелательно понять и истол­ковать китайскую историю и максимально убедительно донести до российского читателя это прочтение китайской истории.

* * *

Авторы глубоко признательны рецензентам А.Н. Григорьеву, Бокщанину, В.^ Корсуну — известн^тм историкам-китае­ведам и опытным преподавателям — за поддержку и ценные про­фессиональные замечания, которые мы постарались учесть.Мы благодарна: нашим коллегам К.М. Тертицкому и М.В. Кар­пову за помощь в подготовке данной книги к изданию, а также И.С. Спириной и Н.П. Чесноковой за внимательное отношение к рукописи нашей книги.

Глава IФОРМИРОВАНИЕ ОСНОВ ГОСУДАРСТВА И ОБЩЕСТВА В КИТАЕ

1. АРХЕОЛОГИЯ О ПРЕДЫСТОРИИ КИТАЯДостижения современной антропологии и археологии — вна­чале преимущественно западной, затем главным образом китай­ской — позволили вскрыть мощные пласты предыстории Китая. Имеются в виду не те историзованные легенды, коими нас^тще-ны многие древнекитайские источники, начиная с «Книги доку­ментов» («Шуцзин»), главы первого (наиболее раннего) слоя которой написаны преимущественно в начале эпохи Чжоу (ос­тальные чуть позже, а затем все они были отредактированы Кон­фуцием). Об этих легендах будет сказано несколько ниже. Под­линная предыстория начинается с так называемого синантропа, т.е. обнаруженной в районе Пекина разновидности человекообезья-н^1,или архантропа. Найденн^те на рубеже 20—30-х гг. нашего века в пещере Чжоукоудянь костные останки синантропа, и прежде всего его зубы, в частности лопаткообразные резцы, столь обыч­ные для монголоидов, позволили выдвинуть гипотезу, что чжоу-коудяньский синантроп, как и обнаруженные позже близ­кие к нему ланьтяньский и юаньмоуский архантропы, является прям^тм предком-предшественником китайцев. Гипотеза эта не беспочвенна, но сомнительна (хотя бы потому, что современная физическая антропология все больше склоняется в пользу точки зрения, что синантроп был тупиковой ветвью развития челове­кообразных и что, следовательно, в происхождении современ­ных сапиентных монголоидов существенную роль должны были сыграть иные предковые линии, возможно смешавшиеся с по­томками синантропа). Об этом, в частности, свидетельствуют некоторые явно западные черты и признаки нижнепалеолити­ческой культуры Динцунь, датируемой много позже эпохи си­нантропа — примерно 200—150 тыс. лет назад.Процесс сапиентации, как известно, протекал около 40 тыс. лет назад, и потому весьма трудно сказать, какую роль в нем с^тграл динцуньский человек, костн^1х останков которого не б^зло обнаружено (нашли только культурные вещные памятники), не говоря уже о синантропе. Да и протекал этот процесс на Ближ­нем Востоке, а не в Китае, куда сапиентные люди пришли, судя по находкам археологов, достаточно поздно. Для обеих групп

8

монголоидных неоантропов, т.е. людей сапиентного типа в Китае (череп из Люцзяна на юге и три черепа из Шандиндуна в Чжоу-коудяне на севере), характерна морфологическая нечеткость, а именно сочетание различн^хх расовых черт в разной пропорции — при заметном, однако, преобладании монголоидных.Учитывая все сказанное, заметим, что даже те признанные специалисты, такие, как К. Кун, например, которые считаются сторонниками аутентичного процесса генезиса монголоидов на территории Китая, вынуждены признать, что о чистоте линий не может идти речи и что в процессе мутаций, которые способ­ствовали трансформации досапиентного монголоида в сапиент-ный тип шандиндунца, б^хл «кто-то еще», кто «вмешался» в этот процесс со стороны, т.е. из числа сапиентных людей, при­бывших в Китай извне.Верхнепалеолитические культуры, характерные для ранних сапиентов, на территории Китая представлены слабо, как и куль­туры развитого мезолита, пришедшего на смену верхнему палео­литу 14—12 тысячелетий назад. Мезолитический микролит север­ных степей можно обнаружить на крайних северных рубежах со­временной территории Китая, а несколько отличный от него в культурном плане юго-восточноазиатский мезолит с его камен­ными орудиями типа чопперов (орудия из гальки) — на крайнем юге этой территории. Трудно, однако, сказать, какую роль тот и другой сыграли в процессе генезиса китайского неолита.Дело в том, что неолит — это не просто качественный этап в истории культур каменного века. Это великий исторический ру­беж для всего человечества, ибо именно в эпоху так называемой неолитической революции (X—VI тыс. до н.э.) произошел реша­ющий переход от свойственной палеолиту присваивающей эко­номики собирателей и охотников к производящему хозяйству земледельцев и скотоводов. В этом смысле земледельческий нео­лит является сложным комплексом взаимосвязанных нововведе­ний и изобретений, включающим в себя окультуривание злаков и иных растений, одомашнивание различных видов животных, а также переход к оседлому образу жизни, изобретение прядения и ткачества, строительство домов и иных сооружений, изготов­ление сосудов из керамики для хранения и приготовления пищи и т.д. и т.п. Результатами неолитической революции б^хли мощ­ный демографический взрыв, приведший к быстрому распрост­ранению неолитических земледельцев по ойкумене, а также по­явление избыточного продукта, позволяющего в случае нужды иметь запасы или содержать часть общества, не связанную с про­изводством пищи.

9

Как известно, следы неолитической революции в полном ее объеме и на протяжении ряда тысячелетий прослеживаются ар­хеологами — в пределах Старого Света — лишь в одном регионе, на Ближнем Востоке. Во всех остальных, тем более в отдаленных районах Старого Света, включая и Китай, неолит появился уже в более или менее сложившемся виде извне. Доказать это, как в случае с Китаем, подчас трудно. Но одно несомненно: неолити­ческой революции типа ближневосточной более нигде не обна­ружено, хотя в юго-восточноазиатском регионе прослеживается аналогичный процесс, но не в зерновом, а в клубнеплодном ва­рианте, что резко меняет дело (известно, что к урбанистичес­кой, т.е. городской, цивилизации такого рода неолит не привел, оказавшись в Юго-Восточной Азии на достаточно примитивном уровне).Если оставить в стороне проблему субнеолита, т.е. мезолити­ческих культур, знакомых с отдельными элементами неолита, то первые неолитические культуры появились на территории Китая (комплекс вариантов Яншао в бассейне Хуанхэ и отдельные куль­туры типа Хэмуду на юге) в виде неолита расписной керамики, который в те времена (V1—V тыс. до н.э.) б^1л уже хорошо извес­тен на Ближнем Востоке. И хотя китайские варианты серии нео­лита расписной керамики заметно отличались от ближневосточ­ных (основное зерно — чумиза, одомашненное животное — сви­нья восточно-азиатской породы, иные формы жилищ и некоторые другие важные различия), общим для всех них был неолитичес­кий комплекс как таковой, включая и едва ли не наиболее цен­ное в нем для исследователя — роспись на сосудах. Элементы росписи, стандартные и отражающие духовный мир и мифоло­гические представления неолитического земледельца, в главном и основном были общими и одинаковыми для всех, что явствен­но свидетельствует о единстве процесса генезиса и распростра­нения по ойкумене неолитического человека с его развитой ма­териальной и духовной культурой. Впрочем, кроме росписи со­судов об этом же единстве свидетельствует и стандартная в главных своих чертах практика захоронения покойников.Варианты яншаоского неолита бассейна Хуанхэ (Баньпо, Мяо-дигоу, Мацзяяо и др.) хорошо изучены и детально описаны ки­тайскими археологами. Жилища представляют собой в основном квадратные или круглые полуземлянки с жердево-земляным по­крытием, небольшим очагом и обращенным к югу входом. Ря­дом с жилищами — загоны для свиней, амбары для хранения пищи. Поселок состоял из нескольких домов, здесь же были рас­положены мастерские для изготовления каменных орудий, об­жига керамики и т.п. Одно из зданий об^гчно вьщелялось размерами

10

и видимо, было своего рода ритуально-культовым общинным центром, а также, возможно, и местожительством старейшины-первосвященника. Орудия труда из камня (топоры, ножи, тесла, долота, молотки, зернотерки, серпы, песты и т.п.) тщательно обрабатывались и шлифовались. Такие орудия, как шилья, иглы, крючки, наконечники, вкладыши, пилы, ножи, делались из ко­сти. Главным оружием был лук со стрелами. Из камня, кости и раковин изготовлялись и различные украшения. Разнообразной по типу, форме и назначению была керамика, лучшую часть ко­торой составляла расписная, с орнаментальным узором и рисун­ками, об^тчно нанесенными черной краской по красно-коричне­вому фону. Захоронения, как правило, располагались неподалеку от поселков, чаще всего с немалым погребальным инвентарем, преимущественно с ориентацией головы покойника на запад.Культура расписной керамики в форме чаще всего недолго­вечных (два-три века) поселений просуществовала в бассейне Хуанхэ до рубежа III—II тыс. до н.э., когда она б^зла достаточно резко замещена неолитической культурой черно-серой керамики типа Луншань. Луншаньско-луншаноидн^1й слой позднего нео­лита с изготовленной на гончарном круге керамикой — уже безо всякой росписи, хотя порой и очень хорошей, иногда с тончай­шими стенками, — возник на базе Яншао, но явно под влияни­ем извне. Влияние это видно в появлении гончарного круга (круг, как и колесо, не изобретались везде и случайно — это разовое кардинального характера изобретение, распространявшееся, как и металлургия, затем по ойкумене), ближневосточных по проис­хождению нов^1х сортов зерна (пшеница и др.) и пород скота (коза, овца, корова). Кое-что в этом варианте китайского неоли­та б^]ло весьма специфическим (скапулимантия, т.е. практика гадания на костях; сосуда: типа ли с тремя ножками в виде в^тме-ни), возможно, указ^твающим на развит^тй скотоводческий комп­лекс; впоследствии так и не прижившийся в земледельческом Китае. Хэнаньский и шэньсийский Луншань, Цицзя и Цинлянь-ган, Давэнькоу и Цюйцзялин — все это различные луншаноид-ные варианты, каждый со своей спецификой, со своими связя­ми. Но все они свидетельствуют о наступлении эпохи позднего неолита, а некоторые, как западная Цицзя (пров. Ганьсу), — и р знакомстве с изделиями из металла. Все новое в луншаноидном комплексе было, скорее всего, результатом культурной диффу­зии, спорадических импульсов извне, проявлявшихся в виде про­никновения в бассейн Хуанхэ различного рода мигрантов.Нововведения луншаноидного комплекса при всей их значи­мости не слишком сказались на образе жизни неолитических

11

земледельцев Китая. Как и прежде, жили они главным образом на высоких берегах речных долин в небольших поселках с жили­щами яншаоского типа. Занимались в основном мот^1жн^1м зем­леделием, уделяя некоторое внимание скотоводству, охоте, рыб­ной ловле и собирательству. Необходимые в хозяйстве изделия ремесла изготовлялись обычно самими крестьянами, хотя уже и возникало специализированное производство, прежде всего из­готовление керамики на гончарном круге. Одежда, питание и об­раз жизни людей были предельно простыми, а законы мотыжно­го переложного земледелия вынуждали крестьян время от време­ни (раз в несколько десятилетий) менять местожительство, осваивая новые земли и соответственно основывая новые посел­ки. Ситуация стала существенно иной лишь с переходом неоли­тических земледельцев к веку металла.Появление бронзы в древности обычно шло рука об руку с возникновением урбанистической цивилизации, т.е. со строитель­ством городских центров с их храмами и дворцами. В развитии передовых древних обществ это был принципиальный качествен­ный рубеж, знаменовавший формирование надобщинных (про-тогосударственных) политических образований. Как известно, очень важная для понимания процесса социальной эволюции проблема политогенеза до сих пор, во всяком случае в отечест­венной историографии, прояснена недостаточно. Однако совер­шенно очевидно, что для возникновения протогосударственных структур нужны были какие-то существенные предпосылки, важ­ные условия, оптимальное сочетание которых рождалось далеко не везде. Не случайно наука насчитывает лишь очень немного так называемых первичных очагов урбанистической цивилизации, причем и они, эти первичные очаги, обычно были как-то связа­ны между собой. Одним из таких очагов и б^]л бассейн Хуанхэ.Заметим, что нормативные принципы организации, свойствен­ные ранним восточным обществам, находившимся на уровне первобытности, но уже знакомым с комплексом развитого нео­лита, хорошо изучены современной антропологией. Специалис­тами доказано, что к числу этих принципов относится обязатель­ность эквивалентного (реципрокного) обмена-дара, включая об­мен материальн^1х ценностей на престиж, т.е. на подчеркнутое уважение коллектива по отношению к тем, кто способней других и чаще приносит им свою богатую добычу или щедро делится со всеми тем, что имеет. На этой основе эквивалентного взаимооб­мена складьшалась традиционная система патронажно-клиентных связей, в рамках которой получатели даров и потребители даро­ванной всем продукции оказывались в зависимости от тех, кто щедрой рукой дарил и давал остальным то, чем обладал.

12

Другим важным нормативным принципом, с особой силой проявившим себя именно в поселениях неолитических земле­дельцев, где каждое домохозяйство обычно принадлежало боль­шой семейно-клановой группе (отец-патриарх с его женами, младшими братьями и взрослыми сыновьями; жены и дети бра­тьев и сыновей; иногда также прибивавшиеся к группе одино­кие аутсайдеры), стала практика централизованной редистри-буции (перераспределения). Ее суть сводилась к тому, что глава группы имел право от имени коллектива распоряжаться всем его совокупным имуществом. Право редистрибуции помогало главе семейно-клановой группы с помощью щедрых раздач иму­щества группы повышать свой престиж, обзаводиться клиентами и благодаря этому претендовать на выборные должности ста­рейшины общины или его помощников. Именно эти два инсти­тута обязательный реципрокный взаимообмен и право реди-стрибуции — создали условия для возникновения усложненной структуры общества в виде земледельческой общины с ее вы­борным руководством.Земледельческая община стала фундаментом первичных про-тогосударств, появление которых было первым шагом в процес­се политогенеза. Первичные протогосударственные образования, формирование которых шло бок о бок со сложением урбанисти­ческой цивилизации, возникали отнюдь не везде и лишь при ус­ловии сочетания ряда благоприятствовавших этому обстоятельств. Обстоятельства, о которых идет речь, включают в себя климати-ческо-экологический оптимум для земледелия, необходимую де­мографическую насыщенность данного региона, прежде всего плодородной долины реки, а также высокий уровень производ­ственного потенциала, достигнутый лишь в позднем неолите и в эпоху бронзы. Все эти условия, объективно достаточные для ре­гулярного производства такого количества продуктов, прежде всего пищи, которое позволяет коллективу содержать необходи­мые для функционирования аппарата администрации и освобож­денные от обязательного физического труда по ведению земле­дельческого хозяйства слои (имеются в виду правитель с его род­ственниками, чиновники, жрецы, воины, обслуживающие их нужды ремесленники, слуги и рабы), уже существовали в бас­сейне Хуанхэ в середине II тыс. до н.э. Дворцовые комплексы, представленные, в частности, находками в Эрлитоу и Эрлигане, наглядно свидетельствуют именно об этом.Эрлитоу-эрлиганский комплекс культурных нововведений не ограничивается строениями дворцового типа. Более важной его ха­рактеристикой является бронза, причем не ранняя, но весьма

13

развитая — хорошо выделанные изделия, включая оружие и сосу­ды с богатым орнаментом. Заметных и явных следов ранней бронзы китайского происхожцения пока не обнаружено. Условно именно эрлитоу-эрлиганскую бронзу считают ранней, но она может счи­таться таковой лишь по сравнению с пришедшей ей на смену аньянской бронзой, т.е. зрелой, высококачественной, разнооб­разной и даже в^тчурной. Если же ставить вопрос о технологии и об искусстве бронзолитейного дела, то уже в Эрлитоу то и дру­гое соответствует весьма продвинутому уровню. И несмотря на очевидные особенности бронзолитейного дела, присущие имен­но китайской бронзе и отличающие ее от западных аналогов, проблема происхожцения металлургии бронзы в Китае остается загадкой. Во всяком случае на базе примитивных и, скорее всего, импортных металлических изделий западной луншаноидной куль­туры Цицзя за несколько веков, отделяющих Цицзя от Эрлитоу, столь развитая металлургия появиться просто не могла. Нужны были все те же ускоряющие развитие импульсы извне. О суще­ствовании такого рода импульсов убедительно свидетельствует аньянский этап развитого бронзового века в Китае, т.е. урбанис­тическая цивилизации Шан-Инь.В районе Аньяна, расположенного в средней части бассейна Хуанхэ, чуть к северу от реки (северный край совр. пров. Хэ-нань), археологи в конце 20-х гг. нашего века открыли городи­ще и могильники эпохи развитой бронзы. Раскопки позволили обнаружить огромный архив надписей на гадательных костях, расшифровка которых дала специалистам материал необычай­ной ценности и, в частности, позволила отождествить обнару­женное городище близ Аньяна (район дер. Сяотунь) с хорошо известным по древним письменным памятникам государством Шан-Инь.Тексты надписей, содержавшие имена шанских правителей, позволили заключить, что аньянский очаг урбанистической ци­вилизации просуществовал около двух-трех веков (XIII—XI вв. до н.э.) и являл собой заключительную фазу шанской истории, ко­торая по данным письменных памятников, прежде всего много­томного сочинения Сыма Цяня, незадолго до начала нашей эры написавшего свой огромный труд «Шицзи», просуществовала зна­чительно дольше. Не вполне ясно, можно ли считать эрлитоу-эрлиганский этап ранней фазой Шан; на этот счет существуют разные точки зрения. Но, фиксируя многие черты сходства сло­жившегося на луншаноидной неолитической основе эрлитоу-эрлиганского комплекса развитой бронзы с аньянским, отметим принципиальное различие между обеими фазами. Оно сводится

14

прежде всего к двум основным элементам — письменности (га­дательные надписи) и царским гробницам.Письмо в аньянском архиве предстает в виде гадательных над­писей со многими сотнями идеограмм-иероглифов и хорошо продуманным календарем с циклическими знаками. Раскопки же свыше десятка царских гробниц поразили специалистов нео­жиданными находками: рядом с царственным покойником и многими сотнями сопровождавших его на тот свет сподвижни­ков, жен и слуг были обнаружены великолепные изделия из бронзы, камня, кости и дерева (оружие, украшения, сосуды с высокохудожественным орнаментом и горельефными изображе­ниями) и, что самое важное, — великолепные боевые колес­ницы с тонкими и прочными колесами со множеством спиц, а также запряженные в эти колесницы боевые лошади. Ни колес­ниц, ни повозок, ни просто колес, за исключением гончарного круга, китайский неолит не знал. Не было в неолитическом Китае и одомашненной лошади, не говоря уже о том, что пригодные для колесниц породы лошадей вообще не водились и поныне не водятся в степях Сибири — они были выведены на Ближнем Востоке митаннийцами и хеттами, которые, к слову, изобрели и боевые колесницы, куда запрягались прирученные ими лоша­ди. Обнаруженные археологами в царских гробницах Аньяна ко­лесницы по своему типу являются копией хетто-митаннийских и вообще индоевропейских.Можно упомянуть также, что значительная часть бронзового оружия шанцев была снабжена украшениями в весьма специ­фическом, так называемом «зверином стиле» — с изображени­ем животных в позе стремительного рывка, широко распрост­раненном в зоне сибирских и евроазиатских степей. Сказанного вполне достаточно для обоснованного вывода о том, что ново­введения аньянской фазы шанской урбанистической цивилиза­ции не были результатом только автохтонного развития неоли­тических земледельческих племен луншаньско-луншаноидного круга и пришедших им на смену ранних протогосударственных структур эрлитоу-эрлиганского комплекса бронзового века. По меньшей мере частично элементы аньянского комплекса появи­лись в Китае откуда-то извне. Что касается колесниц и лошадей, то здесь все достаточно ясно. Вопрос лишь в том, как, каким образом индоевропейского типа боевые колесницы (не говоря уже о лошадях) появились в средней части бассейна Хуанхэ — если принять во внимание, что следов колесниц к востоку от Алтая (да и там, скорее, были телеги, чем колесницы) археоло­гами пока не обнаружено.

15

2. ПРОТОГОСУДАРСТВО ШАНКак уже упоминалось, для возникновения надобщинных по­литических структур (протогосударств) необходим был комплекс сопутствовавших этому условий нормативно-институционально­го и природно-производственного характера. При этом первич­ные протогосударственные образования обычно возникали од­новременно с элементами урбанистической цивилизации, т.е. в зонах, где складывались условия для развитого урбанизма. Одной из таких зон и был бассейн Хуанхэ, где сложилось протогосудар-ство Шан.Прежде чем приступить к характеристике шанского общества и его культуры, необходимо обратить внимание еще на некото­рые нормативные институты, выявленные в процессе изучения достижений современной антропологии. Первый из них — фено­мен власти-собственности. Суть его, тесно связанная с реци-прокным взаимообменом и централизованной редистрибуцией, сводится к праву верховного правителя надобщинного коллекти­ва распоряжаться всем его достоянием как бы от его имени и в его интересах. Это право основано не на собственности — соб­ственности как таковой общество, о котором идет речь, не зна­ет, — оно основано только на власти правителя. Высшая власть, нередко и осознанно сакрализованная (носитель ее приравнива­ется к божеству или сыну божества), именно в силу специфики позиции ее носителя, ставшего над коллективом, обретает права и прерогативы верховного собственника. Вначале власть порож­дает представление и понятие о собственности в ее наиболее по­нятном коллективу смысле — собственности всеобщей, коллек­тивной, расп