Анатолий Уткин - В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

А. И. УТКИН

В НАЧАЛЕ ВСЕХ НЕСЧАСТИЙ

(война на Тихом океане: 1904–1905)

Введение

Почти три столетия Россия заполняла колоссальный вакуум, образовавшийся в результате краха Монгольской империи. Отважные русские люди дошли в Евразии до граней геополитических возможностей. Первые русские — казаки Ермака — пересекли границу Европы и Азии в самом конце царствования царя Ивана Грозного. Перед ними лежала необозримая Сибирь, а за ней Дальний Восток и Великий океан. Движение на Восток было безудержным, оно было блистательно продолженное Дежневым и всеми теми, кто вышел к Тихому океану столетием с небольшим позже испанцев, увидевших Тихий океан в самом начале шестнадцатого века.

Русские неукротимо шли вперед, пересекая Берингов пролив, выйдя в современную Канаду, осваивая нынешние Орегон, Вашингтон и замедляя свой бег только в Северной Калифорнии. Расположенный чуть к северу от Сан — Франциско форт Росс — вот крайняя точка продвижения русских по периметру Великого океана. То был северный поток русского заселения. Южный же остановился на границах Китайской империи. Китай, по выражению Наполеона, «спал». Китайцы не хотели заселять холодные северные земли. Их заселили русские. Китай прятался в изоляции. Начиная с 1757 г. императорская власть Китая ограничила внешнюю торговлю южным Кантоном, но в следующем веке западные державы после т. н. «опиумных войн» открыли великую страну.

Итак, если Петр Великий обеспечил выход России к Балтийскому морю, Екатерина Великая пришла на берега Черного моря, но только при Александре Втором Россия начала обустраивать свой порт на Тихом океане. Это в значительной мере меняло геополитическое положение России в мире. Теперь Россия была полнокровным соседом двух величайших азиатских стран — Китая и Индии, теперь русские участвовали в эволюции огромного Тихоокеанского бассейна.

Назначенный генерал–губернатором Восточной Сибири Н. Муравьев был трезвым политиком и полагал, что единственным способом для России остаться в среде великих европейских держав является широкий выход к Тихому океану, интенсивное освоение «русской Калифорнии», активное обоснование российского населения на Дальнем Востоке. Это следовало сделать незамедлительно — пока главные европейские державы и Америка не опередили Россию. Петербургские дипломаты как всегда проявляли здоровую осторожность, но Муравьев взял на себя смелость не ограничивать себя бюрократическими препонами. Он создал забайкальское казачество, куда привлек потомков донских и запорожских казаков. Он наметил пути выхода к великому океану, заложил новые города.

Тяжелые времена Муравьеву пришлось пережить в ходе Крымской войны, когда, ввиду реальной западной угрозы пришлось укреплять побережье Сахалина и прочие обнаженные перед британскими и французскими эскадрами земли. Британская эскадра бомбардировала Петропавловск — Камчатский. Но надежды давал быстрый рост русского населения на Дальнем Востоке в XIX веке — от полутора миллионов человек в 1811 г. до 2,7 млн. в 1851 г. Воистину удивительным было это расширение территории страны на восток, где Россия всей мощью вышла к Тихому океану. Из всех европейских стран только Россия органически осваивала собственными силами великий континентальный путь к Тихому океану.

Стратеги в Петербурге боялись перенапряжения. Именно опасаясь за рыхлость владений, за уязвимость необозримых русских тихоокеанских границ, император Николай Первый в 1841 г. продает американцам Форт Росс, а его наследник Александр Второй — огромную Аляску. Пусть она попадет в руки дружественных американцев, но не станет мишенью продвигающейся в Канаде Британии. Той Британии, которая последовательно останавливала энергию России на Балканах и в Закавказье в первой половине XIX века, в Средней Азии — в 1860‑е года, и которая напряженно определяла линию российской экспансии на Дальнем Востоке начиная с конца XIX в.

Осваивая тихоокеанское побережье, Россия искала надежный, незамерзающий зимой порт. В свое время Уинстон Черчилль отмечал прискорбную особенность геополитического положения России, он сравнивал Россию с гигантом, у которого перехвачены ноздри — узкий выход в Черное и Балтийское моря, не дающие открытого выхода в мировой океан. Многие столетия целью российского правительства были поиски незамерзающего порта — ради гарантированного сообщения и торговли со всем миром. Значительный шаг в этих поисках был сделан 14 ноября 1860 г., когда китайское правительство в Пекине отказалось в пользу России от восточного побережья Маньчжурии — от реки Амур до границы Китая с Кореей. Россия получила нижнее течение Амура — более могучего, чем Дунай, и огромные территории (по площади большие, чем Франция плюс Испания) вплоть до границы с Кореей. Штаб–квартира Тихоокеанского флота России перешла вначале из Петропавловска — Камчатского в Николаевск–на Амуре; а затем, обследуя тихоокеанское побережье, генерал–губернатор дальневосточных земель Муравьев основал порт Владивосток — ставший главной военной базой Тихоокеанского флота России.

Гавань — Золотой Рог (намек на константинопольский Золотой Рог) — была очень удобной, хотя на суше мешали тигры. Но у главного «окна» России, выходящего на Великий океан — Владивостока был роковой недостаток: на три месяца в год этот порт замерзал, и вошедшие в этот порт корабли стояли припаянными ледовым стременем: северный ветер на три месяца закрывал гавань ледяным панцирем. Другим недостатком Владивостока было то, что он выходил не в океан непосредственно, а в Японское море, ввиду чего растущая островная держава Япония сетью островов фактически изолировала российский город–порт от открытых океанских просторов. Выход в Японское море и в Тихий океан зависел от благорасположения островного японского государства, способного контролировать к северу от Владивостока пролив Лаперуза (на него смотрел японский Хоккайдо), на востоке — пролив Цугару (между Хоккайдо и Хонсю), на юге — пролив Цусима (между Кореей и Японией).

Россия постоянно искала выхода из предопределенной природой изоляции. Некоторые поиски такого рода примечательны. Русские мореплаватели немедленно обратили внимание на стоящий посредине Цусимского пролива остров Цусима; в 1861 г. морская пехота России овладела этим островом. Насторожившиеся англичане немедленно послали в этот регион военную эскадру — шесть лет спустя после окончания Крымской войны Лондон снова выступил грозным оппонентом Петербурга на пути к незамерзающим морям. Под давлением ведущей державы Запада Россия была вынуждена уступить. Расположенная рядом Япония внимала уроку борьбы с стремящимися к южным морям русскими. Видя успех англичан, японцы начинают оспаривать принадлежность к России острова Сахалин, но силы молодого азиатского гиганта пока еще не доходили до русского уровня, и в 1875 г. японцы в конечном счете отказываются от посягательств на этот остров; они покидают южное его побережье.

И все же Владивосток быстро рос — корейские рабочие и китайские купцы встречали здесь бурный поток из европейской России. То было действительно впечатляющее «окно в открытый мир», это признавали все западные эксперты.[1] В тавернах подавали японские слуги — первый контакт двух великих держав. Это окно стало еще более широким и значимым с «открытием» в 1854 г. таинственной островной Японии, более двухсот лет прятавшейся в изоляции. Токио был открыт Путятиным вместе с коммодором Перри. В отличие от всех остальных азитских (и евразийских) стран, Япония бросилась имитировать Запад, она начала процесс активной вестернизации, «споря» в этом только с Россией.

В геополитическом плане вопросом вопросов на рубеже XIX и XX веков для России стало формирование ее роли в Азии, где растут русские города, где Россия обретает континентальное могущество. В 1880–1890‑х годах огромный по масштабам процесс охватил Дальний Восток. Население Сибири и Дальнего Востока выросло до 4,3 млн. человек в 1885 г. К 1897 г. население «восточной части» России достигло 6 млн. Русский флаг взвился над Сахалином и в устье Амура — над фортами Николаевск и Мариинск.

В Петербурге формируется «восточная» фракция, которая видела свое будущее в создании Великой Восточной империи, где ортодоксализм России превращался в «новый ориентализм», в новый центр мира. Уже Ф. М. Достоевский ощутил этот тектонических пропорций сдвиг: «С поворотом в Азию, с новым на нее взглядом нашим, у нас может явиться нечто вроде чего–то такого, что случилось с Европой, когда открыли Америку. Ибо воистину Азия для нас та же не открытая еще нами тогдашняя Америка. С стремлением в Азию у нас возродится подъем духа и сил… В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азию явимся господами. В Европе мы были татарами, а в Азии и мы европейцы. Миссия наша цивилизаторская в Азии подкупит наш дух и увлечет нас туда».[2]