Этьен Кассе - Исповедь меча, или Путь самурая

Этьен Кассе

Исповедь меча, или Путь самурая

ЯПОНСКОЕ, НО ПОЧТИ НЕ-САМУРАЙСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

С этой страной связано множество самых разных ассоциаций и довольно часто стереотипов и всевозможных клише. Вероятно, именно поэтому Япония предстает как земля загадочная и сказочная. Когда мне предложили отправиться в Японию, я не посмел отказаться.

Летели мы долго и счастливо — следуя за восходящим солнцем. Когда наш самолет начал снижаться, в Японии было утро и яркие лучи великого светила освещали блестящую гладь океана. Поверхность воды стремительно приближалась, и казалось, что еще несколько метров, — и наш «боинг» плюхнется прямо в мировые волны… Водная рябь от двигателей наводила панику на некоторых наиболее впечатлительных пассажиров.

И тут все почувствовали резкий толчок снизу и услышали звук соприкосновения резины шасси с асфальтом. Только после этого мы увидели землю, вернее, остров. Аэропорт располагался на искусственном острове, построенном на огромной горе… переработанного мусора.

Это был первый шок. Мое пребывание в стране-сказке началось. И именно здесь я понял: все то, что так или иначе навязывается нам массовой культурой (гейши, суши и даже самураи), все то, что у японистов вызывает приступ если не тошноты, то законного стенания, — неправда. В тайнах Японии, в тайнах самураев есть нечто большее, чем просто клишированная поверхностная оболочка.

На каждом шагу в этой стране мне довелось сталкиваться одновременно и с современностью типа скоростных поездов «Синкансен», и с небывалой древностью, что взрезает душу острым самурайским мечом.

Честно признаюсь, до своей поездки и серьезных занятий историей тех самых крушащих все и вся самураев у меня тоже сложилась вполне стереотипная картинка: обольстительные гейши играют яростным воинам на древних струнных инструментах, а те спешат с чайной церемонии домой и с обиженным видом совершают над собой харакири. Эти картины, возможно, карикатурны. Но беда карикатур как раз всегда и состоит в том, что они напоминают оригинал гораздо больше, чем нам хотелось бы признать. Так как провести тонкую грань между карикатурой на реальность и самой реальностью?

о самураях сказано:

«Самурай — в феодальной Японии, в широком смысле — светские феодалы, начиная от крупных владетельных князей (даймё) и кончая мелкими дворянами; в узком и наиболее часто употребляемом значении — военно-феодальное сословие мелких дворян. Хотя слова „самурай“ и „буси“ очень близки по значению, но все же „буси“ (воин) — это более широкое понятие, и оно не всегда относится к самураю. Так же как в некоторых определениях самурай — это японский рыцарь».

А в памятной записке для московского посла в Пекине Николая Сафария от 1675 года сказано:

«За китайским государством на востоце во окияне море от китайских рубежей верст с семьсот лежит остров зело велик, именем Иапония. И в том острове большее богатство, нежели в китайском государстве, обретается… И хотя обычай их и письмо тожде с китайским, однако же они люди свирепии суть и того ради многих езуитов казнили, которые для проповедования веры приезжали»[1].

Как провести тонкую грань?

Говорят, по следам Сацудзо кто-то идет…

В такие времена, как эти, когда войнам больше не нужны славные имена и ни к чему даже повод для начала, просека, оставляемая Сацудзо по всей земле, служит лучшим дорожным ориентиром. Просека та не очень широка, разве что пара шагов, но столь же ужасающа, как и то, что творит Сацудзо и что люди в почтительном трепете называют: «словно плугом прошел».

Если встретится тебе во время твоих странствий или бегства твоего такая просека, помни: у тебя всего лишь две возможности последовать по ней. Ступай туда, куда ведут свежие следы Сацудзо, и тогда тебя по праву назовут воином-самураем, и, возможно, в самом конце пути ты встретишь Сацудзо, и эта встреча будет для тебя последней, а просека Сацудзо потянется дальше, твоя же могила станет незаметной вехой на его пути. Но если ты отправишься к самому началу просеки, возможно, тебе удастся отыскать то место, о котором сам он уже давным-давно позабыл. Тогда тебе приведется увидеть сон, мечту, потому что в самом начале просеки Сацудзо скрывается чудесное сокровище, или Рай Самураев.

Так что у тебя есть право выбора, каким путем отравляться — путем начала или путем конца. Некоторые до тебя уже решались положиться на свою удачу и не вернулись.

У поселения, случайно лежавшего на пути Сацудзо, была только одна харчевня. Ее легко было распознать еще издалека. Деревянная табличка над дверьми заведения уныло покачивалась на ветру: олень, пронзенный копьем, выцвел от времени, и кровь, когда-то ярко и завлекающе сочащаяся из его ран, теперь превратилась в грязное пятно.

Хозяин харчевни досадливо взглянул на появившегося в дверях широкоплечего человека, подивившись про себя той цепи, что тащил за собой незнакомец. А потом этот «плуг» зацепился за дверной косяк, но хозяин успел-таки помешать Сацудзо снести замшелый фасад дома. Корчмарь освободил зацепившиеся железные зубья цепи и подал Сацудзо напиться, затем принес сыра и лепешек из недавно промолотого риса. Сацудзо расплатился странными на вид монетами, но были они из чистого серебра, и только это на самом деле имело значение. Сацудзо жадно пил и ел, поглядывал на свой «плуг», потом принялся чистить его. Ветки, комья земли и трава во множестве застряли меж зубьями и клинками «плуга». То-то Сацудзо чувствовал по дороге, как его оружие становится все более тяжелым.

Сегодня меж зубьев «плуга» застряли цветы из небольшого сада на самой окраине поселения и кусок пожелтевшего пергамента, на который Сацудзо долго смотрел, задумчиво сведя брови, ибо не знал он, сколько дней подряд носил его за собой.

— Эй, хозяин, ты умеешь читать?

— Довольно сносно для того, чтобы вести дела, господин.

— Вот и прочитай мне это.

— Со всем моим удовольствием, мой господин.

Корчмарь схватил в руки пергамент и поднес его к свету:

— Это указ сёгуна, мой господин. «Великие состязания воинов в Осаке! Шестнадцать человек борются не на жизнь, а на смерть за звание самурая и за золотой меч. Придите и победите! Придите и увидите!» Это праздничные состязания сёгуна, мой господин. Каждый год льется кровь. До начала состязаний осталось четыре дня. Хотите взглянуть?

— А я успею пешком за четыре дня добраться до Осаки?

— Уж точно, мой господин. Вы и в три дня доберетесь туда. Собрать вам провизии в дорогу?

— Нет. Лишь дорогу покажи.

— Просто следуйте по течению Зеленой реки, мой господин. Осаку вы тогда точно не минуете.

Сацудзо утер рукой рот, молча поднялся и двинулся к выходу. Пергамент и выцарапанный из «плуга» мусор он оставил корчмарю. Тот уже стоял у порога, внимательно следя за тем, чтобы «плуг» не разнес его заведение. Но на этот раз помощь не потребовалась: Сацудзо взвалил свое чудовищное ржавое орудие на плечо.

Корчмарь долго смотрел на глубокие царапины, оставленные в деревянном настиле клинками «плуга», но на этот раз и тени досады не мелькнуло на его лице. Он даже слегка улыбнулся краешком рта.

Ибо кто-то двинется по следам Сацудзо, и эти следы приведут его теперь в ту самую харчевню.

Глава первая

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ, ИЛИ ПЕРВЫЙ ВЗМАХ

МЕЧА

А начиналось все, собственно говоря, от… сохи. Даже самураи именно от нее. И поверьте, я вовсе не собираюсь просто шокировать вас ради красного словца!

Дело в том, что само слово «самурай» происходит от древнего глагола «самурау» или «сабурахи» и в японском «Словаре древнего языка» истолковывается следующим образом: «служить великому человеку, человеку высшего сословия» либо же «служить хозяину, защищать хозяина». Поразительно то, что для графического обозначения данного слова японцы воспользовались китайским иероглифом «дзи», который разбивается на две составные: «рэн» — человек и «си» — храм. Представляете, что получается по смыслу? Самурай = дзи = человек и храм одновременно. Это и в самом деле говорит о Служении[2].

Они и служили. Причем до начала правления клана Токугава самураем мог стать любой удачливый человек. Даже человек от сохи, то есть крестьянин.

Время то было непростое — VI–VII века н. э. В 645 году после победы в борьбе за власть двух кланов Сумэраги и Накатоми на престоле Японии оказался император Котоку (645–650), гордо именовавший себя «сыном Неба» (тэнно). Случилась «Великая перемена». Страна и в самом деле изменялась — у нее возникала регулярная армия, гарант безопасности и надежности, в которой оказалась приблизительно 1/3 мужского населения Японии в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Армия в действительности была нужна «сыну Неба», словно воздух. На северо-востоке страны шла почти вечная война с айнами или эдзо — потомками древнейшего населения Японских островов. Жизнь была опасной везде. В прибрежных японских водах уже несколько столетий промышляли пираты. В лесах и горах бесчинствовали разбойничьи банды. Вот и набирали специальные отряды из зажиточных крестьян, «ловких в стрельбе из лука и верховой езде». Мужчине-японцу буквально на роду был написан «путь лука и скакуна» («кюба-но мити»).