Александр Пыжиков - Грани русского раскола Страница 13

Вообще, характеризуя правительственную аналитику по расколу, надо выделить главное, что привнесла власть в его осмысление. Опираясь на работы А. Гакстгаузена и А. Будде-уса, российские чиновники заметно уточнили и расширили понимание русского раскола в качестве потенциальной силы, способной поколебать устои империи. Именно это позволило сформулировать и новый взгляд на антиправительственное движение в стране в целом. Его ближайшие перспективы, по мнению чиновничества, связаны не с развертыванием классовой борьбы по известным европейским сценариям, а с вовлечением в крамольные дела религиозной общности староверов. С другой стороны, открытие староверческого мира с его возможностями, осознанными, прежде всего, самими властями, вызвало волну небывалого энтузиазма в революционных кругах. Справедливости ради надо заметить, что тема раскола в этой среде прозвучала уже в кружке петрашевцев. Судя по имеющимся документам, ее поднял отставной подпоручик Р. Черносвитов. Среди участников кружка он был самым взрослым (в 1848 году ему тридцать девять), тогда как остальным – лет на восемь-двенадцать меньше. Будучи военным, Черносвитов проходил службу на Урале и в Сибири, поэтому его жизненный кругозор был гораздо шире, чем у единомышленников, редко покидавших пределы столицы. На встречах именно Р. Черносвитов рассказывал о своих обширных связях с раскольниками уральских заводов: мол, устроив волнения, на предприятиях можно в течение года организовать масштабное восстание против властей[150]. Правда, на следствии он отрицал свои знакомства со староверами – которые, кстати, очень интересовали полицию[151]. Так или иначе, это первое свидетельство осмысления раскола в качестве силы, способной поддержать усилия тех, кого не устраивает положение дел в стране.

А полномасштабное воплощение эта идея получила у известных не только на всю Россию, но и Европу русских революционеров А.И. Герцена, Н.П. Огарева и М.А. Бакунина. Они уже не просто обсуждали раскольничье движение, а рассчитывали на него, тесно связывая с ним предстоящую борьбу с самодержавием и свои собственные перспективы. Хотя еще совсем недавно они, не имея никакого понятия о расколе, считали народные массы крайне инертными. Например, Огарев в 1847 году высказывал разочарование отсутствием всякой социальной инициативы в народе[152]. Однако по мере знакомства и увлечения трудами А. Гакстгаузена и А. Буддеуса о русском расколе их энтузиазм рос как на дрожжах. Восприняв идеи немецких авторов, А. И. Герцен, находясь в Лондоне, активно приступил к сбору материалов по старообрядческой проблематике[153]. Особо хотелось бы отметить, что главным источником информации послужили для него различные документы, подготовленные все тем же российским МВД. Основная часть собранного Герценом материала вошла в интереснейшее издание, подготовленное его молодым соратником по эмиграции В.И. Кельсиевым, которому поручено было разобрать все бумаги. В результате в Лондоне на русском языке вышли четыре части «Сборника правительственных распоряжений по расколу»[154].

Эта публикация имела в то время огромное значение. Российскому обществу был представлен раскольничий мир, ранее известный в основном чиновникам Министерства внутренних дел. В первую часть сборника вошли семь публикаций по основным старообрядческим течениям: поповцам и беспоповцам. Особенный интерес представляет записка об истории и жизни Преображенского кладбища в первой половине XIX века; она посвящена функционированию там хозяйства, взглядам местных обитателей на приобретение и использование собственности. В документах МВД содержались факты о демократическом характере управления староверческими общинами, что, надо думать, приводило в восторг издателей этих записок. Во второй части – десять документов о малоизвестных публике сектах (странниках, хлыстах, скопцах); отметим записку о черниговских раскольниках, через посады которых осуществлялась связь с Белой Криницей – центром поповщинской иерархии. Третий выпуск представляет собой перепечатку капитального труда Н.И. Надеждина «Исследования о скопческой ереси» (СПб., 1845)[155]. Последняя, четвертая, часть состояла из шестнадцати документов, освещающих секту странников как наименее известную широкой аудитории. В этой секте оппозиционная общественность России усматривала наиболее радикальное выражение протеста против режима, потому и внимание ей уделено особое. Публикация этих правительственных материалов приоткрыла покров таинственности с одного из наиболее загадочных явлений русской действительности и позволила систематизировать знания о нем. Надо подчеркнуть, что «Сборники правительственных распоряжений по расколу» до настоящего времени остаются в научном обороте, и современные исследователи по-прежнему обращаются к ним за ценной информацией.

Познакомившись с документами МВД, свидетельствующими о мятежном духе раскола, лидеры русской эмиграции не замедли приступить к претворению этого идейного багажа в реальные дела. А.И. Герцен первым взялся объяснить староверию его историческую миссию. Начались интенсивные контакты с представителями раскола[156], во время которых Герцен выдвинул идею об учреждении в Лондоне старообрядческой церковной иерархии. Обсуждался выбор кандидата на новую епископскую кафедру; ему предлагалось дать имя Сильвестр, а по кафедре именовать его епископом Новгородским, в честь вольного Великого Новгорода. А.И. Герцен горячо настаивал на скорейшей реализации задуманного: ему хотелось торжественно открыть кафедру во время лондонской Всемирной выставки[157]. Тогда же из Лондона хлынул поток информационных материалов, предназначенных для старообрядцев. Помимо «Колокола», в течение 1862-1863 годов выходило издание, специально посвященное проблемам староверов, – «Общее вече». Как с гордостью подчеркивал А.И. Герцен, это первый опыт прямого агитационного обращения к народу, первая завязавшаяся переписка с раскольниками[158], которая, по мнению его соратников, «скоро примет исполинские размеры»[159]. Редактор газеты Н.П. Огарев стремился дать слово самим страдальцам и жалобщикам из народа, и на «Общее вече» приглашались старообрядцы независимо от согласий и толков. Все они призывались к Старообрядческому собору необходимого для обсуждения ситуации в России[160].

Обсудить, по убеждению газеты, требовалось многое. Например, покойного императора Николая I, «великого насильственных дел мастера», гонителя и преследователя староверия. Издатели восклицали:

«Нет, это не русский, не земский царь, каким народ себе его воображал, от которого ждал правды, это просто петербургский император, рожденный от немецких родителей... выписанных для наследия престола из-за моря»[161].

Царство этого немца с сенатом и синодом уподоблялось ядовитому дереву, сыплющему на русский народ свои отравленные плоды и истребляющему народное достоинство. Противостоять вражеской силе через подлинное единение – вот в чем виделась главная общая задача[162]. Для лучшего восприятия подобные призывы оснащались цитатами из религиозных писаний, широко распространенных в староверческой среде. Так, полиция выявила некое «Послание старца Кондратия», изготовленное в лондонской эмиграции. В нем доступным языком, на основе Священного Писания обосновывалась мысль об антихристе, под которым разумелся, естественно, Государь Император. Говорилось и об антихристовых слугах в лице правительства; утверждалось, что вследствие разделения людей на сословия происходит ущемление свободы и т.п.[163] Значительное количество такой литературы предполагалось доставлять на Нижегородскую ярмарку, куда съезжались старообрядцы со всей России, и более подходящего места для агитационных целей придумать действительно трудно[164].

Вся эта просветительская деятельность преследовала вполне конкретные цели. О них мы можем судить по письму Н.П. Огарева, направленному московскому купцу И.И. Шибаеву, который являлся представителем рогожских старообрядцев для контактов с заграничными друзьями, и перехваченному полицией. В письме изложена просьба сделать все возможное для сбора ополчения, состоящего из раскольников «как главных распорядителей всего ожидаемого движения»:

«Работайте только и работайте, собирайте себе приверженцев, где можете и сколько можете, особенно по уездам и губерниям; война только начинается... хорошо, если бы вы составили хоть какое-нибудь ополчение к Рождеству (1863 года. – А. П.)»[165].

Добавим, что адресат Н.П. Огарева никак не мог реализовать поступившие просьбы: в июле 1862 года купца-раскольника И.И. Шибаева арестовали и продержали в тюрьме около двух лет, после чего выдали на поруки его родному брату, также купцу поповщинского согласия[166].