Михаил Меньшиков - Из писем к ближним Страница 27

Россия потеряла свой флот, и потому кажется, что она не только тогда, во время войны, но и теперь нуждается в усилении флота в самой крайней степени. Каждый грош, который может быть притянут к этой цели, должен быть притянут. Но я думаю, не следует терять рассудка и тратить скудные гроши на сравнительно второстепенную нужду. На оставшиеся проценты от пожертвованного капитала, - пожертвованного не флоту, а России, - Россия может или заказать еще одну небольшую подводную лодку в 200 тонн, или выстроить сотню воздухоплавательных аппаратов. Спрашивается, что выгоднее в интересах государственной обороны? Подводный флот, конечно, необходим, но одна, притом небольшая, лодка не делает флота и ощутимой пользы не обещает. Между тем затрата тех же денег на военное воздухоплавание обещает великую вещь: возможность сдвинуть с мертвой точки этот государственный вопрос, который в самом зачатии своем угрожает нам отсталостью и поражениями.

Князь Лев Кочубей человек, по-видимому, необыкновенно добросовестный. Чувство долга и права он доводит до мучительного педантизма. "Ввиду специального назначения пожертвованных денег, говорит кн. Кочубей, я полагаю, что комитет не имеет ни нравственного, ни юридического права использовать их иначе, как на приобретение боевых судов". Ну да, кто же об этом спорит! Ведь плебисцит великого князя и имеет в виду успокоить педантов и изменить "специальное назначение" не иначе, как в его источнике - в воле самих жертвователей. Или, может быть, и сами жертвователи не вправе изменить теперь назначения своей жертвы? Раз выбрал направление, не меняй его, хотя бы оно било лбом в стену. Я полагаю, что нельзя переходить черту, отделяющую великое от смешного. Не метафизика, а здравый смысл должен решать государственные вопросы. Князю Кочубею нелишне припомнить, что с 1904 года произошли крайне резкие перемены в общих условиях нашей обороны, и что если бы жертвователи на усиление флота знали, как обернется дело, то, конечно, и пожертвования сложились бы совсем иначе. Хорошо было "усиливать" флот, когда налицо был флот, как хорошо топить печь, когда есть печь. Но если самая печь разрушена, - большой вопрос, найдутся ли жертвователи "на дрова". Усилить большую силу хотя бы небольшим придатком - имело большой смысл, - но усилить тем же придатком явное бессилие, это почти бессмысленно. Флот, как и армию, нельзя собирать на доброхотные даяния, - это нищенство - позор для страны и гибель ей. Флот и армию мы должны создавать путем налогов, а не пожертвований. Затем, разве жертвователи 1904 года знали, во что разовьется воздухоплавание в 1910 году? Тогда, шесть лет тому назад, авиатика переживала свои доисторические, так сказать, времена: она не выходила из области детских игрушек и надуваемых газом пузырей. Чего стоила тогдашняя аэронавтика, доказал блистательный поход генерала Кованько в Маньчжурию. Ведь всего лишь в последние два года, точнее в последний 1909 год совершился великий, долгожданный подвиг и человечество действительно овладело атмосферой. Ведь теперь - едва построили подходящий мотор - не только дорогие дирижабли, но очень дешевый аэроплан, стоимостью в хорошую лошадь, держится в воздухе более четырех часов! Уже и теперь такие авиаторы, как Генри Фарман, в состоянии перелетать пространства между европейскими столицами. Уже и теперь гр. Ламберт, как сокол, носится над башней Эйфеля в Париже, поднимаясь выше версты над землей. В течение одного лишь последнего года достигли того, что начинают летать, подобно чайкам, в бурную погоду, когда ветер достигает скорости курьерского поезда. Шесть крылатых людей в 1908 г. разрослись за один год в целое полчище авиаторов. "Цеппелины" держатся в воздухе уже 38 часов, - срок достаточный, чтобы перелететь материк. Сейчас у немцев имеются уже шестнадцать воздушных кораблей. По английским источникам, к концу этого года у немцев будет до 70 кораблей, способных не только наблюдать за расположением неприятельских армий и крепостей, но и метать в них разрывные снаряды. Не забудьте, что, благодаря, кажется, русским террористам, бомбы ужасного действия доведены до размеров яблока. Как вы думаете: если бы наши жертвователи на усиление флота знали, что в воздухе носится новое великое изобретение и что вот-вот оно войдет в жизнь - неужели они предложили бы деньги на водяной флот, столь у нас разрушенный и разрушимый сверху и снизу и с боков? Мне кажется, великий князь Александр Михайлович прекрасно сделал, решив узнать теперешние желания жертвователей. Если нельзя вернуть затраченных 20 миллионов на мелкие морские суда, то хоть остаток-то процентов этого капитала мог бы быть направлен на более современные средства обороны, наименее у нас оборудованные.

Кн. Кочубей говорит, что двухнедельного срока мало для того, чтобы жертвователи могли дать свой отзыв: обращение великого князя дойдет, видите ли, до Владивостока на 14-й день и столько же времени должен идти ответ. На это позволю себе сообщить князю Кочубею об одном удивительном изобретении, которое называется телеграфом. Напечатанное в Петербурге 12 января обращение великого князя может быть перепечатано во владивостокских газетах на другой день, и в тот же день владивостокские жертвователи могут сообщить великому князю свое решение. Стало быть, при добром желании, при живой отзывчивости вся операция плебисцита могла бы быть закончена в одни сутки срок по крайней мере в 30 раз более короткий, чем указывает кн. Кочубей. Двух же недель за глаза достаточно. Кн. Кочубей думает, что для решения столь пустого вопроса должны быть созваны вновь собрания войсковых и морских частей, учреждений, обществ, дворянских собраний, земств, городских управлений и пр. и пр., "на что нужно немало хлопот и времени". Да, если так взглянуть на дело - с точки зрения рутинно-канцелярской процедуры, то, пожалуй, и года будет мало на плебисцит. Но зачем же заводить тяжелую махинищу собраний, когда дело разрешается гораздо проще? Ведь все учреждения и собрания состоят из людей, из отдельных жертвователей. Почему же этим жертвователям не подать свои голоса прямо великому князю - письмом или телеграммой, а непременно нужно пустить эти голоса на обсуждение собраний, учреждений и т.п.? Господи, до чего мы мастера всякое простое дело делать сложным! Мы живем в век электричества, а движемся и шевелим мозгами в самом деле как черепахи.

Ревность кн. Кочубея в отношении интересов флота крайне симпатична, но почтенный князь, видимо, недостаточно ориентировался в положении дел. Воздухоплавание не только не чуждо современному флоту, но так же неотделимо от флота, как артиллерия, электротехника и водолазное дело. Летательные машины, пишет мне один сведущий моряк, - единственное орудие против подводных лодок: последние могут быть открыты в воде только с высоты. То же следует сказать относительно мин заграждения. Чайки потому и видят рыбу, что смотрят с высоты. А разве флоту не нужны, как армии, разведки, и разве все равно, открыть ли неприятельский флот за 10 миль, т.е. за полчаса до нападения, или за 50 миль? Без воздухоплавательных аппаратов современному флоту никак нельзя обойтись, и это великолепно понято немцами. Одну из своих воздухоплавательных станций они устроили в Вильгельмсгафене, т.е. на базе флота. Наши крейсеры, построенные на пожертвованные деньги, должны считаться недостроенными, пока на них не хватает аэропланов. Нет сомнения, и армия нуждается в воздухолетах, притом в неотложной степени. Но естественнее ждать, что воздухоплавание начнется сначала на флоте, как в военной части, - наиболее подготовленной вообще к искусству плавания. Стоит только поместить аэроплан на железной рубке парового катера и дать катеру ход, чтобы получилась первоначальная скорость, необходимая для взлета. Падение в воду безопаснее, нежели на твердую землю, особенно если снабдить аппарат легковесящими поплавками. Моряки вообще более знакомы с действием ветра; каждый корабль к тому де представляет из себя плавучую мастерскую, где аэроплан может быть легко исправлен. Вне вахты и морских учений у моряков достаточно времени, чтобы практиковаться и в воздухоплавании. Последнее должно быть введено в круг таких специальностей, как артиллерия, минное дело, штурманское, водолазное. Если теперь же купить, пишет мне моряк, несколько десятков аэропланов и к весне раздать их на суда и вместе с тем выписать от Voisina (в Париже) десять монтеров-указателей (они же учат летать), то с уверенностью можно сказать, что к осени же нынешнего года у нас будет несколько сот умеющих летать флотских офицеров и матросов. На спорные остатки процентов, о которых говорит обращение великого князя, может сразу создаться весьма внушительная школа воздухоплавания. А именно в школе этого великого искусства у нас теперь самый страшный недостаток.

Я лично всем сердцем одобряю мысль обратить спорные 900 тысяч на закладку воздушного флота. Это крайне необходимое, может быть, более необходимое, чем водяной флот, орудие обороны. Армаду дредноутов когда-то еще мы заведем! Всего вероятнее - никогда. Похоже на то, что нам придется встречать чужие армады, пока они не выйдут из употребления, - более подвижными оборонительными средствами, столь же дешевыми, сколько страшными. Как я докладывал читателю не раз, нам нужен сейчас не флот, а контрфлот, - нужны подводные, надводные и, наконец, воздушные миноносцы. Аэроплан - не только разведчик, но и носитель бомб: это новый враг дредноутов, враг, может быть, более опасный, чем все другие, взятые вместе. Если судьба в наши черные дни выдвигает небывалое в свете оружие, то как не спешить воспользоваться им? Как не спешить изо всех сил, чтобы хоть в этом деле не отстать от соседей? "Промедление времени смерти невозвратной подобно", - писал Петр. Как все гениальные умы, великий царь понимал мистическую цену времени!