Александр Шубин - Золотая осень Страница 32

Но после того, как решение состоялось, его озвучивал Брежнев, а по вопросам хозяйственного развития – также Косыгин. Нюансы позиций членов Политбюро оставались строжайшей тайной. Единство партии ставилось превыше всего.

Соратники Брежнева были людьми многоопытными. Мы запомнили их глубокими стариками. Но не будем забывать, что виной тому – длительность стабильности. Эта команда пришла к власти, когда им в большинстве было до шестидесяти лет. Далеко до дряхлости. Собственно, когда в середине 70–х гг. сначала Брежнев, а потом и остальные геронтократы стали дряхлеть – система стала неотвратимо приближаться к своему концу. Потому что перемена людей приближала преобразования, а серьезные преобразования в этой системе были необратимыми.

Сама жизнь удачно распределила обязанности на кремлевском ареопаге, и Брежневу предстояло лишь шлифовать совершенное строение. Суслов следил за тем, чтобы бурно развивающаяся советская культура своим потоком не размывала устоев системы.

Устинов был докой в области вооружений, Щелоков – в сыскном деле, Андропов обеспечивал руководство разведывательной информацией и отслеживал диссидентов, Громыко вел дипломатическую текучку, в которой «съел собаку», находясь на посту с 1957 года. Вопросы внешней политики, требовавшие стратегических решений, решались ведущими членами Политбюро коллективно.

Ритмичная работа центрального партийного аппарата обеспечивалась четко налаженным документооборотом. Ее обеспечивал Общим отделом ЦК, который возглавлял Константин Устинович Черненко. Этот будущий глава партии и государства был идеальным чиновником с типичной для брежневских соратников биографией. Он родился 24 сентября 1911 г. в деревне Большая Тесь в Енисейской губернии. С 1929 г. – на комсомольской и государственной работе. Карьера сначала развивалась почти идентично брежневской. Черненко участвовал в проведении коллективизации, служил на границе. В 1931 г. вступил в КПСС. В 1941 г., пройдя многочисленные ступени партийной лестницы, стал секретарем Красноярского обкома КПСС. На партийной работе Черненко пережил войну. Не хватал звезд с неба и после нее. В 1945 г. окончил высшую школу парторганизаторов при ЦК КПСС и стал секретарем Пензенского обкома.

В 1948–1956 гг. завотделом пропаганды и агитации ЦК КПСС Молдавии, где близко познакомился с Брежневым и стал одним из его ближайших помощников. В 1956 г. Брежнев переводит его в аппарат ЦК – завсектором Отдела пропаганды и агитации, в 1960 г. — начальником секретариата Президиума Верховного совета (когда «парламент» возглавлял Брежнев). В 1965 г., после победы Брежнева в борьбе за власть, возглавляет Общий отдел ЦК — главную канцелярию Брежнева. В 1966 г. стал кандидатом в ЦК КПСС, в 1971 г. — членом ЦК, в 1977 г. — кандидатом в члены Политбюро, в 1978 г. — членом Политбюро. Черненко стал символом партийного аппарата, а затем и его лидером.

«Причину его влияния, помимо многих лет совместной работы с Леонидом Ильичом, я вижу в том, что именно Черненко сделал больше всех для создания имиджа Брежнева, его образа как выдающегося незаменимого политика. Вокруг Константина Устиновича сложилась группа людей, которая ориентировала соответствующим образом средства массовой информации, идеологические структуры партии, партийные комитеты»[310], — считает Горбачев. Но было и более существенное обстоятельство. Черненко был мастером организации документооборота. Именно он обеспечивал ритмичное рассмотрение дел, разделение их на более и менее срочные. Его служба – общий отдел – была информационным центром партии, а Черненко – главным аппаратчиком страны.

Черненко, долгое время игравший роль тени Брежнева, тем не менее, иногда высказывал оригинальные идеи о роли воспитания, о недопустимости засилья партийных органов над хозяйственными, о необходимости большей гласности.

Управление хозяйством было возложено на «незаменимого» А. Косыгина, с которым у Брежнева были сложные отношения, периодически обострявшиеся из–за ведомственных разногласий хозяйственников с другими секторами бюрократии, которым покровительствовал Брежнев, отвечавший за окончательное согласование интересов.

Конфликты с Брежневым и косыгинская реформа 1965 г., заглохшая в первой половине 70–х гг. породили легенду о Косыгине как антиподе Брежнева. Согласно этой легенде Косыгин как человек более компетентный, должен был бы занять пост первого секретаря, а Брежнев, понимая это, его «ревновал». Согласно легенде о Косыгине, не исполнялись именно его «справедливые и разумные предложения» (при этом как правило без разъяснения, в чем их разумность в сравнении с предложениями оппонентов). Еще интереснее утверждение Р. Медведева о том, что «в аппарате Косыгина бюрократизм хотя и существовал, но не господствовал»[311]. Что «господствовало» в бюрократическом по сути аппарате Совета министров, остается загадкой.

Стиль работы Косыгина отличался неритмичностью, которая далеко не всегда объясняется внезапными сбоями в хозяйственном механизме. Косыгин то тратил свое время, чтобы лично заняться производством строительных перчаток (правда, преодолеть дефицит перчаток нового образца ему так и не удалось), то с раздражением снимал с обсуждения на правительстве вопрос о качестве песка как малозначительный[312].

Жесткий технократ, Косыгин конфликтовал не только с Брежневым, но и с руководителями сельского хозяйства (от Полянского до Горбачева), культуры, профсоюзов (в том числе с тем же Шелепиным). Другие ведомства раздражали его своей бессмысленностью, и он стремился сокращать бюрократический аппарат за их счет, а не за счет хозяйственных ведомств. Косыгин с радостью говорил: «Вот недавно мы ликвидировали Комитет по культурным связям с зарубежными странами. Кто–нибудь заметил? Никто. И я тоже не заметил»[313]. Разумеется – заметили лишь те, кто занимался укреплением культурных связей с зарубежными странами.

До 1978 г. хозяйственная бюрократия, группировавшаяся вокруг председателя Совета министров А. Косыгина, противостояла центральной партийной и военной бюрократии, имевшей приоритет в распределении ресурсов. После принятия конституции 1977 г. в Совете министров были усилены начала коллегиальности, что ослабило позиции Косыгина. По мере ослабления клана Косыгина в 1978–1980 гг. ведомственно–местнические противоречия проступали все более рельефно.

Косыгин со своим титаническим хозяйственным аппаратом сводил балансы хозяйства, давая общие ориентиры для экономики согласований, которая уже стихийно замазывала оставшиеся прорехи. Это была сложная работа, и Косыгин справлялся с ней в целом успешно. Важнейшую роль в сведении балансов советского хозяйства играли работавшие в тесной связи с Совмином Госплан (Н. Байбаков) и Госкомфин (В. Гарбузов).

Когда Косыгина все же пришлось в октябре 1980 г. отправить в отставку из–за тяжелой болезни (которая всего через два месяца сведет его в могилу), экономический механизм не рухнул, а продолжил в 1980–1982 гг. все также работать под руководством Тихонова, как в конце 70–х гг. – под руководством Косыгина. Оказалось, что Косыгин все же не является «незаменимым».

Косыгинская легенда – один из элементов идеологической модели, в соответствии с которой время от времени возникала возможность передать власть КПСС в пользу государственных структур. Шанс такой декоммунизации связывают то со Сталиным, то с Берия, то с Маленковым, то вот с Косыгиным[314]. Одновременное существование партийной и государственно–хозяйственной систем управления государственники видят «вредный параллелизм»[315]. Но вот мечта сбылась, КПСС разгромлена, и в 90–е гг. «вредный параллелизм» возродился: одни и те же вопросы согласуются аппаратом правительства, министерств и администрации президента, которая разместилась на Старой площади, унаследовав и помещения, и функциональную нишу ЦК. Бесконтрольность чиновников – верный путь к галопирующей коррупции и развалу работы. Партийный и иной административный контроль – это, разумеется, плохая замена демократическому контролю, но раз уж его нет, то наивно надеяться на эффективность работы чиновников только потому, что они «непартийные».

Однако, как и Сталин с Берией и Маленковым, Косыгин не оставил нам достоверных свидетельств своего стремления разрушить существовавшую в СССР систему партийно–государственного управления в пользу власти государственной и хозяйственной бюрократии, совсем освобожденной от контроля партийных структур. Реальность скромнее – в СССР всегда шло соперничество различных секторов бюрократии за увеличение своего влияния, и Косыгин тоже вел «позиционные бои» в пользу своих ведомств. Если бы он волею случая стал бы первым секретарем ЦК, то кому–то пришлось бы поручить текущее руководство хозяйством (эту роль сам Косыгин выполнял при Хрущеве), и первый секретарь Косыгин неизбежно стал бы вступать с ним в конфликты по текущим вопросам. Такова непреложная логика взаимодействия функциональных ниш.