Александр Говоров - Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года Страница 33

И продолжала наигрывать, а гость достал брелок с алмазом и попросил принять в залог.

- Деньги, знаете ли, очень нужны. Маркиза наконец подняла лицо от струн и взглянула на него исподлобья.

- Сударь мой, кто же поверит, что вы, хозяин Санктпетербурга, вы нуждаетесь в деньгах?

Девиер кинул матросскую шляпу с лентой на стол и без приглашенья уселся рядом на кушетку. До сих пор они изъяснялись по-французски, теперь он сказал ей по-русски:

- Твои бумаги подложны, девка, берегись! Маркиза отвернулась, черная волна ее волос рассыпалась по плечам. Она выслала Зизанью и отвечала по-французски:

- Вы невежливы, сударь. Мои документы удостоверены миссией его величества короля португальского. Скоро ожидается прибытие посла, и я тщусь надеждой быть представленной к российскому императорскому двору.

Девиер вскочил. И не закричал, нет, - сказал с той страшной выразительностью, которая - он знал по многолетнему опыту - при допросах действует сильнее всякого крика:

- Ты врешь! Ты не знаешь и единого слова по-португальски!

А она грустно этак улыбнулась, вновь принялась за гитару, взяла аккорд. Мелодия ударила Девиера прямо в сердце. Это же песня его детства! Ее играла на такой же гитаре нищая цыганка с Лоскутного причала, ее пели по вечерам девушка-рыбачки под аккомпанемент океанского прибоя: "Зачем, цветок, зачем, лилейнолепестковый, расцвел ты у дворца, у самых у ворот..."

И она наигрывала на чаровнице-гитаре и смотрела на Девиера снизу вверх, а в черных зрачках ее билось-пульсировало - что? Страх? Презрение? Насмешка?

Девиер взял со столика колоду карт гамбургской печати, где короли действительно были похожи на грабителей, а дамы на торговок, тасовал ее, рассматривал, чтобы дать себе время принять решение.

Прежде чем войти сюда в матросском обличье, он окружил дом своими клевретами. Они ждут только сигнала, чтобы ворваться и учинить то, что учиняется в подобных случаях.

Но неудачен сегодняшний день, отменно неудачен!

Как бывший юнга и как нынешний гроза санктпетербургских воров, Девиер был суеверен. Началось с краха бутурлинской затеи, кончится черт знает чем... Генерал-полицеймейстер медлил с сигналом, хотя каждая жилочка его сыщицкой души молила: сигнал!

А эта поддельная маркиза с глазами как пламень ада - есть такое, действительно португальское выражение: "о фейо негро да инферно" - черное пламя ада! Видывал женщин Девиер, видывал - поверьте... Не говоря о бедной толстухе Анне Даниловне, даже блондинка Елисавет со всем ее обаянием юности, - все они уступают этой неведомой жар-птице, на которую и глаз поднять невозможно!

Эй, ее бы сейчас в застеночек, на подвесочку, да пройтись хорошим кнутиком раз-другой... Да спросить с пристрастием: где ты, девица, хранишь деньжонки, похищенные твоими людьми у пугливого Красавчика? Или: а зачем ты, синьорита, крадешь философские камни, утеху ученых и царей?

Но нет, дыба не для ее изнеженного стана, и кожу ее не попортят кнутом. А ты, Антон Девиер, в давно минувшей категории времени - Тонио да Виейра, всамделишный матрос флота Соединенных Провинций, - что забыл свою былую ловкость, оцепенел как истукан?

Девиер наугад вытянул две карты. Это оказались шестерка бубен и шестерка треф - пустые хлопоты! Генерал-полицеймейстер шлепнул себя по губам, чтобы не рассмеяться, и кинул колоду на стол.

Закатное солнце глядело прямо в окна, слепя глаза. Шум подъезжавших экипажей слышался все чаще, в игорном Раю назревала очередная драка. А маркиза Лена все наигрывала, баюкала виденьями далекой страны:

- "Зачем, цветок, зачем, лилейнолепестковый, расцвел ты у дворца, у самых у ворот? Вот мчится принц, прекрасный и суровый, и конь его тебя копытами сомнет!"

- Здравия желаем, ваша высококняжеская светлость! - вдруг не своим голосом закричал Весельчак у подъезда. Маркиза одним махом сорвалась с кушетки - к окну.

- Светлейший князь!

- Не может быть! - встрепенулся Девиер. - Дюк Кушимен? Этого еще не хватало, после всего, что произошло утром! И откуда он мог здесь появиться? Час только назад городские посты сообщали: в пределах Санктпетербурга Кушимена нет; может быть, отправился к себе в Ораниенбаум?

Отстранив маркизу от окна, запах ее невероятных духов ударил в голову, - выглянул сам. Да, на крыльце стоял о чем-то расспрашивая Весельчака, именно он - светлейший князь, огромный, с непокрытой седеющей головой, дюк Кушимен! Девиер кинулся к двери.

- Не туда! - Маркиза схватила его за рукав. - Там он вас встретит!

- Куда же?

- Сюда!

С обитого железом сундука-скрыни маркиза сбросила ворох платьев и подняла крышку. Там было просторно, пахло табаком от моли, лежало мягкое тряпье. Что же делать?

Девиер забрался в скрыню, усмехаясь, ежели веровал бы в бога, перекрестился бы. Железная крышка захлопнулась, наступила тьма. Слышался гомон игроков, отдаленный звон клавесина и смех маркизы Кастеллафранка да Сервейра. На минутку умолкнет этот смех, словно подушкою закрытый, и опять она хохочет, не может удержаться.

7

Светлейший мерил шагами тесную горенку маркизы. Подходил к окну, щурился на закатное солнце, опять вышагивал к противоположной стене, где красовалась огромная китайская ваза. Меншиков щелкал ногтем по звонкому фарфору, разглядывая синих узкоглазых мандаринов и продавцов воды с коромыслами. Вазу эту ему удалось заполучить с китайского посла, он частенько прикидывал, сколько она может стоить - пять тысяч, десять?

- Сядь, Софья, сядь, говорил он маркизе, порывавшейся что-то приготовить, чем-то угостить, и называл ее просто Софьей. - Сядь! усаживал он ее, а сам продолжал ходить. - Мерзавцы! - грозил он кому-то.

Антихристова шваль! Арестовать - и кого? Я сперва не оценил ситуации, думал, Ваньки Бутурлина шутка в духе всепьянейшего собора. Потом господь меня надоумил, я, не въезжая в город, завернул к себе на мызу в Стрельну. Представляешь? Мои же рабы, ожидая, очевидно, что меня ухлопают либо в Курляндии, либо по дороге домой, уже мебель всю из имения растащили! Ты представляешь?

Сядь, Софьюшка, - снова уговаривал он ее, потом согласился - чашечку кофе по-турецки. И продолжал бушевать. - Да ведь не я ли, - стучал он себя в грудь, - не я ли облагодетельствовал их всех? Взять того же Бутурлина! При его природной глупости царь Петр десять раз собирался его выгнать. А мой-то Волков, Волков, секретарь? Я же его генерал-майором сделал. Думаешь, он не знал, что меня собираются арестовать?

Зизанья внесла подносик с крохотной чашечкой дымящегося напитка. Маркиза расставила сласти и печенья, зажгла курительную свечку с ароматом.

- Хорошо мне у тебя, Софьюшка, - сказал Меншиков, присаживаясь и берясь за кофе. - Словно у дочери родной... И твоя чернокожая мне приятна! - Он потрепал курчавые волосы ефиопки. - А кстати, так тебя никто и не опознал в Санктпетербурге? Не было никаких встреч, разговоров? Смотри, Софья, тотчас же мне докладывай!

Маркиза сидела на скрыне, так и прыскала смехом, ударяя по крышке скрыни ладонью.

- Кто там так кричит? - спросил светлейший, допив кофе. Подошел к арке и стал смотреть из-за портьеры в игорный Рай, где картежные страсти достигли апогея. - Это тот усатый так сильно кричит? Да это кто же? Это же сын господаря, князя Кантемира! Чего же он так кричит - проигрался?

Ментиков подошел к сидящей на сундуке маркизе, поправил ей локон.

- Покойный Петр Алексеевич не переносил карточной игры, и мы, его птенцы, не знали отравы сей. Походы были у нас непрестанные, марши. Даже в мирное время - то раскол искореняли, то подать собирали. Теперь от всяких дел пустота, в баталионах только и ждут, когда распущу я войско. Все тотчас, как тараканы, разбегутся в свои поместья.

Зизанья с поклоном поднесла ему зелена винца. Уж очень ефиопка любила сего властителя, который столь ласково с нею обращался. Светлейший выпил, закусил чесночком, погрозил кому-то за окно.

- А каково распускать ту армию, коли недругов хоть отбавляй? В Варшаве, доносил наш резидент, когда царь Петр умер, три дня подряд шло гулянье, все паны друг друга как на пасху поздравляли. Намеднись был я в Курляндии, узнал, что на траверс Ревеля вышел флот соединенный трех держав. Чего им там нужно? Десантировать, что ли, нас собирается? Дудки - могуча новая Россия!

Он снова подошел к арке, приподнял портьеру, потому что в карточном Раю страсти продолжали кипеть.

- А это кто такой, среди преображенцев, носатый и в хитромудром парике? Да вон тот, в черном атласном кафтане, его я что-то не знаю. Цесарец, хм? Академикус? Граф? Велика персона? И он у тебя бывает? А что он говорит? Алхимик он? Кстати, что у вас тут за философский камень объявился, об этом говорит вся Рига...

Маркиза еле успевала отвечать на его вопросы. Тут от Меншикова не укрылось, что у ней на устах скользит какая-то, по его мнению, двусмысленная улыбка.

- Ну, сказывай. Кто тут у тебя без меня бывал? Что? Старый князь Репнин? Ну этот из ума выжил. Его внук? Молокосос безудальный. А генерал-полицеймейстер Девиер у тебя не бывал? Вот кого опасайся, это прохиндей первой руки, вот кто проведет и выведет.