Сесили Вероника Веджвуд - Тридцатилетняя война Страница 34

Пребывая зимой в Гааге, Фридрих и его супруга строили новые планы продолжения борьбы. Могли, например, объединиться, окружить и порушить империю Габсбургов Бетлен Габор, турки, король Дании, курфюрсты Саксонии и Бранденбурга[378]. Но они строили замки на песке, у них для этого не было ни средств, ни воли. «Конечно, в Пфальце могут набрать войска, — говорили тогда с издевкой, — если король Дании снабдит их маринованной селедкой, голландцы пришлют десять тысяч коробок сливочного масла, а англичане — сто тысяч послов»[379].

Силы Фридриха иссякли, и Фердинанду не надо было больше ждать. Подошло время исполнить обещание, данное Максимилиану.

4

Согласно конституционному положению император не имел права созывать рейхстаг по собственной воле. Поэтому курфюрст Майнца без особой охоты организовал общее собрание или Deputationstag, имперскую депутацию, съезд имперских депутатов, который Фердинанд и открыл в Регенсбурге 10 января 1623 года[380]. В нем участвовали персонально или через своих представителей курфюрсты Майнца, Трира, Кёльна, Саксонии, Бранденбурга, герцоги Брауншвейг-Вольфенбюттеля, Померании и Баварии, ландграф Гессен-Дармштадтский, епископы Зальцбурга и Вюрцбурга. В общем, мероприятие получилось далеко не полноформатное и не отличавшееся единодушием и энтузиазмом,

Фердинанд немало времени потратил на то, чтобы подготовить ведущих князей к решению о передаче курфюршества от Фридриха к Максимилиану. Кроме курфюрста Кёльна, брата Максимилиана, против этого были настроены практически все главные германские князья. Возражения курфюрстов Майнца и Трира основывались на конституции. Курфюрсты Саксонии и Бранденбурга руководствовались еще и религиозными резонами, опасались усиления как императорской власти, так и давления на почве веры. В прошлом году Фердинанд не сдержал свое слово, данное Иоганну Георгу Саксонскому, и запретил лютеранство в Богемии[381]. Все попытки курфюрста защитить протестантов провалились. К его протестам от имени чешских лютеран и призывам соблюдать конституцию в отношении Фридриха император отнесся более чем прохладно[382]. Иоганн Георг начал понимать, что он, пытаясь уберечь императора от нападок за попрание конституционных норм, навлек на Германию опасность подвергнуться куда более серьезному антиконституционному насилию. Осознавая свою беспомощность, курфюрст метался из стороны в сторону, и Фердинанд решил: если он не может рассчитывать на поддержку Иоганна Георга, то ему не следует остерегаться и его враждебности.

Положение курфюрста Бранденбургского было в равной мере сложным и противоречивым. Его жена приходилась Фридриху старшей сестрой, и она побудила супруга приютить мать и младшего брата, который к тому же был женат на принцессе Бранденбургской, что еще сильнее связывало два семейства взаимными обязательствами. Гонения в Богемии настроили курфюрста Бранденбурга против императора. Но ему не хватало ни ума, ни решительности; на его землях создавала проблемы значительная лютеранская партия, оппозиционная его собственным кальвинистским убеждениям, и у него были все основания для того, чтобы стремиться к сохранению мира. Мало того, польский король, зять Фердинанда, сделал своевременный и многозначительный жест — уступил Бранденбургу спорную провинцию Пруссию в качестве феода польской короны[383]. Это была неприкрытая взятка, и курфюрст, беря ее, брал и обязательства перед династией Габсбургов. Но если бы он и захотел отказаться, то у него не было армии, которая соответствовала бы своему названию, а собрание сословий не дало бы денег на ее формирование. Курфюрсту оставалось только следовать в кильватере Саксонии и не принимать поспешных решений.

Поскольку обоих курфюрстов-протестантов больше всего беспокоила собственная безопасность, Фердинанд мог без опаски осуществлять свой антиконституционный замысел. И никто в Германии не мог ему помешать.

Иначе дела обстояли в Европе. Испанцы не хотели, чтобы курфюршество перешло к Максимилиану. Эрцгерцогиня Изабелла с одобрения Мадрида предложила свою схему: Фридрих должен отречься от престола в пользу старшего сына, семилетнего мальчика, которого надо увезти в Вену, воспитывать в семье императора и затем женить на одной из его дочерей. Этот план, позволявший соблюсти имперскую конституцию, так как отречение под давлением разрешалось, когда свержение было незаконно, поддержали и Филипп IV, и Яков I, и даже Иоганн Георг Саксонский. Никого не волновало то, что Фридрих не отречется от власти, не отпустит сына и будет настаивать на возмещении ущерба, причиненного чешским протестантам[384].

Однако не сидел сложа руки и Максимилиан. Завоевание Пфальца дало ему возможность доказать, что он не меньше Фердинанда борется за интересы церкви. Герцог начал энергично обращать жителей в католическую веру. Как только войска Тилли окончательно осели в Пфальце, на голодный и страдающий от эпидемии чумы народ обрушились миссионеры, появились указы, запрещающие эмиграцию.

В Гейдельберге закрылись протестантские храмы, университет был распущен, а превосходную библиотеку погрузили на повозки и отправили через Альпы в Рим в качестве благодарственного подношения Максимилиана Ватикану[385].

Подкупать папу не было необходимости. Осуществление замысла эрцгерцогини привело бы к усилению могущества Габсбургов, чего итальянский владыка никак не мог допустить. Король Англии поддержал план, у французского короля не было сил для того, чтобы воспротивиться, а Испания, по всей видимости, и так отвоюет голландские Нидерланды и восстановит потери. Если уж не давать Габсбургам становиться властелинами мира, то надо использовать Максимилиана в качестве противовеса Австрии в самой империи и Испании — в Европе.

Все это время Фердинанд пребывал в некотором смятении. Папа требовал, чтобы он письменно обещал передать курфюршество Максимилиану[386]. Испанский король навязывал ему английский план, конституционалист курфюрст Майнца предупреждал, что Саксонии не понравится, если он исполнит желание Максимилиана[387]. Действительно, в Европе к императору относились с презрительной жалостью, и результат переговоров в Регенсбурге в основном зависел от позиции Испании и Баварии. Это устраивало Фердинанда: он всегда мог предстать жертвой обстоятельств. Если он добьется передачи курфюршества Максимилиану, то усилит свою императорскую власть, если же его постигнет неудача, то он снимет с себя всякую ответственность и, не выиграв, ничего и не потеряет.

Фердинанд не пошел навстречу пожеланиям испанцев. Безусловно, он, подобно предшественникам, должен служить интересам династии, но по-своему: для Германии, для империи, а не для Испании. И спасение династии он видел не в завоевании голландских Нидерландов, а в реформировании империи. Если возродится могущество империи, то никакая нация и никакая правящая династия не смогут противостоять Габсбургам. Он настроился на то, чтобы повременить с исполнением запросов Испании, не ради удовлетворения Баварии, а для того, чтобы реализовать более весомые, хотя и отдаленные династические амбиции.

Немногие из князей, собравшихся в Регенсбурге в январе 1623 года, могли поддержать предложение Фердинанда. Курфюрсты Саксонии и Бранденбурга вообще не направили своих полномочных представителей, чтобы принятые на собрании решения не стали для них обязательными. И вообще, зачем нужны были все эти упражнения в конституционных софизмах, когда единственная в Германии вооруженная сила принадлежала герцогу Баварскому и находилась в распоряжении императора! Какое бы решение ни принял император, законное или противозаконное, князьям пришлось бы с ним согласиться.

Съезд в Регенсбурге длился шесть недель. Князья и испанский посол приводили самые разные доводы против передачи курфюршества. Заявлялись и права четверых сыновей Фридриха, и младшего брата Фридриха, и князя Нойбурга, католика, находившегося в более близком родстве с мятежником, нежели Максимилиан Баварский. Но Максимилиан и Фердинанд твердо стояли на своем. Собрание, презирая Максимилиана, явно жалело Фердинанда.

Герцог подыгрывал императору. Личные амбиции возобладали. Его старый отец, уже тридцать лет находившийся не удел, пытался образумить сына. Но Максимилиан, сам уже давно не мальчик, и слушать не захотел «голос из прошлого века»[388].

Фердинанд согласился лишь на одну уступку. Курфюршество жаловалось пожизненно, то есть оставалась возможность возвратить его детям Фридриха после смерти Максимилиана. Герцог был уже довольно стар, а его супруга миновала детородный возраст[389]. 23 февраля 1623 года Фридриха низложили, а через два дня Максимилиан получил все его титулы[390]. Во время инвеституры зал был почти пуст, не присутствовали представители Саксонии и Бранденбурга, не пришел испанский посол. Вел церемонию курфюрст Майнца, его лицо выражало растерянность, и он все время почесывал голову, словно раздумывая. В ответной речи Максимилиана не было ни блеска, ни уверенности[391], будто он в последний момент сам стал сомневаться в правильности своих действий. Он получил то, что хотел, но в ущерб тем самым свободам, благодаря которым держался у власти. Кто знает, может быть, завтра его постигнет такая же участь, какая выпала на долю Фридриха. Он дал в руки Фердинанда оружие, которым тот не преминет воспользоваться. Придет время, и он будет сожалеть о том, что принес в жертву амбициям конституцию Германии и открыл дорогу насилию. Человек, меньше всего желавший усиления императорской власти, сам же и надругался над конституцией, которую должен был защищать.