Александр Бушков - Неизвестная война. Тайная история США Страница 41

Адвокаты-северяне пытались представить «капитана» невменяемым, но он сам запротестовал против этого. И отказался от предложений бежать: то ли хотел разыграть роль мученика до конца, то ли, видя столь бесславное крушение своих планов, впал в совершенную прострацию. Вероятнее всего, и то и другое. Как бы там ни было, роль мученика пришлась Брауну определенно по вкусу: он успел произнести несколько красивых речей, а напоследок честил последними словами священников, решивших его исповедовать – неправильные они, язычники какие-то, он сам знает лучше, что Богу угодно…

Брауна повесили…

Никак нельзя списать все это на «южную реакционность» – в любом штате, хоть южном, хоть северном, подобные выходки для Брауна закончились бы петлей. Арсенал к тому же был не частной южной лавочкой, а федеральной собственностью, военным объектом армии США.

Гарриет Табмен, частенько впадавшая в транс и уверявшая, что ее посещают видения и вещие сны, «придавала особое значение одному из них, который приснился ей как раз перед встречей с капитаном Брауном в Канаде. Ей снилось, что она очутилась в каком-то диком месте, где повсюду были скалы и заросли, и вдруг увидела там змею, голова которой выглядывала из-за камней. Змея выше поднялась над камнями, и ее голова превратилась в голову старика с длинной седой бородой. Эта голова, рассказывала Табмен, „так на меня смотрела, ну вот прямо сейчас что-нибудь скажет“. Но тут рядом с первой головой появились еще две головы помоложе. Пока Гарриет стояла и думала, что они хотят от нее, к головам подбежала большая толпа людей, которые срубили сначала головы помоложе, а затем и голову старика… Гарриет вновь и вновь видела этот сон, но не могла понять его значения, пока не встретилась с капитаном Брауном и не узнала в нем того самого старика, которого она видела во сне» (53).

Два сына Брауна были убиты при осаде правительственными войсками арсенала…

Выступление Джона Брауна носит все характерные признаки современного террористического акта: по идеологическим соображениям группа вооруженных людей захватила военный объект и взяла заложников, рассчитывая добиться своих целей применением силы. Это был первый теракт на территории США – а возможно, и на всем континенте.

Брауна усиленно пытались представить безумцем обе стороны – и северные адвокаты, и некоторые южане, не хотевшие видеть всей серьезности проблемы. Однако губернатор Виргинии Уайз, наверняка относившийся к Брауну без всякой симпатии, сказал, выступая в Ричмонде:

«Это был человек с ясной головой, отважный, сильный духом, фанатик, полный самомнения, но твердый в своих убеждениях, честный и умный».

Российский посланник Стекль докладывал в Петербург: «Во всяком случае, очень сомнительно, что этот взрыв был актом нескольких отдельных лиц, толкаемых фанатизмом и тем беспокойным умом, который так характерен для американцев… Несколько писем, найденных у Брауна, заставляют подозревать о существовании связей у него с аболиционистами Севера и даже с некоторыми сенаторами их партии. Газеты Юга обвиняют этих последних в том, что они были главными инициаторами попытки восстания, предпринятой в Харперс-Ферри, и утверждают, что эта попытка была связана с разветвленной организацией аболиционистов Севера».

Южные газеты писали чистую правду, и Стекль, плохо информированный, даже преуменьшил улики. Браун, отправляясь брать арсенал, оставил на ферме целый чемодан бумаг, которые были сразу обнаружены: карты, планы, текст принятой в Канаде конституции, обширная переписка с единомышленниками в Канаде и на Севере… Все это тут же попало в газеты – и масса людей, чьи имена были там упомянуты, пустилась в бега. Первым до Канады добежал Фредерик Дуглас, и ему тут же составили компанию еще несколько видных аболов. Куча богатых благотворителей, жертвовавших на негров, принялась печатно отмежевываться от Брауна… Словом, переполох был жуткий, и аболы натерпелись страху. Юная республиканская партия прямо-таки билась в истерике, уверяя, что она тут ни при чем и всегда горой стояла за конституционные методы решения проблемы. Авраам Линкольн тоже поспешил отмежеваться от «безумного» выступления Брауна.

События в Харперс-Ферри буквально раскололи страну, в чем не сомневаются исследователи самой различной политической ориентации, и приблизили Гражданскую войну. Южане, обоснованно заявившие, что столкнулись не с шальной выходкой безумца, а с серьезным, хорошо спланированным заговором, начали поголовно вооружать все белое мужское население. Недоверие к Северу зашкалило за критическую черту: кто мог дать гарантию что это последний заговор?

А северяне теперь имели своего мученика. Один из видных аболов, Хоу, едва отдышавшись после бегства в Канаду, стал, не особенно и понижая голос, цинично говаривать: мертвый Браун принесет движению больше пользы, чем живой…

Неграм на Юге вся эта свистопляска принесла один вред: в южных штатах принялись «закручивать гайки». Точно также в свое время и «восстание» Ната Тернера ухудшило положение негров не только на Юге, но и на Севере (где штат Пенсильвания в 1837 г. лишил свободных негров избирательных прав).

Раскол по поводу «дела Брауна» произошел и во всем остальном мире. Всякий, кто считал себя хоть чуточку «прогрессивным», гневно осуждал «убийство героя южными варварами» – а революционеры всех оттенков, мастей и калибров буквально заходились в истерике, на все лады воспевая «мученика». Реально причиненное Брауном зло, убийство случайных, ни в чем не повинных людей эту публику не интересовало вовсе: мало ли какие издержки возможны во время благородной борьбы с реакцией…

Наиболее яркий пример интеллигентского фанатизма – выступления Виктора Гюго. Великий романист всю свою сознательную жизнь был еще и ярым защитником всевозможной революционной сволочи, которую сердечно обожал и оправдывал на свой лад, с восхитительным пренебрежением к реальности…

Я уже рассказывал в одной из предыдущих книг, как Гюго пытался спасти от заслуженной виселицы обычного уголовника, убившего женщину ради пары монет. Теперь Гюго с той же страстностью обращался к американскому правительству с требованием (не просьбой, а требованием!) срочно помиловать Брауна…

«Джон Браун, этот освободитель, этот воин Христов…», «Пуританин, человек верующий, человек строгой жизни, проникнутый духом Евангелия, он бросил этим людям, своим братьям, клич свободы. Негры, измученные неволей, не откликнулись на его призыв. Рабство делает души глухими. Не найдя поддержки, Джон Браун все же начал борьбу; собрав горсточку храбрецов, он вступил в бой; его изрешетили пулями; двое юношей, его сыновья – святые мученики! – пали рядом с ним…»

Словеса-то каковы! Незнакомый с земными реалиями марсианин мог бы решить, что Браун и его сыновья тихо-мирно шествовали себе из библиотеки в консерваторию, но тут на них напала из кустов орда злобных реакционеров…

Тут в полной мере проявились те приемы и ухватки, коими впоследствии (вплоть до наших дней) будет пользоваться отечественная интеллигенция: ежели, по ее мнению, человек был «благородным борцом» и сражался за нечто «передовое», совершенно неважно, что он наворотил в действительности…

«Перед глазами Брауна тени его погибших сыновей»… Право же, это напоминает анекдот, когда ушлый адвокат, чтобы выручить клиента, вырезавшего всю свою семью, заявил судьям, что его подзащитный заслуживает снисхождения, потому что он – круглый сирота…

А если серьезно, то у меня давно возникли подозрения: уж не было ли выступление Брауна хорошо продуманной провокацией? Сам Браун, разумеется, ни о чем подобном и не думал – но мало ли в мировой истории примеров, когда подобных Брауну упертых фанатиков, твердокаменных идеалистов самым циничным образом использовали втемную люди гораздо менее благородные? Точнее говоря, не благородные вовсе… Здесь – и загадочное убийство в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда, послужившее детонатором первой мировой, и не менее загадочное убийство Кирова ревнивым идиотом, которого, очень похоже, к Кирову тщательно подвели, и множество схожих случаев, для простого перечисления которых потребовалась бы не одна страница…

Собственно, а почему бы и нет? Не подлежит сомнению, что за кулисами движения аболов стояли люди отнюдь не сентиментальные и не романтичные – денежные мешки, каковые финансировали движение, поскольку видели в нем инструмент для достижения своих целей и получения в будущем немалой выгоды. Не подлежит сомнению, что этим людям в определенный момент уже было ясно: добром Юг свои богатства ни за что не отдаст, их можно заполучить только посредством военного разгрома южных штатов. В истории опять-таки множество примеров, когда задумавшие войну «ястребы» исподтишка провоцировали противника, – и тот, угодив в силки хитрых комбинаций, не просто готовился к войне, а порой еще и начинал первым, не подозревая, что его вынудили стать презренным агрессором…