Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава Страница 63

Киев, Чернигов, Переяславль

 Средоточием Русской земли был Киев. При князе Игоре он еще только формировался как город, будучи по существу скоплением нескольких (не менее трех) поселений, объединенных общей линией укреплений. Городище, ставшее «ядром» будущего Киева, находилось на Андреевской горе, где, видимо, некогда разместился старейший славянский кон Киевской земли. Здешние места были обжиты людьми по крайней мере со времен античности. В «догородских» слоях Киева встречаются римские монеты I—II вв. Предшественниками славян на киевских землях было ираноязычное население, потомки скифо-сарматских племен Черняховской культуры. Однако превращение безвестного поселения на Днепре в один из важнейших городов Восточной Европы началось только с приходом сюда славян.

 Археологические исследования города показали, что еще в конце IX в. население его было относительно немногочисленным и небогатым, среди хозяйственных занятий преобладали примитивное пахотное земледелие, охота, рыбная ловля. От этого времени остались земляные сооружения на Андреевской горе, в частности фрагмент глубокого рва, который, по-видимому, опоясывал древнейший Киев, несколько деревянных строений (полуземлянок), развалины языческого капища, сложенного из глыб неотесанного камня, погребения в курганных могильниках.

Перемены наступили на рубеже веков, когда, согласно письменным источникам, произошло заметное усиление военно-политического и торгового значения Киева в Среднем Поднепровье и Восточной Европе в целом. Древнейшие поселения на Андреевской горе и в ближайших окрестностях — на Щековице, Хоревице, Детинке, Лысой горе — стали активно заселяться, расти, в захоронениях появились великолепные украшения и дорогое оружие. К материальным памятникам первой половины X в. относятся некоторые уцелевшие срубы ремесленных мастерских, деревянных жилищ, иногда богатых, двухэтажных, но большей частью поскромнее, остатки гавани в устье реки Почайны. Жилые строения стояли во дворах, огражденных палисадами.

Самые решительные изменения претерпела днепровская низменность — будущий Подол. Старейшая из здешних полуземлянок датируется 887 г.[413] С началом X в. Подол прочно осваивает ремесленный и торговый люд. Включение «кыян» в международную торговлю подтверждается находками саманидского дирхема 892—907 гг.[414] и монеты Льва VI (886—912). Этот же император первым из средневековых писателей отметил регулярные плавания киевских русов вниз по Днепру — к Черному морю. Большинство строений на Подоле этого времени — однокомнатные наземные деревянные здания из сосновых бревен, сложенных горизонтально, одно на другое, и перекрещивающихся в углах «в обло». Часто это просто сараи для скота или склады, но встречаются и крупные жилые строения площадью до 60 м2. Есть признаки планировки улиц[415].

 Однако дальнейшее развитие Подола было надолго задержано стихией. По словам летописца, в середине X в. Днепр подступал к самым «горам Киевским», из-за чего «на Подоле не сидели люди, но на горе», а к Боричеву взвозу можно было пристать на ладье, как это и сделали «древлянские» послы: «И послаша древляне лучший свои мужи... в лодии ко Олзе, и присташа под Боричев. Бе бо тогда вода текущий подле горы Киевския...» Разыскания археологов полностью подтвердили летописное сообщение. Оказалось, что Днепр часто затоплял Подол во время весеннего разлива. Особенно высокое стояние весенних паводков пришлось на 913—972 гг.[416] Поэтому фундаменты жилищ на Подоле укрепляли крестообразно положенными балками и землей, а для стока воды на территории дворов и между ними рыли сточные канавы и протоки. Но эти предосторожности зачастую не спасали. Обнаруженные постройки X в. — дома, хозяйственные помещения, мастерские и заборы вокруг них — были занесены толстым слоем ила. Наводнения заставляли людей покидать жилища в страшной спешке, бросив домашнюю утварь, украшения, монеты, сосуды и прочее имущество. По-видимому, изображая Подол необжитым местом, Нестор опирался на достоверные воспоминания современных ему «кыян» о сложной гидрологической ситуации возле Киева в середине X в.

К сожалению, археологические исследования не дают цельного представления об архитектуре раннего Киева. Тем не менее ясно, что городской облик «матери городов русских» формировался в традициях славянских городских поселений[417]. Преемственность традиций оборонительного зодчества восточных славян хорошо прослеживается на примере срубов-опор, летописного «столпия», которым в XI в. в Киеве были ограждены посад и Печерский монастырь. Этот вид укреплений известен в Киеве с IX в., то есть почти с того самого времени, когда в Среднем Поднепровье появились славяне.

 Вторым по значению городом Русской земли был Чернигов. Вследствие более плотной заселенности плодородных долин Нижней Десны сравнительно с берегами Днепра в районе Киева, Чернигов даже превосходил «матерь русских городов» размерами и, вероятно, численностью населения[418]. В остальных отношениях оба города развивались синхронно и по схожей схеме. К началу IX в. на месте будущего Чернигова образовалось характерное гнездо из нескольких родовых городищ. Со второй половины столетия эти поселения начали расширяться; неподалеку от них возникли новые, как, например, в Гульбище. По прошествии еще нескольких десятилетий одно городище, стоявшее при впадении в Десну реки Стрижня, превратилось в укрепленный детинец, другие составили посад — Окольный град, чья площадь превышала площадь детинца почти вдвое. Тогда же вокруг города появились многочисленные могильники. Выход черниговских купцов на международные рынки датируется саманидским дирхемом 895/896 г. и двумя монетами Льва VI. Примерно в это же время или немного раньше Чернигов прочно вошел в политическую систему Русской земли, и в стенах его детинца разместился гарнизон из русских дружинников.

Третьим крупным русским городом в договоре 944 г. значится Переяславль. Занесенное в летопись народное предание приписывает его основание князю Владимиру. Однако в городской черте есть культурные отложения более раннего времени[419]. По-видимому, во второй четверти X в. Переяславль был родовым городищем южной группировки славян Среднего Поднепровья.

Княжий двор и «двор теремный»

Игорю в Киеве принадлежал «двор княж». Но здесь он, видимо, останавливался только во время наездов в город. Княжеский замок («двор теремный») находился за пределами Киева, «вне града». Эта постройка была необычным явлением для Восточной Европы того времени, так как «бе бо тот терем камен». Его обособленное положение обусловливалось двумя причинами. Во-первых, оно было вызвано особым отношением людей архаических обществ к личности вождя. Сакральная сила последнего представляла нешуточную угрозу для простых смертных и требовала некоторой его изоляции. Святость княжеского «терема», его недоступность для прочих «кыян» была подчеркнута еще и тем обстоятельством, что здесь находились те самые идолы руси, которых несколько десятилетий спустя князь Владимир вынесет за крепостную черту и поставит «на холме вне двора теремного»[420].

 Но существовала также причина иного порядка. Киевские «внуци Всеславли», ведущие свое происхождение «от рода русского», то есть от владетельных князей поморских русов, изначально противопоставляли себя культурно-этнически, и даже самим своим титулом «великий князь русский», не только остальному населению Русской земли, в массе своей восточнославянскому, которое, по их понятиям, «живяху звериньским образом, живуще скотски», но и киевским «полянам». Со временем, к середине X в., они сделались для «кыян» своими, «природными» князьями, но сохранили чувство расового превосходства над своими подданными[421].

Пришельцы чужой крови, потомки завоевателей, все больше вовлекавшиеся в неизбежный процесс ассимиляции с местным населением, князья «от рода русского» в первой половине X в. продолжали жить в одиноко стоящем каменном замке, оберегаемом их племенными богами. Здесь прошлое все еще брало верх над настоящим и отрицало неотвратимое будущее — полное культурно-языковое слияние с восточнославянским этносом.

Власть

 Этническое и территориальное обособление князя от «людей земли Русской» не имело ничего общего с «отчужденностью» публичной власти от народа. Политические отношения князя с «кыянами» осуществлялись в тех же самых формах, которые были присущи славянам на родоплеменной стадии развития. Властная структура Киевского княжества включала в себя князя (княжеский род), городское вече и городских старейшин. Все члены этой властной триады чувствовали необходимость друг в друге и находились между собой в тесном сотрудничестве.