Кирилл Еськов - Карандашные пометки биолога на полях книги Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ»
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Биология
- Автор: Кирилл Еськов
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 4
- Добавлено: 2019-02-05 15:25:57
Кирилл Еськов - Карандашные пометки биолога на полях книги Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ» краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Кирилл Еськов - Карандашные пометки биолога на полях книги Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ»» бесплатно полную версию:Кирилл Еськов - Карандашные пометки биолога на полях книги Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ» читать онлайн бесплатно
Кирилл Еськов
Карандашные пометки биолога на полях книги Джареда Даймонда
«Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ»
Джаред Даймонд. Фото с сайта ru.wikipedia.org
Когда ученый вторгается в чужую для себя область науки, он рискует стать посмешищем для тамошних специалистов (как это произошло, например, с некоторыми вполне уважаемыми в профессиональном сообществе математиками, решившими «улучшить» историческую хронологию). Есть, однако, и удачные примеры таких вторжений, например метеоролог и физик атмосферы Альфред Вегенер (Alfred Lothar Wegener) — создатель теории дрейфа материков, произведший революцию в исторической геологии. Иногда наблюдательный «чужак» подмечает те странности, на которые давным-давно «замылился глаз» у «аборигенов». Именно это произошло и с Джаредом Даймондом (Jared Diamond) — орнитологом, сотрудником Эрнста Майра (Ernst Walter Mayr), одного из отцов-основателей СТЭ (синтетической теории эволюции). Даймонд провел многие годы в зоологических экспедициях на Новой Гвинее и островах Пацифики, где обратился к истории первобытных обществ.
Даймонд начинает книгу с изложения своего давнего диалога с папуасским вождем-реформатором Яли, получившим европейское образование; тот озадачил своего молодого белого приятеля простым вроде бы вопросом: «Отчего у вас, белых, столько разнообразного карго, а мои чернокожие братья, хоть наизнанку вывернись, живут в нищете, хворости и невежестве? Что мы делаем/делали не так?» Или, в чуть другой модальности: отчего в процессе начавшейся с 1492 г. европейской экспансии при любых столкновениях европейцев с народами/цивилизациями обеих Америк, Африки к югу от Сахары и Австралии с Океанией вопрос возникал лишь о числе раундов до нокаута?
Иначе говоря, где там все-таки разруха — «в сортирах или в головах»? Что, у аборигенов Америки, Африки и Австралии руки растут не из того места? Или же, напротив, народы Евразии «родились с серебряной ложечкой во рту» в смысле неких ландшафтно-климатических, доставшихся им на халяву бонусов? Ну, а поскольку по нынешним политкорректным временам любая попытка указать на различия между «цивилизованными» и «отсталыми» народами (не антропологические даже, упаси бог, а чисто социокультурные!) однозначно трактуется как «расизм», это нежданно-негаданно сделало респектабельным давно, казалось бы, похороненный историками географический детерминизм. И неудивительно, что взгляды создавшего новейший вариант этого самого географического детерминизма Даймонда — естествоиспытателя, профессионально разбирающегося в вопросах биогеографии и биологической эволюции, стали весьма популярны, а книга его удостоилась Пулитцеровской премии и сделалась мировым бестселлером.
Суть концепции Даймонда в двух словах такова. Поворотным пунктом в истории человечества стал произошедший в послеледниковую эпоху переход к производству продовольствия (в привычных нам терминах — «переход от присваивающего хозяйства к производящему»), сиречь от охоты/собирательства к скотоводству/земледелию. Племя, располагающее избытком продовольствия, обретает возможность содержать некоторое количество «нахлебников», непосредственно не связанных с добыванием пищи, — сперва профессиональных воинов, а затем управленцев, ремесленников и проч. На множестве примеров из истории межплеменных конфликтов, главным образом в Пацифике (этот раздел книги Даймонда мне лично показался наиболее интересным), автор убедительно демонстрирует, что охотники/собиратели не имеют ни малейшего шанса победить в столкновении с соседями, обзаведшимися уже такого рода «профессиональной армией»; ну а дальше, когда «сытые» обзаводятся еще и централизованным управлением (позволяющим концентрировать ресурсы на стратегически важных направлениях), ремесленниками-изобретателями и т. п., положение первых становится совершенно уже безнадежным.
Англоязычное издание книги Джареда Даймонда и его русский перевод (М.: АСТ, 2009).
Важно, что появление означенного излишка продовольствия создает в системе множество положительных обратных связей — «автокаталитических петель» (например, связанный с переходом к земледелию переход к оседлости позволяет женщине рожать без длительных перерывов, что для кочевых собирателей в принципе невозможно из-за проблем с транспортировкой младенцев; это создает избыток населения, который в свой черед создает еще больший излишек продовольствия, который ... ну, и т. д.). При этом Даймонд не забывает опровергать некоторые глубоко укоренившиеся стереотипы (вроде того, что «жизнь земледельца/скотовода более сытая и легкая, чем у охотника/собирателя»: ничего подобного, выигрыш земледельца, во всяком случае поначалу, не в количестве пищи, а лишь в стабильности ее источника). Как бы то ни было, в силу упомянутых положительных обратных связей разрыв между «сытыми-многочисленными-технологически развитыми» и «голодными-малочисленными-отсталыми» с течением времени только увеличивается: «Кто не успел — тот опоздал». Так что ключевым вопросом здесь становится то, кому какие карты пришли при первой раздаче.
Дело в том, что виды животных и растений, потенциально пригодные для доместикации (а их не так уж много), распределены по планете весьма неравномерно, и в некоторых крупных регионах их может не оказаться вовсе (и реально не оказывается). Кроме того, в силу различной конфигурации материков и фрагментирующих их преград (горы, пустыни, непроходимые джунгли) населяющие их племена/народы имеют очень разные возможности для того, чтобы обмениваться с соседями технологическими достижениями, начиная с одомашненных животных и растений (это знает всякий, кто играл в «Цивилизацию» Сида Мейера). Подобная ситуация порождает еще одну — и как бы не самую важную — «автокаталитическую петлю».
Вот вам Евразия (в широком смысле): большинство наших домашних животных и растений происходят из окрестностей Плодородного полумесяца в Передней Азии (корова-лошадь-овца-коза; ячмень-овес-обе пшеницы) либо из Китая (свинья-курица; рис-просо), плюс кое-что добавили вторичные центры — Индия, Египет, Абиссиния и т. п. Материк ориентирован широтно и не разделен непреодолимыми преградами, так что доместикаты и сельхозтехнологии беспрепятственно мигрируют по нему из конца в конец вдоль по ландшафтно-климатическим зонам, формируя «единое сельскохозяйственное пространство» от Японии до Ирландии. Доводы Даймонда тут вполне убедительны: популяционно-генетическая структура американских культурных растений (фасоли, перцев) показывает, что их виды выводили из диких предков в разных местах континента параллельно и независимо, тогда как в Евразии все окультуривания были однократными: в повторных попытках уже не было нужды.
Иное дело — Африка («Африка к югу от Сахары», в смысле): она изолирована от основных евразийских «центров производства продовольствия» той самой Сахарой, а юг ее — еще и сплошной полосой малопригодных для хозяйства (да и вообще для нормальной жизни) экваториальных лесов. Местная же мегафауна, при ее кажущемся разнообразии, оказалась непригодной для одомашнивания; Даймонд формулирует на сей счет свой «принцип Анны Карениной» (парафраз от «все несчастные семьи несчастны по-своему»): для одомашнивания животное должно обладать целым набором параметров, и «незачет» хотя бы по одному из них делает бесполезными все остальные его достоинства (например: гепард прекрасно приручается и являет собой великолепное охотничье животное, но все трехтысячелетние попытки его разведения в неволе оказались тщетными; зебры, напротив, отлично размножаются в неволе, но злобны до полной неприручаемости; слоны размножаются настолько медленно, что проще их отлавливать в природе и индивидуально приручать; и т. п.). Итоговый вывод Даймонда: всё, что не одомашнено на сегодняшний день, — неодомашниваемо в принципе (по тем или иным причинам). Что же касается Америк (обеих), то там и одомашнивать-то фактически некого: всю подходящую мегафауну там истребили еще первые охотники из культуры Кловис — вот и пришлось им, бедолагам, довольствоваться потом недорезанными ламами да морскими свинками... Ну, а в Австралии и того-то не было. Такая вот печаль.
...Надо заметить, что биолога, ориентирующегося в зоогеографии, должны исходно насторожить некоторые географические построения Даймонда — ну, например, вышеприведенные его рассуждения об Африке. Вообще-то Афротропическая область изолирована от Голарктической ничуть не сильнее, чем Ориентальная (и объединяется с ними в составе Арктогеи). Сахара на протяжении большей части ее истории никакой пустыней не была (это не Атакама с Намибом и даже не Гоби) и серьезной преградой, соответственно, ни для чего не являлась: фрески Тассилии и крокодилы, обитавшие в речках нагорья Тибести еще в начале XX века, тому подтверждение. В любом случае, пустыня та прорезана не только степпинг-стоунами облесенных в недавнем прошлом нагорий (цепь Дафур — Эннеду — Тибести — Ахаггар), но и сквозным «коридором» долины Нила; дальше же к югу начинается Абиссинское нагорье и тянущиеся далеко за экватор меридионально ориентированные горы Восточной Африки, являющиеся таким же «коридором» сквозь зону влажных тропических лесов (именно этим путем многочисленные средиземноморские фаунистические элементы достигают Южной Африки).
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.