Юлия Грибер - Цветовое поле города в истории европейской культуры

Юлия Александровна Грибер

Цветовое поле города в истории европейской культуры. Монография

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор А.Я. Флиер,

доктор культурологии, профессор Н.В. Серов

В оформлении обложки использован городской пейзаж Эгона Шиле «Дома с пестрым бельем (Пригород II)», 1914 г.

Введение

Книга посвящена феномену городской колористики в истории европейской культуры – теме, которую вряд ли можно отнести к традиционным для социокультурного дискурса.

Возможность говорить о цветовых характеристиках городского пространства как о неком единстве требует многочисленных уточнений.

Цветовое пространство города представляет собой довольно сложное по своей структуре образование, своего рода интерьер, образованный из общественных и жилых зданий, хозяйственных построек, технических сооружений, «зелeной» архитектуры и даже одежды горожан.

Одежда особую значимость приобретает во время празднеств и совершения ритуалов. Например, в Большом Петергофском дворце при Елизавете на торжественных выходах и балах дамы и кавалеры должны были надевать специальные «петергофские платья», гармонирующие с наружной окраской дворца и зелeным и белым цветами сада с фонтанами. В камер-фурьерском журнале от 28 мая 1752 г. читаем о том, что «…посланы придворные лакеи с письменным объявлением, что ея императорское величество соизволила высочайше указать – объявить обер-гофмейстерине, гофмейстерине, статсдамам, фрейлинам, придворным кавалерам с фамилиями, а генералитету первым четырем классам с фамилиями ж, во время высочайшего ея императорского величества в Петергофе присутствия, в куртажные дни иметь платье: дамам кафтаны белые тафтяные, обшлага, опушки и гарнитуровые зеленые, по борту тонкий позумент серебряный, на головах иметь обыкновенные папельон, а ленты зеленые, волосы вверх гладко убраны; кавалерам: кафтаны белые же, камзолы, да у кафтана обшлага маленькие разрезные и воротники зеленые, кто из какой материи пожелает, с вкладкою серебряного позумента около петель, чтоб кисточки серебряные ж, небольшие, как оные прежде сего у петергофского платья бывали»[1]. Дворец в соответствии с темной зеленью сада и белизной фонтанных струй также красился при Елизавете в зеленый и белый цвета[2].

В дизайне городской среды советского периода доминировал красный цвет. Цвет фасадов зданий подчинялся стилевым традициям: охра, зеленый, однако цвет крыш, свет, ландшафтный дизайн (мощение, «зеленая» архитектура, подпорные стенки), легковозводимые конструкции (павильоны и киоски), городской дизайн (мосты, ограждения, остановки общественного транспорта), произведения монументально-декоративного искусства и наружная реклама были переполнены красным. Большинство зданий центра города имело красные крыши. В городе существовало несколько зданий, фасады которых были выделены красным цветом и использовались для размещения плакатов. Фотоматериалы показывают, что все здания повышенной семиотичности в советских городах были дополнительно обозначены красными декоративными растениями.

На территории постсоветского пространства политическая актуализация знаковой функции цвета в городском пространстве связана с чередой «цветных» революций. Так, идея заполнить все пространство городов объединившим украинских революционеров оранжевым реализовывалась с помощью апельсинов, которые сторонники Ющенко раздавали участникам акций и простым прохожим, элементов одежды, ленточек, которые привязывали к веткам деревьев.

В городской культуре цвет всех элементов рассматривается как некий общий концепт, оторванный от его материальных носителей. Цвет одежды, природы, архитектуры участвуют в формировании целостного образа, культурный статус которого гораздо шире образующих его частей. По мнению А.В. Ефимова, культурные формы городского пространства представляют собой «систему множественности цвета архитектурных и природных объектов, технических сооружений, объектов городского дизайна, произведений искусств и других составляющих, образующую подвижное цветопространственное поле»[3].

Применение теории поля, заимствованной из физики, развитой в трудах К. Левина, а затем адаптированной для социологических и культурологических исследований П. Бурдье, представляется в этой связи одним из наиболее перспективных в методологическом плане направлений анализа городской колористики, поскольку позволяет избежать крайностей как универсалистских (К. Ясперс), так и локалистских (Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер) культурологических подходов.

Как известно, П. Бурдье описывал «социальное поле» как «многомерное пространство позиций, в котором любая существующая позиция может быть определена, исходя из многомерной системы координат, значения которых коррелируют с соответствующими различными переменными»[4], как «автономный универсум, пространство игры, в котором играют по своим особым правилам, и люди, включенные в эту игру, имеют, соответственно, специфические интересы, определенные не самими доверителями, а логикой игры»[5].

Для культурологического изучения цветового пространства города понятие поля обладает особой эвристичностью, поскольку задает особую методологическую перспективу, позволяющую соотнести физическое и социальное пространства (по мысли П. Бурдье, нужно «действовать исходя из того, что человеческие существа являются в одно и то же время биологическими индивидами и социальными агентами, конституированными как таковые в отношении и через отношение с социальным пространством, точнее с полями»[6]) и увидеть в изменениях и типах цветовой ткани городов топологию культуры, выстроить историческую типологию культурных форм городского пространства в соответствии с типами социальной структуры города.

Цель настоящего исследования – предложить интерпретацию хромодинамики культурных форм города как индикаторов поляризации культуры, проанализировать градостроительную живопись как художественное воплощение социокультурной сегрегации, выявить и обосновать историческую, территориальную и социальную типологию хромодинамики форм городского пространства в истории европейской культуры.

Под влиянием теоретиков структурализма и постструктурализма (А.-Ж. Греймаса, Р. Барта, Ж. Лакана, М. Фуко, Ж. Дерриды и др.), отождествивших сознание человека с письменным текстом, в работе поставлена цель особого культурологического «прочтения» рассматриваемых как текст цветовых пространств европейский городов, их восприятие и интерпретация как особых «отпечатков» социальных состояний общества.

В центре внимания находится символическая социокультурная динамика, понимаемая как изменение значений и смыслов, придаваемых архитектонике цветового пространства города.

Отправным пунктом исследования является идея о том, что, располагаясь рядом или на определенном расстоянии друг от друга, сходные по цвету поверхности образуют в цветовом пространстве города «цветовые созвездия» и заметно выделяющиеся на их фоне «суперфигуры»[7], цвет которых имеет ярко выраженный знаковый характер и скрывает глубокие и сильнодействующие на человека символы. Как правило, цвет наделяется символическим смыслом, адекватным общему слою понятий и смыслов конкретной культуры, и лучше других знаков выражает культурное содержание и характер эпохи.

Цветопространственное поле города неоднородно и имеет характерные маркеры, одним из которых является архитектура. Особенность архитектуры – значительный временной масштаб ее существования: «в действительности архитектурный продукт используется, но не потребляется; по экономическим и статическим соображениям его можно уничтожить, но нельзя радикально изменить»[8].

История оставляет в городском пространстве свои материальные следы, превращая город в «удивительное чудовищное создание», поскольку мы не можем, «эвакуировав население, взорвать старые города и выстроить новые на новом месте по новому плану»[9].