Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке

Дмитрий Ершов

Хунхузы. Необъявленная война

Этнический бандитизм на Дальнем Востоке

От автора

Не так давно в центре Москвы поставили памятник Александру II. Когда-то в столице уже был памятник этому императору, но большевикам он не понравился, а теперь его место уже занято. Новый монумент пришлось установить по соседству с храмом Христа Спасителя. Бронзовый император смотрит на храм, туристическая толпа смотрит на императора и читает надпись на постаменте: «Отменил крепостное право… провел реформы… ввел местное самоуправление… завершил Кавказскую войну… освободил славянские народы от османского ига». Знакомый перечень славных свершений великого царствования, но чего-то здесь не хватает. Да, в самом деле, а как же Дальний Восток? Невельской и Муравьев, походы русских корветов и первое путешествие Пржевальского? Как же порт Владивосток, который мы громко называем «воротами России на Тихом океане»? Как же новые уссурийские владения Александра II, ставшие естественными пределами роста нашей державы на востоке? Авторы московского памятника Освободителю, по-видимому, сочли эти территории бесполезными, а историю их обретения — недостойной памяти потомков. А ведь были и здесь яркие страницы, примеры самоотверженного труда и ратной доблести предков. О чем-то слышали все, о чем-то знают многие, а о чем-то могут вспомнить только самые фанатичные поклонники Клио — музы истории…

Многие из нас знают об истории освоения Дальнего Востока по книгам Владимира Арсеньева. В свое время автору этих строк бросилось в глаза такое утверждение знаменитого путешественника: «В тайге Уссурийского края надо всегда рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но самое неприятное — это встреча с человеком». В числе возможных «двуногих опасностей», подстерегавших путника на лесных тропинках Приморья, Арсеньев постоянно упоминает хунхузов — китайских разбойников.

Возникает справедливый вопрос: если маршруты экспедиций Владимира Клавдиевича пролегали исключительно по российской территории, от откуда там взялись китайские лиходеи? И что они собой представляли?

Не будет преувеличением утверждать, что включением в состав российских владений Приамурья и Приморья империя обязана трем своим гражданам, чьи помощники были столь же малочисленны, сколь влиятельны были их противники. На первое место в этой тройке, безусловно, следует поставить Г.И. Невельского, в 1849 г. по собственной инициативе разрешившего вопрос о судоходности Амурского лимана и устранившего камень преткновения, о который разбивались все рассуждения о выгодах приобретения этой реки для России. Вопреки опасениям Петербурга, никаких китайцев на этой «китайской территории» не оказалось. Еще одним открытием Невельского были первые точные сведения о богатом Уссурийском крае, лежащем к югу от Амура. Неутомимым защитником капитана в высших сферах был генерал-губернатор Восточной Сибири H.H. Муравьев. Ему удалось отстоять перед государем Николаем Павловичем новые территориальные приобретения и извлечь из них первую пользу. Получив право на переговоры с властями Цинской империи, Муравьев сумел заключить с соседями трехстатейный Айгунский договор, закрепивший за Россией левый берег Амура от слияния Шилки и Аргуни до морского устья. Правый берег великой реки признавался китайским до устья реки Уссури. Вопрос об Уссурийском крае китайский переговорщик И Шань вообще отказался обсуждать, объясняя это тем, что данная территория находится в ведении губернатора другой провинции. Спустя две недели после завершения переговоров в Айгуне адмирал Е.В. Путятин заключил с цинскими представителями 12-статейный договор об условиях политических взаимоотношений двух империй — Тяньцзиньский трактат.

В специальной литературе, посвященной вопросам русско-китайского разграничения на Дальнем Востоке в XIX столетии, для характеристики правового статуса Уссурийского края после заключения Айгунского договора используется термин «кондоминиум». Несмотря на заявление об общем «владении», ни Китай, ни Россия не осуществляли на территории края сколько-нибудь эффективного контроля. Чрезвычайно малочисленное туземное население нынешнего Приморья находилось в косвенной зависимости от цинских властей, выражавшейся в приношении дани пушниной. Помимо аборигенов в Уссурийском крае проживало некоторое количество китайцев. Время их появления здесь до сих пор не удалось достоверно установить. В большинстве своем китайцы Уссурийского края представляли собой бессемейный преступный элемент, спасавшийся от преследования цинских властей и юрисдикции последних не признававший.

В июне 1859 г. в столицу Китая прибыл третий главный «виновник» обретения Россией ее дальневосточных владений — генерал-майор Н.П. Игнатьев, уже успевший отличиться на дипломатическом поприще в Средней Азии. Хотя ни Айгунский, ни Тяньцзиньский договоры не поставили точку в разграничении империй на Амуре и Уссури, на территории нынешнего Приморья уже существовали русские поселения в заливах Посьет, Петра Великого, Святой Ольги и Святого Владимира. В верхнем течении Уссури в 1858 г. возникли первые казачьи станицы. В начале переговоров Н.П. Игнатьеву пришлось столкнуться с крайне высокомерным отношением цинских сановников. Энергия, ум и незаурядные дипломатические способности позволили русскому посланнику быстро разобраться в обстановке и добиться успеха. Хотя без споров и взаимных возражений не обошлось, переговоры продолжались всего две недели и завершились 2 ноября 1860 г. подписанием 15-статейного Пекинского договора. К документу была приложена карта линии границы, составленная военным топографом К.Ф. Будогоским и переданная Игнатьеву еще в июле 1859 г. С подписанием договора российско-китайская граница была установлена от слияния рек Шилки и Аргунь до устья реки Уссури и далее по рекам Уссури и Сунгача через озеро Ханка к реке Тур (Беленхэ), от ее устья по горному хребту к устью реки Хубиту (Хубту) по горам до реки Туманган (Тумэньцзян). Линия границы выходила на берег Тумангана на расстоянии 20 китайских ли (около 12 километров) от ее устья.

Порядок российско-китайского разграничения на Дальнем Востоке с самого начала содержал ряд неясностей. Кроме того, на значительном протяжении линия границы была проведена по рекам, отличающимся очень изменчивым течением. Результатом этого стали многочисленные разногласия, споры и даже вооруженные конфликты, которыми отмечена последующая история российско-китайских отношений на восточном участке нашей общей границы. В ряде пунктов дальневосточной границы разногласия были урегулированы только в начале 3-го тысячелетия. Так или иначе, благодаря самоотверженным усилиям трех великих патриотов — Г.И. Невельского, H.H. Муравьева-Амурского и Н.П. Игнатьева, — а также их героических сподвижников Россия стала законной обладательницей своих нынешних дальневосточных владений.

Территории Приамурья и Уссурийского края в середине XIX в. представляли собой дикую первозданную глушь. Распространение власти Петербурга значительно опережало колонизационные возможности государства и ставило перед правительством задачи, достойные Геркулеса. Денег и людей никогда не хватало, а расстояние, отделявшее столицу империи от ее крайних восточных границ, в условиях полного бездорожья делало Приамурье фактически другой планетой. К тому же, несмотря на героические усилия первопроходцев и путешественников прошлого, о географии тихоокеанских окраин было известно до обидного мало. Несколько по-другому обстояло дело в сопредельной Маньчжурии — Северо-Восточном Китае. Вплоть до конца XIX в. эти районы рассматривались правящей маньчжурской династией Цин как особая «родовая вотчина». Проникновение китайцев (хань) на территорию Маньчжурии было ограничено императорскими указами, формально действовавшими вплоть до 1878 г. Несмотря на препятствия со стороны правительства, стихийное заселение Маньчжурии непрерывно продолжалось на протяжении двух столетий. В начале 1870-х гг. в трех провинциях Северо-Восточного Китая, собственно и составлявших Маньчжурию, проживало 11 миллионов китайцев, 1 миллион маньчжуров и 30 тысяч дауров и соло нов, занимавших степные территории на границе Монголии. Численность малых народностей Амура — нанайцев, орочонов и других — составляла в крае примерно 10 тысяч человек.

Таким образом, численность ханьского населения Маньчжурии накануне ее окончательного «открытия» для китайцев в десять раз превышала численность представителей всех прочих народов, вместе взятых. Основная часть китайцев (9 миллионов) проживала в провинции Фэнтянь (современный Ляонин) — самой южной маньчжурской провинции, непосредственно граничившей с областями исторического Китая. Такая неравномерность, помимо противодействия властей, объяснялась отсутствием путей сообщения и малой освоенностью территории двух других маньчжурских провинций — Гирина (современный Цзилинь) и Хэйлунцзяна, иногда именовавшегося в русских источниках «Амурской губернией Китайской империи».