Зарема Ибрагимова - Царское прошлое чеченцев. Политика и экономика

Зарема Хасановна Ибрагимова

Царское прошлое чеченцев. Политика и экономика

Светлой памяти дедушки Якуба

(урожд. с Ножай-Юрт, Ножай-Юртовский р-н ЧР)

и бабушки Кавсарт

(урожд. с Галайты, Ножай-Юртовский р-н ЧР)

Монография “Царское прошлое чеченцев: политика и экономика” напечатана по рекомендации Президиума Академии наук Чеченской Республики.

Книга издана при поддержке “Благотворительного фонда имени Зии Бажаева”

Прошу пройтиться на Кавказ!С какою, думаешь ты, рожейУзнал заслуженный приказ?Не восхищался ли, как прежде,Одним названием «Кавказ»?Не дал ли крылышек надеждеЗа чертовщиною лететь,Как-то: черкешенок смотреть,Пленяться день и ночь горами,О коих с многими глупцамиПо географии я знал,Эльбрусом, борзыми конями,Которых Пушкин описал,И прочая… Ах нет, мой милый!Я вспомнил то, кем прежде был,Во что господь преобразил, —И с миной кислой и унылойИ нос и уши опустил!

Когда прибегнем мы под знамяБлагоразумной тишины,Когда страстей угаснет пламяИ нам становятся смешныИх своевольства иль порывыИ запоздалые отзывы, —Смиренные не без труда,Мы любим слушать иногдаСтрастей чужих язык мятежный,И нам он сердце шевелит.Так точно старый инвалидОхотно клонит слух прилежныйРассказам юных усачейЗабытый в хижине своей.

Глава I

Решение аграрного вопроса на Северном Кавказе

Подготовка и проведение аграрной реформы

Северный Кавказ нередко представляют отсталой и замкнутой окраиной дореволюционной России, этаким «медвежьим углом», невосприимчивым к поздно доходившим сюда нововведениям. Этот стереотип, созданный в русской литературе XIX в., рушится при внимательном изучении источников. В действительности регион чутко реагировал на все заметные перемены в общественном и политическом устройстве России. Сразу после окончания Кавказской войны на Северном Кавказе начался длинный ряд реформ. Эти преобразования определили ход развития местного общества и его положение в составе Российского государства более чем на полвека. Кавказ последней трети XIX в. послужил неплохим полигоном для теоретиков и практиков реформ. Впервые примененная здесь система военно-народного управления впоследствии была перенесена в Среднюю Азию, присоединенную позднее. До начала 1860-х гг. разные районы Северного Кавказа не имели единой администрации, налогообложения и судопроизводства. Наряду с общероссийским гражданским управлением существовало военное. Огромные территории, занятые горцами и казаками, управлялись Штабом при наместнике через офицеров Кавказской армии, что было не очень эффективно. Проведение реформ привело к «общему знаменателю» все разноуровневое управление регионом1.

Цель проведения реформ на Кавказе – упрочнение «спаянности» Кавказа с империей. Однако две противоположные стратегии осуществления этой цели будут соперничать, иногда причудливо дополнять или циклически сменять друг друга, смещая общий курс имперской административной политики на Кавказе то к централизму и унификации управления, то к регионализму и децентрализации. Данные стратегии противоположны, но, безусловно, связаны одна с другой. Централизм и унификация, вызванные стремлением плотнее привязать Кавказ к империи, игнорируя его особенности, содержат явный дискриминационный мотив в отношении «туземных групп». Это ведет к росту отчуждения кавказцев от империи, развитию антирусских настроений и, в итоге, к кризису управления многоэтничным регионом. Обращение к регионализму и децентрализации ослабляет напряженность, легитимирует культурное разнообразие и открывает Россию как страну для «коллективных возможностей» (а, значит и как страну более свободную для «коллективного соперничества»), что в итоге ставит под сомнение общий смысл колонизации – русское поселенческое культурное доминирование в периферийных регионах. Как только единство империи оказывается под угрозой, ее стратеги вновь обращаются к централизму и унификации как спасительному укреплению самой несущей ее конструкции – самодержавию и русскости2.

Серьезные перемены в организации власти на Северном Кавказе произошли после убийства в марте 1881 года императора Александра II, с началом так называемых контрреформ Александра III (1881–1894). В правительстве уже давно велись споры о чрезмерной дороговизне для империи кавказской администрации и опасности концентрации власти в наместничестве. Однако великий князь Михаил Николаевич Романов пресекал на корню все попытки урезать его права как наместника. В 1881 году Михаил Николаевич был назначен председателем Государственного совета (1881–1901). Вместе с тем ему пришлось покинуть Кавказ и сложить с себя звание наместника. Кавказской наместничество было упразднено. На Кавказе началась волна контрреформ, направленных против институтов, оставшихся от наместничества, в частности военно-народного управления. В Терской области был установлен военный режим. Военная, исполнительная и судебная власть в областях и округах была передана военным. Высшая петербургская бюрократия пыталась упразднить и систему военно-народного управления, но не преуспела в этом. Начало Первой русской революции навсегда похоронило проект основных контрреформ3.

Аграрный вопрос на Северном Кавказе во второй половине XIX века являлся тем стержнем, вокруг которого скапливались не только социально-классовые, но и национальные противоречия и который требовал кардинального разрешения4. Развитие капитализма начало втягивать горцев в общемировой процесс. Появилась опасность того, что одни народы начнут развиваться быстрее и заявят претензии на свое доминирование. В результате могли возникнуть конфликты5. Россия, в период царствования императора Александра II, с 1855 по 1881 год сделала громадные земельные приобретения, частью – путём победы русских войск, иногда – с помощью мирных переговоров6. Представители властных структур считали, что: «…земля составляет неотъемлемое достояние того народа, который её приобрёл, присоединил к государственному своему строю ценою крови пролитой или труда и денег, затраченных на занятие и устройство территории…»7.

В ходе многолетней изнуряющей Кавказской войны неудачи русской армии заставили её прибегнуть к следующей военной системе. Было решено ограничиться в Дагестане оборонительными действиями и наступать медленно и систематично в Чечне, прорубая просеки в лесных массивах и усиливая занятую территорию казачьими поселениями. Таким образом, планировали отнять у горцев плодородную плоскость и вынудить их покориться из-за недостатка хлеба8. Но даже и эти мероприятия казались царской России недостаточными. Руководство считало совершенно ненормальным то, что «…за время 50-летней войны, – как говорилось в донесении начальника Главного штаба, – чеченцы потеряли только около половины своих земель» и потому, по мнению царской администрации они «успели до сих пор сохранить то положение, оставаясь в котором, они ещё не скоро подчиняться вполне русской власти…»9.

Всё население Чечни, состоявшее из 81360 человек, было стеснено на территории в 76 кв. миль. Всего на 1 мужчину приходилось меньше 2 десятин земли10. Кавказская администрация после Кавказской войны считала, что все равнинные земли Терской области, всего Северного Кавказа «приобретены правительством России оружием и ценой крови, а потому считаются исключительно его достоянием»11. В 1879 году О. Эйхельман в своей работе «Военное занятие неприятельской стороны» разъяснял действия международного права того периода, на занятой в ходе боевых действий территории. Он утверждал, что без власти над занятой неприятельской территорией, право оккупации, да и вообще войны, не имело бы реального смысла, так как две власти, рядом, действовать не могут. «Оккупант имеет полное законное право, – писал О. Эйхельман, – всякое противодействие его повиновением и его безопасности наказать как преступление. Так на это смотрят военно – уголовные законы Франции, Германии и России»12. Под оккупантами он понимал не какого-нибудь высшего начальника, а высшую власть государства, войска которого заняли эту неприятельскую территорию. Непосредственным представителем её являлся военный начальник или гражданское должностное лицо. Международное право здесь соблюдалось «доброй совестью и собственными интересами»13. Однако у государства, по отношению к завоёванному населению, были моральные ограничения. Вот что по этому поводу считал О. Эйхельман: «Современные понятия о государственной власти в культурном правомерном государстве, обставляют её ограничениями, требующими чтобы государственная власть соответствовала своему нравственному призванию. Действия власти действительно должны быть целесообразны для тех интересов, представителем которых она желает быть. Власть оккупанта, покоящаяся на могуществе физически более сильного, не имеет права на психическое принуждение посредством внешних мероприятий. Этническое отношение к власти национальной сложилось долгим процессом, поэтому принуждение населения к действиям, оскорбляющим это чувство, будет варварством, опасным, к тому же ещё для самого принудителя»14.