Сборник статей - Творчество В. Г. Распутина в социокультурном и эстетическом контексте эпохи

Творчество В. Г. Распутина в социокультурном и эстетическом контексте эпохи

И. Л. Бражников, А. А. Газизова, Т. А. Пономарева и др.: Коллективная монография

Изображение «завязывающейся» души в прозе Б. Л. Пастернака и В. Г. Распутина

А. С. Акимова

Институт мировой литературы им. А. М. Горького Российской академии наук, Москва

Тема взросления ребенка в творчестве Б. Л. Пастернака генетически восходит к работам отца, наблюдения над которыми нашли отражение в его поэзии и прозе, но прежде всего в письмах к Л. О. Пастернаку. «Женю ты рисовал так, что она постепенно росла согласно рисункам – следовала в жизни за ними, на них воспиталась больше, чем на чем-нибудь другом»1.

О более глубоком и потому более значительном восприятии мира в детстве он писал в стихах:

Из десяти житейских действийПоказывают в драмах пять,Но все доигрывают в детстве, −Отсюда наша тяга вспять2.

(Курсив мой. – А. А.)

И в прозе выражена эта мысль. Процесс познания себя в мире и мира в себе показан в повести «Детство Люверс» (1918). Взросление девочки Жени, ее впечатления становятся предметом художественного исследования. В письме В. П. Полонскому автор так охарактеризовал свой замысел: «Я решил, что буду писать, как пишут письма, не по-современному, раскрывая читателю все, что думаю и думаю ему сказать, воздерживаясь от технических эффектов, фабрикуемых вне его поля зренья и подаваемых ему в готовом виде, гипнотически, и т. д. Я таким образом решил дематериализовать прозу и, чтобы поставить себя в условия требов<авшейся> объективности, стал писать о героине, о женщине, с психологической генетикой, со скрупулезным повествованием о детстве и т. д. и т. д.»3

М. Кузмин в статье «Говорящие»4 поставил «Детство Люверс» в один ряд с произведениями о детстве А. М. Горького, А. Н. Толстого, Вяч. Иванова, А. Белого. С «Детством»

Л. Н. Толстого сопоставил ее Ю. Н. Тынянов5. Правда, во второй половине ХХ в. критика и читатели «просмотрели» эту книгу, не читали ее массово, и тем важнее для нас показать мистическое совпадение приемов в изображении внутреннего мира подростка у Б. Л. Пастернака и В. Г. Распутина.

В рассказе «Век живи – век люби» (1982) автор показывает взросление мальчика, становление личности. Герой рассказа Саня, пятнадцатилетний мальчишка, который, как и главная героиня повести Б. Л. Пастернака «Детство Люверс» Женя Люверс – а ей «не исполнилось еще и тринадцати»6, – познает мир. Формирование «завязывающейся» души героев обеих повестей происходит под воздействием образов, которые всплывают из глубин прапамяти.

Девочка-подросток Женя Люверс только начинает осваивать мир и просит взрослых разъяснять значения тех слов и явлений, которые ей непонятны (так, из объяснения отца она узнала, что Мотовилиха – это завод, на котором делают чугун; о воинской повинности рассказывает Негарат). В то же время Женя стремится разобраться в происходящем самостоятельно. Благодаря врожденной наблюдательности и чувствительности она объясняет еще незнакомые понятия при помощи сравнения, уподобления с уже известным. При этом девочка познает не только то, что ее окружает в данный момент, но и видит в настоящем знаки давно прошедшего и будущего. Причем обращение к прапамяти не осознается Женей. Так, в первой части «Долгие дни» при виде крови необъяснимым образом в памяти словно оживает история грехопадения человечества. Первое кровотечение напоминает о библейском грехе и собственной виновности: «Женя расплакалась <…> от того, что, чувствуя себя неповинною в том, в чем ее подозревала француженка, знала за собой что-то такое, что было – она это чувствовала – куда сквернее ее подозрений»7 (курсив автора. – А. А.). Таким образом, в повести обозначена тема прапамяти, которая последовательно развивается на протяжении всего повествования. Ее кульминацией становится переезд семейства Люверс из Перми в Екатеринбург.

Главным героем малой прозы В. Г. Распутина стал подросток, осваивающий мир. Об этом говорится в начале рассказа «Век живи – век люби»: «Тому, кто не имеет ее, самостоятельность кажется настолько привлекательной и увлекательной штукой, что он отдаст за нее что угодно. Саню буквально поразило это слово, когда он всмотрелся в него. Не вчитался, не вдумался, там и вдумываться особенно не во что, а именно всмотрелся и увидел»8 (курсив мой. – А. А.). Саня внимательный, тонкий и чуткий мальчик. Он хочет понять, точнее, «увидеть» значение слова или фразы, ввести их в круг своих размышлений. Так произошло с поразившим отца выражением, которое он однажды, читая книгу, произнес при сыне: «смертный ужас рождения». Взрослые, которые общались в ним как с куклой и разговаривали либо заискивая, либо слишком строго, отчего «Сане было неловко за своих родителей»9, считали, что подобными «глупостями» ребенку не стоит забивать голову. Но они ошибались: запомнив эту фразу, позднее, уже в поезде, по пути в тайгу, она прозвучит для него «голосом того, кто ее впервые сказал»10. Таким образом, главных героев повести Б. Л. Пастернака и рассказа В. Г. Распутина роднит осознание себя и своего места в мире через движение к своей памяти. Им позволяется прикоснуться к тайне мироздания во время путешествия: переезда семьи Жени на Урал и Саниной поездки за ягодой в тайгу.

Очевидно, что путешествие героев – путь из мира чувственного, земного, в мир идей (по Платону), метафизический мир, который хранит истинное знание. Память приоткрывает завесу тайны. Важно отметить, что с давних времен понятие «память» в сознании русского человека тесно связана с понятием «смерть». Это представление нашло отражение прежде всего в словарях русского языка. И. И. Срезневский отметил ряд значений слова «память»: «поминание, заупокойная служба» и «день памяти святых»11. Таким образом, прапамять – это не столько «индивидуальная память», а «“память культуры” и “память естества”, то есть не столько “памятование некоторого опыта”, сколько “понимание себя и окружающего мира”, “проникновение в сущность”»12.

Путешествуя, подростки открывают связь миров, чувственного, земного, и загробного, который хранит истинное знание о мире. Переходом из одного мира в другой становится переезд на Урал. На конец одного и начало иного мира указывает и столб на границе Азии, напоминающий Жене «что-то вроде могильного памятничка»13, и предполагаемое в далеком краю пение петухов, и лошадь, задравшая морду так, что «хомут вырос, встал торчмя, петухом». В сознании девочки стирается граница, разделяющая эти миры.

Опустевшие дома, напоминающие гробы, видит из окна вагона герой В. Г. Распутина, а люди, сошедшие на станции, ему «казались уходящими туда в поисках своего собственного вечного пристанища <…> у Сани было полное и яркое ощущение того, что он смотрит изнутри на старое место захоронения и над домами, точно над могилами, где-то там, по другую сторону, стоят, как и положено, памятники»14. На конец одного мира и начало другого указывает и напоминающий танк пограничный валун, который торчал на одной из оградительных стенок. Его заместителем, а значит, также связанным со смертью является камень, на котором сидел мальчик после сбора ягод и вечернего чая. В тот момент он, «расслабившись, безвольно и дремотно, смотря и не видя, слушая и не слыша, открылся для всего, что было вокруг»15 (курсив мой. – А. А.). В повести Б. Л. Пастернака заместителем мотива уральского столба является, по мнению Е. Фарыно, поленница, на которой сидела Женя в день, когда впервые увидела за забором чужой сад и «пустынную, малоезжую улочку». По мнению

Е. Фарыно, локус «за садом» определен как «тот свет»16 самим автором: «Вынесенная мрачным садом с этого света на тот, глухая улочка светилась так, как освещаются происшествия во сне…»17 (курсив мой. – А. А.). Далее Женя замечает незнакомок и следовавшего за ними «странною, увечной походкой» невысокого человека. Это был Цветков. Девочка считает, что «ввела его в жизнь семьи она в тот день, когда, заметив его за чужим садом <…> стала затем встречать его на каждом шагу, постоянно». Женя воспринимает его как человека, принадлежащего миру «за садом», как посредника между окружающим ее миром чувственным и миром идей. Важно заметить, что со смертью Цветкова (причина его гибели – лошадь Люверсов) рвется связь с подземным миром. Становится понятно, что пение петухов, лошадь, Цветков являются проводниками в иной мир. Как петух, так и конь во многих мифологиях связан с подземным миром: на коне передвигаются из одного мира в другой боги и герои. Преодолев границу двух миров, хромой не возвращается назад в земной мир, и, прежде чем уйти навсегда, он вновь появляется в жизни девочки: «Тогда она увидела его. Она сразу его узнала по силуэту. Хромой поднял лампу и стал удаляться с ней»18.