Мередит Маран - Зачем мы пишем

Мередит Маран

Зачем мы пишем: известные писатели о своей профессии

Тем, кто читает, пишет, издает, распространяет и продает книги, и тем, кто их просто любит

В память о Франсуазе Саган — благодаря ей я стала любить, читать и писать книги

Введение

Почему люди пишут? Вопрос, который задает себе каждый пишущий человек, сидящий перед экраном и впивающийся глазами в ненавистный курсор. Причем задает не только в такие моменты, но и в другие минуты жизни тоже.

Когда работа идет полным ходом и под бдительным взглядом музы руки взмывают над клавиатурой — тогда окрыленный вдохновением автор, прерываясь на первый глоток остывшего, приготовленного еще утром кофе, в восхищенном недоумении восклицает: «Какое счастье мне дано — заниматься таким делом!»

Но за мгновениями восторга обязательно следуют далеко не радужные минуты, и тянутся они не только днями, но неделями и даже годами. Когда травмированная тяжким трудом муза покидает своего писателя, мучительно вязнущего в зыбучих песках творчества, а всякое слово, выходящее из-под пера или выползающее из принтера, оказывается совсем не тем, не тем и не тем — вот тогда автор с возмущением взывает к небу: «За что мне все это?!»

В любом случае такое явление любопытно. Действительно, почему одни становятся нейрохирургами, стоматологами-гигиенистами, инвестиционными банкирами, а другие выбирают профессию, сулящую бедность, недопонимание со стороны внешнего мира и вечное сомнение в себе? Для чего разумные во всем остальном люди каждое утро — а встают они очень рано, часто до восхода солнца, до того, как проснутся домочадцы и наступит время приниматься за каждодневные дела, — добровольно загоняют себя в клетку?

Может быть, все дело в чувстве торжества при виде собственных слов, напечатанных в книге? Однако, судя по имеющимся данным, отнюдь не это становится побудительным мотивом, поскольку в Америке ожидают или ищут своего издателя более миллиона рукописей, а одобрен будет один процент. Вряд ли следует принимать в расчет и чувство удовлетворения от отлично завершенной работы. «Книгу невозможно закончить. Ее можно только оборвать», — так считал бессмертный острослов Оскар Уайльд. Сразу исключаем материальную заинтересованность — прибыль приносят лишь тридцать процентов опубликованных книг. Безусловно, речь не идет ни о самомнении, ни о самоутверждении. К писателям вполне можно отнести слова Чарли Чаплина, сказавшего об актерах, что они нуждаются в критике, а если не подвергаются ей, то начинают заниматься самоанализом.

Итак, почему все-таки кто-то выбирает литературный труд? Не каждый человек обучен проводить профессиональную профилактику полости рта, делать операции на мозге или совершать сделки с ценными бумагами, но любой может, вооружившись листом бумаги, блокнотом или ноутбуком, написать стихотворение, рассказ или воспоминания. Надо сказать, так поступают очень многие, невзирая на все трудности, стоящие на пути к достижению цели. Мы ведем дневники, создаем романы, ходим на занятия по писательскому мастерству. Мы жадно читаем, восхищаемся отдельными фразами и героями, приходим в изумление от закрученного сюжета. Мы принимаем все, что дают нам наши любимые авторы, и все время спрашиваем себя: «Как они это делают? И почему?»

С самого раннего детства, возможно, лет с пяти-шести, я знал, что, когда вырасту, обязательно стану писателем. Лет с семнадцати и до двадцати четырех я пытался отказаться от этой мысли, хотя всегда сознавал, что изменяю своему подлинному призванию и что рано или поздно мне придется сесть и начать писать книги[1].

Такими словами Джордж Оруэлл начинает свое эссе 1946 года «Почему я пишу» (Why I Write) и далее приводит «четыре основных мотива, заставляющих писать».

1. Чистый эгоизм. Жажда выглядеть умнее, желание, чтобы о тебе говорили, помнили после смерти, стремление превзойти тех взрослых, которые унижали тебя в детстве, и т. д. и т. п.

2. Эстетический экстаз. Восприятие красоты мира или, с другой стороны, красоты слов, их точной организации. Способность получить удовольствие от воздействия одного звука на другой, радость от крепости хорошей прозы, от ритма великолепного рассказа.

3. Исторический импульс. Желание видеть вещи и события такими, каковы они есть, искать правдивые факты и сохранять их для потомства.

4. Политическая цель. Ведь даже мнение, что искусство не должно иметь ничего общего с политикой, уже является политической позицией[2].

Тридцать лет спустя на страницах New York Times Book Review к этой теме обратилась Джоан Дидион[3]:

Я пишу, чтобы узнать, о чем я думаю, на что смотрю, что я вижу, и что это значит. Во многом писательство — это способ выразить свое «я», заявить о себе людям, сказать им: «Слушайте меня, взгляните моими глазами, измените свою точку зрения». Это агрессивный, даже враждебный акт.

Записывать слова на бумаге — это тактика тайного головореза, который вторгается в чужое личное пространство, навязывая читателю свое, авторское восприятие. И закрыть глаза на сей факт невозможно.

Прошло еще двадцать пять лет, и в 2001 году, теперь в журнале Northern Lights, снова вернулись к вопросу «Зачем люди пишут книги?» Писательница, защитница природы и на удивление уравновешенный человек Терри Темпест Уильямс ответила так:

Я пишу, чтобы примириться с вещами, которые мне неподвластны. Я пишу, чтобы придать красок миру, часто оказывающимся либо черным, либо белым. Я пишу ради открытий. Я пишу, чтобы срывать покровы. Я пишу, чтобы взглянуть в лицо своим демонам. Я пишу; чтобы начать диалог. Я пишу; чтобы представить себе мир иначе, и возможно, тогда он изменится.

Мне лично литературная деятельность помогает отвечать на собственные вопросы.

Итак, руководствуясь личными потребностями, я составила список авторов, которых мне было бы интересно привлечь для работы над этой книгой. При отборе я опиралась на вполне определенные факторы. Я хотела побеседовать с представителями не только разных полов, рас и возрастов, но и жанров, то есть с авторами, обладающими разным жизненным и писательским опытом. Я остановила свой выбор на тех, кто, преодолев все препятствия, преуспел не только в художественном, но и в коммерческом плане, кто объяснит мне, что такое творческий порыв. Мне было важно услышать мнение людей, добившихся признания и сумевших удовлетворить собственные амбиции, при этом не важно, чем они руководствовались, когда прокладывали себе путь к успеху: желанием разбогатеть, прославиться, доказать издателю, что их творения достойны публикаций, показать матери, ушедшему мужу или бывшему начальнику, как те ошибались в своих оценках. Выбранные мною писатели уже завоевали широкую популярность, и каждому из них удалось все перечисленное мною выше.

Авторы, рассказавшие о себе — «двадцатка», как я их называю, — написали книги, которые продаются такими тиражами, что издатели шлют им цветы, преподносят первые издания в кожаных переплетах, но самое главное — предлагают новые контракты. Они принадлежат той когорте писателей, чьи произведения уважаемые критики и знаменитые печатные издания регулярно восхваляют, порой осуждают, но практически никогда не игнорируют. Их голоса и лица известны всем, кто смотрит передачу Good Morning America («Доброе утро, Америка») и слушает ток-шоу Fresh Air («Свежий воздух»). В мире миллионы и даже миллиарды фанатов читают каждую выпущенную ими книгу.

Другими словами, эти двадцать писателей обладают именно тем, что хочет иметь каждый автор: полной свободой творчества и уверенностью в завтрашнем дне.

Примерно так и было задумано.

Я публиковала стихи и статьи уже во времена Эйзенхауэра; писала книги и рецензии с тех пор, как Никсон махнул на прощание своему народу[4]. Десятилетиями выполняя различные редакционные задания, я давно уяснила, насколько тяжело добиться положительного ответа от писателей, уставших от всеобщего внимания средств массовой информации, — вроде тех, кого я отобрала для своей книги. Обычно их агенты, секретари, телохранители и вышибалы — все личное окружение — постоянно внушают мысль о невозможности достучаться до персон, включенных в круг избранных. Сколько раз мне приходилось выслушивать о количестве просьб, ежедневно ими отклоняемых. Поэтому я заранее представляла, с чем придется столкнуться, пока сумею убедить этих знаменитостей встретиться со мной.

Тогда я спросила себя: что поможет убедить «двадцатку» дать интервью для книги?

И поняла — общая преданность литературе… и участие организации, которая поддерживает творчество авторов.