Юрий Жуков - Народная империя Сталина Страница 21

И все же одно, вроде бы совершенно частное положение, высказанное Димитровым — о поддержке в особых случаях социал-демократических правительств, что, безусловно, было вызвано необходимостью пусть и иносказательно, но подвести теоретическую базу под создававшийся Восточный пакт, неожиданно поддержал выступивший с третьим докладом Эрколи (Пальмиро Тольятти), генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии. Он, несмотря на совсем недавнее негативное отношение к Народному фронту, все же принял его идею. Активно участвовал вместе с Димитровым не только в подготовке конгресса, но и в разработке нового курса для Коминтерна. Сумел добиться, чтобы в резолюцию хотя бы по его докладу включили следующее положение: «Если какое-либо слабое государство подвергнется нападению со стороны одной или нескольких крупных империалистических держав, которые захотят уничтожить его национальную независимость и национальное единство или произвести его раздел (здесь явно подразумевались Австрия и Чехословакия. — Ю. Ж.), то война национальной буржуазии такой страны для отпора этому нападению может принять характер освободительной войны, в которую рабочий класс и коммунисты этой страны не могут не вмешаться».[114]

Разногласия, отчетливо проявившиеся в ходе VII конгресса Коминтерна, нашли свое выражение не только в содержании докладов, речей и выступлений, резолюций. Приняли они и откровенно личностный характер. Георгий Димитров, а также и Д.З. Мануильский — секретарь ИККИ и формальный глава делегации ВКП(б), отказались впредь работать совместно в руководящих органах Коминтерна с И.А. Пятницким, отказавшимся поддержать новую стратегию международного коммунистического движения. Сталин, оказавшись арбитром, поддержал, естественно, Димитрова и Мануильского. 10 августа, еще до закрытия конгресса, он провел через ПБ решение, предопределившее обязательный и незамедлительный «переход т. Пятницкого на другую работу». Как отмечалось выше, спустя неделю Сталину пришлось согласиться с назначением коминтерновца-ортодокса на должность заведующего политико-административным отделом ЦК. С введением, тем самым, Пятницкого во второй эшелон власти, несмотря на все разногласия по важнейшим вопросам — о проведении радикальной, политической реформы.

Тем временем начала, наконец — спустя четыре месяца после того, как была образована, — свою деятельность конституционная комиссия ЦИК СССР. 8 июля 1935 года центральные газеты страны опубликовали сообщение о прошедшем накануне ее первом протокольном заседании и о создании на нем двенадцати подкомиссий. О том, что их возглавили: И.В. Сталин — по общим вопросам и редакционную, В.М. Молотов — экономическую, В.Я. Чубарь — финансовую, Н.И. Бухарин — правовую, К.Б. Радек — по избирательной системе, А.Я. Вышинский — судебных органов, И.А. Акулов — центральных и местных органов власти, А.А. Жданов — народного образования, A.M. Каганович — труда, К.Е. Ворошилов — обороны и М.М. Литвинов — внешних дел.

Однако самое существенное осталось за пределами газетной информации. Прежде всего, стенограмма, или хотя бы изложение доклада Сталина на заседании комиссии. Между тем, выступая в тот день, Иосиф Виссарионович неожиданно для всех продемонстрировал настойчивое стремление провести конституционную реформу в гораздо больших масштабах, нежели можно было судить по его же записке от 25 января. На сей раз предложил разделить существовавшую и закрепленную основным законом единую конструкцию власти, в силу этой своей сущности в называвшуюся советской, на две самостоятельные ветви — законодательную и исполнительную. Иными словами, демонтировать действовавшую семнадцать лет систему — от районных и городских советов до ЦИК СССР, и создать взамен ее принципиально иную, ничем не отличающуюся от традиционных, классических западноевропейских.[115]

Заслуживали внимания и два не преданных гласности пункта решения комиссии. Они же не только раскрывали секреты технологий предстоявшей работы над текстом новой конституции, но и предопределяли направленность будущей пропагандистской кампании: «4. Обязать т. Радека организовать перевод и издание существующих конституций и основных законоположений главных буржуазных стран как буржуазно-демократического типа, так и фашистского, и разослать их членам комиссий. 5. Обязать тт. Бухарина, Мехлиса и Радека организовать обстоятельный критический разбор конституций основных буржуазных стран на страницах печати».[116]

Первое протокольное заседание обязало подкомиссии подготовить свои предложения в двухмесячный срок, то есть к середине сентября. На деле первые наброски статей новой Конституции начали поступать лишь полтора месяца спустя после назначенного срока, в ноябре 1935 года. Объяснялась задержка выявившимися серьезными расхождениями о допустимых пределах отступлений от основного закона 1918–1924 годов. Так, Н.В. Крыленко, нарком юстиции РСФСР, вошедший просто членом в комиссию судебных органов, резко выступал против разделения власти на две самостоятельные ветви, а также и выборности судей (последнее предложил А.Я. Вышинский вряд ли без предварительной консультации со Сталиным). После длительных прений члены правовой подкомиссии согласились на компромисс: сохранить выборность судей, но только низшей инстанции, народных. Не скрывал своей позиции и Бухарин. Он настойчиво требовал не предоставлять избирательные права всем без исключения гражданам, к чему призвал Молотов на VII всесоюзном съезде Советов, но вместе с тем согласился на замену чисто советской избирательной единицы — производственной, на свойственную буржуазным странам территориальную.[117]

Так уже осенью 1935 года обнаружилось, что даже на чисто рабочем этапе переработки старой Конституции четко обозначились принципиальные, идейные разногласия между группой Сталина и видными в прошлом ортодоксальными партийными деятелями, отказывающимися поступиться своими принципами. Видимо, поэтому Сталину и пришлось отказаться от дальнейшего делового сотрудничества со всеми членами комиссии, передоверить дальнейшую подготовку текста нового основного закона, лишь тем, кому он мог полностью доверять. Уже входившим в подкомиссии по общим вопросам — А.И. Стецкому и по экономическим — Я.А. Яковлеву, а также Б.М. Талю, до того момента вообще непричастного к деятельности какой-либо подкомиссии.

Часть 8

Серьезные перемены к лучшему

Приближавшийся 1936 года казался на редкость счастливым, вызывавшим лишь оптимистическое настроение. Слишком уж многое возвещало о серьезных переменах к лучшему. Порождало уверенность в том, что необычайно трудные последние восемь лет остаются в прошлом, уходят навсегда.

Тихо, незаметно, без излишней шумихи, каких-либо, широковещательных заявлений страна расставалась с карточной системой. С 1 октября 1935 года возобновилась свободная продажа мяса и мясопродуктов, жиров, рыбы и рыбопродуктов, сахара и картофеля, а с 1 января 1936 года — и промтоваров. А с 1 февраля ликвидировался и Торгсин — последний реликт уже далекого нэпа. Сеть специальных магазинов, где можно было купить все что угодно, но только за твердую валюту либо за золото.

О наступающих переменах возвестила не одна лишь отмена карточек — еще и восстановление празднования Нового года с его традиционной елкой. Возвращение «гражданских прав» тому празднику, с которым как религиозным партия и государство настойчиво боролись все последнее время. Боролись весьма решительно, даже запретив — для начала циркуляром наркомзема РСФСР от 11 декабря 1928 года — рубку елей. Но вот кандидат в члены ПБ, второй секретарь ЦК КП(б) Украины П.П. Постышев вдруг предложил повсеместно организовать, правда, лишь для детей, в дни зимних каникул новогодние праздники. Первым подхватил эту инициативу МК ВЛКСМ. Разослал телеграммы по всем своим организациям, рекомендуя провести елки в парках, домах пионеров, школах. Вслед за тем как-то просто, естественно вспомнили и о взрослых. За десять дней до наступления Нового года газеты опубликовали предельно скромную, всего в три строки, информацию: «По предложению ВЦСПС Совнарком Союза ССР постановил выходной день 30 декабря (в то время в стране существовала шестидневка. — Ю. Ж.) перенести на 1 января». А в ночь с 31 декабря на 1 января новогодние балы впервые за все годы советской власти прошли в московском Доме союзов, ленинградском Александровском дворце, во многих клубах, домах культуры страны.

Столь же многозначительной, обещавшей важные политические перемены выглядела опубликованная «Правдой» статья первого секретаря Азово-Черноморского крайкома В.П. Шеболдаева «Казачество и колхозы». Использование, наряду с типично советским словом «колхоз», долгое время сугубо негативного по смыслу слова «казачество», ассоциировавшегося прежде всего с теми, кто подавлял революцию 1905 года, воевал на стороне белых в гражданскую войну — как бы предполагало очередную филиппику в адрес казачества. Однако содержание статьи опровергло такое ожидание.