Оливер Сакс - Пробуждения Страница 40

6. Связь тиков с поведенческими расстройствами. Вероятно, я слишком вольно трактую термин «тик», описывая целостность ментально-соматических состояний, наблюдаемых у нашей больной. На фоне продолжающегося приема леводопы она проявляет все большую склонность к психологическому «расщеплению» на поведенческие фрагменты — дискретные, дифференцированные поведенческие формы. Так, она способна в течение минуты перепрыгнуть с особой манеры речи к особому паттерну дыхания, а от него — к откровенной одышке, и т. д. Все эти отрывки и фрагменты представляют собой не что иное, как целостно-стадийные аффективные и разнообразные, несмотря на индивидуальную законченность, аспекты поведения.

Можно легко заметить, что эти с виду бессмысленные «нефизиологические» перескоки несут на себе отпечаток поведенческого и драматургического, если хотите сценарного единства. Все они являются напоминаниями или аллюзиями один другого. Можно сказать, они передают друг другу, как эстафетную палочку, некое единое метафорическое содержание, а всему «я» миссис И. или ее поведению сообщают метонимическое родство. Они следуют друг за другом, подчиняясь той же логике, что и следующие друг за другом «свободные ассоциации» и, в точности как эти последние, обнажают под своей внешней «случайностью» или бессмысленностью референтную и прозревающую природу даже такого «примитивного» поведения.

7. Фиксированные состояния и подвижные состояния. Помимо вышеописанных нарушений у миссис И. бывали периоды, когда ее движения, речь и мышление выглядели абсолютно нормальными: эти «приступы» нормальности действительно носили пароксизмальный характер и были столь же непредсказуемы, как и нарушения. Когда она нормальна, не испытывает насильственных позывов и не скована неподвижностью, мы видим перед собой очаровательного, воспитанного и умного человека, понимая, насколько «неиспорченна» ее преморбидная личностная суть. Но самые нормальные, свободно протекающие периоды могут прерываться сами собой, без всякого внешнего побуждения и предупреждения, внезапным прекращением движения, речи и мышления. Тогда миссис И. застывает на месте, как героиня фильма в стоп-кадре. Такие «замороженные» состояния могут длиться краткие секунды или часы, и миссис И. не способна прервать их волевым усилием (хотя, по самой сути состояния, такие усилия в эти моменты не только невозможны, но и просто немыслимы).

Эти приступы оцепенелой неподвижности заканчиваются спонтанно или от малейшего внешнего прикосновения или шума, и тогда миссис И. возвращается в нормальное состояние с плавными движениями, речью и течением мыслей [Тот факт, что самый незначительный из возможных стимулов — единственный фотон света или минимальный квант энергии — достаточен для снятия этого застывшего состояния, показывает нам, что эти состояния напрочь лишены инерции. Еще больше укрепляет нас в этой мысли факт практически мгновенного перехода, лучше сказать — перескока, от абсолютной неподвижности к плавному нормальному движению. // Абсолютная неподвижность таких экстраординарных состояний в сочетании с их склонностью к внезапным фазическим трансформациям сама наводит на аналогию со стационарными состояниями и квантовыми перескоками, постулированными для атомных и электронных орбиталей. Действительно, резонно предположить, что в данном случае мы имеем дело с увеличенной моделью таких микроскопических феноменов — макроквантовыми состояниями, если будет позволительно и допустимо применить такой смелый неологизм. Такие лишенные инертности состояния стоят в абсолютном контрасте (и комплементарны) с положительными паркинсоническими нарушениями с их сильно выраженной инертностью и сопротивлением к изменениям, их невообразимым искажениям пространства и поля, ибо последние представляют собой уменьшенную модель галактических феноменов и могут быть обозначены как микрорелятивистские состояния. // Рассуждения такого рода привели меня к мысли написать два года назад, что «наши данные не только доказывают несостоятельность классической неврологии, но дают нам форму представления новой нейрофизиологии квантово-релятивистского типа… в полном соответствии с концепциями современной физики (Сакс, 1972). Скажу больше: даже если подобные аналогии позволительны и плодотворны, то феномены, которые мы собираемся рассматривать в рамках новой концепции, чрезвычайно удалены от проблем обыденной жизни, настолько же, насколько удалены, на свой манер, атомы от галактик. Но это, по моему разумению, неинтересно и неверно. Думаю, огромный диапазон знакомых нам биологических явлений, от сил и форм выражения наших страстей до альтернаций оцепеневшего состояния и прыжков у насекомых, должен в равной степени согласовываться с анализом, проведенным в понятиях теории относительности и квантовой механики. Это настолько верно, что я поистине удивлен тем обстоятельством, что теория относительности и квантовый характер материи были открыты физиками, а не биологами задолго до них.].

Эти состояния не обладают субъективной длительностью или продолжительностью. Они идентичны с «оцепенением», с которого у миссис И. началась манифестация заболевания. Из моих расспросов я вывел, что ее представление о себе и мире во время таких состояний отличается сверхъестественным качественным своеобразием. Так, все окружающее представляется ей очерченным, плоским и геометрически четким, похожим на мозаику или витраж. В такие моменты у больной полностью отсутствует представление или чувство пространства или времени [ «Эти состояния можно описать в чисто визуальных, зрительно воспринимаемых понятиях, сознавая при этом, что они поражают все мысли, все мышление и все поведение целиком. Застывшая картина не имеет ни истинной, ни направленной перспективы, она воспринимается как плоское соединение поверхностей по типу ласточкиного хвоста, или шипового соединения, или как строго упорядоченное построение из тонких плоскостей. Кривые вырождаются в последовательности дискретных, бесконечно малых отрезков прямых линий. Круг выглядит, таким образом, как многоугольник. Отсутствует ощущение пространства, плотности, массы или протяженности, нет чувства реального предмета, есть только представление о геометрическом месте сопоставленных надлежащим образом поверхностей. Нет ощущения движения и даже самой возможности движения, нет чувства процесса, сил или поля. В этом безупречном кристаллическом мире нет эмоций или катхексии. Нет также чувства поглощенности, вовлеченности или внимания. Состояние таково, как оно дано нам, и его невозможно изменить. С возвышенной позиции неподвижного наблюдения больным являются поразительные, на наш взгляд, микроскопические видения или лилипутские галлюцинации, где пылинка, севшая на покрывало, может занять все поле зрения и предстать перед внутренним взором больного как мозаика остро очерченных фасеточных поверхностей. В таком состоянии больной начинает видеть кружева и сети, и они воспринимаются уже не как знакомые формы, поскольку восприятие начинает фиксировать какую-нибудь одну точку на кружеве, которое воспринимается больным как бесконечное гало, плотное в центре и становящееся все более расплывчатым к невидимой и страшно далекой периферии…» (Сакс, 1972).]. Иногда такие оцепенения формируют мерцающее зрительное восприятие, похожее на восприятие слишком медленно движущейся кинопленки, когда каждый кадр начинает восприниматься раздельно, не образуя цельной подвижной картинки [По мере того как больной выходит из состояния кинематического зрения, мерцание или мигание становится более быстрым, до тех пор пока, при скорости мелькания около шестнадцати кадров в секунду, не достигается частота слияния мелькающих кадров — восстанавливается нормальное восприятие движения и континуальности пространства.].

Миссис И. и другие больные, испытавшие состояние «кинематического зрения», время от времени рассказывали мне о необычном (и кажущемся невозможным) феномене, который может иметь место во время такого состояния, а именно о смещении застывшей картины вперед или назад, так что каждый данный момент может происходить либо с опережением, либо с запаздыванием. Так однажды, когда к Эстер приехал ее брат, у нее случился приступ такого кинематического зрения со скоростью три или четыре кадра в секунду. То есть частота смены изображений была настолько мала, что между картинками ощущалась заметная и ощутимая разница. Глядя, как брат раскуривает трубку, Эстер была немало изумлена тем, что видела примерно такую последовательность событий: чирканье спичкой; второй кадр: брат держит в воздухе спичку, словно мгновенно отскочившую от коробка на несколько дюймов; третий кадр: спичка прерывисто вспыхивает в люльке трубки; четвертый кадр, пятый, шестой и т. д. представляли, как ее брат резкими рывками перемещает горящую спичку к трубке. Это было невероятно — Эстер видела реально зажженную трубку с некоторым опережением на несколько кадров. Она видела будущее, видела нечто раньше, чем должна была увидеть [Если мы воспримем слова Эстер буквально (а если мы не будем слушать, что нам говорят наши больные, то никогда и ничему не научимся), то нам придется выдвинуть новую гипотезу (или даже несколько гипотез) относительно восприятия времени и природы «моментов». Самая простая из таких гипотез, я думаю, заключается в том, что следует воспринимать «моменты» как некие онтологические события (то есть как «моменты нашего мира») и допустить, что мы воспринимаем несколько таких моментов за один раз (так, как, например, кит по пути непрерывно заглатывает одновременно большое количество планктона) или что в каждый данный момент времени мы держим в памяти небольшое количество таких моментов «про запас» и в любом случае вставляем их в некий внутренний проектор, где они активируются и становятся реальностью постепенно, по одному, в своей верной последовательности. // В норме это происходит правильно и легко, но при некоторых аномальных условиях, похоже, наши онтологические моменты начинают поступать в проектор в неправильном порядке, поэтому происходят эктопические смещения более ранних и более поздних моментов, когда хронологическое прошлое и будущее могут поменяться местами, что кажется нам в высшей степени убедительным (но неуместным) «сейчас». // В чем-то сходная гипотеза (о дефектной или ошибочной маркировке времени в нервной системе) была выдвинута Эфроном в связи с более распространенными и не менее жуткими впечатлениями dеjа vu, jamais vu, presque vu. Эти последние состояния не связаны с кинематическим зрением, но могут возникать в состояниях интенсивного и необычного нервного возбуждения (как, например, в случаях Марты Н. и Герти К.). Все эти анахронические состояния вкупе с другими странностями восприятия времени, описанными в этой книге, хронологическими и онтологическими, указывают на то, как велик провал между абстрактным и актуальным, хронологическим и онтологическим в нашем понятии и восприятии времени.].