Дьякон Федор Иванов - Послание из Пустозерска к сыну Максиму и прочим сродникам и братиям по вере

Послание из Пустозерска к сыну Максиму и прочим сродникам и братиям по вере [1].

По церкви Христове юзник диякон Феодор благоверным братиям и сродником моим по плоти и о Господе. Благодать вам и мир от Пресвятыя, единосущныя и нераздельныя Троицы, единаго триипостаснаго Бога; а от мене юзника благословение вам о Христе Исусе.

Приклоните ушеса во глаголы уст моих: побеседую вам о Господе отчасти во славу имени его святому. Поучает ны пророк Давыд: Исповедайтеся Господеви и призывайте имя его; возвестите во языцех дела его, воспойте и пойте ему, поведите вся чюдеса его; хвалитеся во имя святое его. Да возвеселится сердце ищущих Господа. Взыщите Господа и утвердитеся; взыщите лица его выну, сиречь всегда. Понеже и сам Господь глаголет иным пророком: Аз мене любящия люблю, и взыскающии мене обрящут благодать. Никтоже бо взыскаяй Господа оставлен бысть. Добро, братие, преже всего взыскати Бога, и в пути его правыя ходити, и по воли его святой жити и прославляти чюдное имя его детелне и словесне в жизни сей. Сам Христос Сын Божий собою нам прописал образ жития сего. Начат бо Исус творити же и учити: пишет святый Лука Евангелист. Такоже, по Христе, и вси святии его шествоваху доныне и ныне шествуют, любящии его вседушне, и душа своя полагающе по нем и по церкви его святой, имже и аз грешный потщахся отчасти последовати и не оставлен бысть (бых) от Христа Бога моего, но и о мне недостойнем прославил имя святое свое в малом страдании моем дарование(м) дву язык по отрезании и десницы моей, якоже благодати тезоименитому Дамаскину и Максиму Исповеднику, и иными множайшими своими божественными присещеньми, не по делом моим, но по своему благоволению и милости человеколюбной.

А о явлении соловецких чюдовтворцев ведомо ти: писах аз к вам о том преже сего. И по том убо явлении святых тех отец, пред госпожиным постом, взыде ми на сердце о их великой лавре молити Бога тридневным постом и бдением, — еже бы три дни не ясти, ни пити, и не спати, — дабы Христос Вседержитель-свет избавил ю от мучителя того лукаваго, якоже весть своими судбами. И попросих у него, Спаса своего, помощи и силы к такому труду, аще годе ему будет тое желание сердца моего и послет ми благодать свою свыше. И по сем прошении, на утреннем славословии, творящу ми поклоны за каноны, и абие нападе на мя сон необычен, и видех яко отверст покров темницы и с небес летящ над мя яко клуб некий светел зело и чист, яко хрусталь с солнцем смешен. И от сего разумех аз, яко помощи ми хощет Господь своею благодатию к тому делу. И егда наста пост Божия Матере, и аз касахся тому труду: и Христос поможе ми и Пресвятая Богородица то дело совершити. И в третий день посем бысть сумрак: аз же в оконце зрю, куря темницу свою. И абие слышах в той час стрелба с неба, — трижды стрелило, яко из великия самыя пушки, над Соловецким монастырем: место то знаемо мне, и окно темницы моея к той стране зделано. А грому в той день не было и ветру, но тихо бесть зело. И аз помышлях всяко о том знамении: что хощет быти и что сотворит Спас Господь о обители своей? И не разумех в то время. И посем мину пять месяцов, и обитель взята бысть и разорена от врагов [2], и седящии в ней мнози отцы и братия оружием избиени быша и заклани, яко агньцы, овии же повешены за ребра, овии же во льду мразом заморожени, иныя же инако казнены и замучены от царева воиньства. И сам в то время царь той мучитель от Спаса поражен бысть в смерть молитвами тех страстотерпец новых. Еще же и великих оных триех мучениц, благоверных жен, молитвами сокрушен бысть. И они, светы сострадалицы наши, в той же зиме затомлены горкою смертию от царя того жестосердаго. И в то время Божиим действием некако авися ми Христова раба избранная, любезная моя мати и сестра о Господе, благоверная боляроня Феодосия, за пять дней до преставления своего (опосле сочтох аз о том), и рече ми помолитися о себе: нужно-де нам стало зело и горко (а того еще аз не ведах, еже они во иныя те ямы глубокия посажены). И по ея прошению помолихся о них аз, дабы не попустил Христос выше меры искуситися им: разумех велику тягость некую наложену на них. И егда блаженная она мученица Феодосия, по смерти своей вскоре, предста у царева одра феодорова: и мне грешному показано о том в видении тогда. Потом же, егда прииде нам весть, яко Соловецкой монастырь взят бысть и разорен: и аз грешный вельми оскорбихся о том, и правило отверг того дни, и начах седя стужати Христу-свету, и от горести з досадою глаголати, яко вскую попусти последнюю обитель разорити и осквернити, — и бия рукама своима в перси и о постелю свою от зелныя жалости: презрел мя еси, Господи, — глаголаше, — и не хощу уже впредь просити у тебе ни о чем, ни псалмов пети, токмо едино: создавый мя, помилуй мя, глаголати, буди воля твоя! А прежнее прошение и забыл в то время, еже просих полезнаго спасения о обители той святой. И еже тамо разделение междоусобное бысть, того аз и не ведах. И видя се, святый ангел мой хранитель смущен на мя зело окаяннаго, и начат плакати, ходя окресть темницы моея, и ко мне припадати сквозе стены умилно в день. И глас его слышу песнотворец некако, и тонок и светел, а лица его не видех: понеже бесплотен есть. И посем ужас нападе на мя от плача того. И зазрех аз себе в том, яко недобре пререкую Господеви, и падох на землю пред Богом, и начах каятися о том. И хранитель мой свет ангел умолче от сетования своего. И того лета прислано к нам в Пусто-озерье в сылку Соловецкаго монастыря того десят человек трудников, и от них уразумехом, яко велико нестроение и крамола стала быть тамо междоусобная, и того ради предал Господь их в руки врагом, да овых венчал, а овых смирил и наказал. Тогоже монастыря чернец Феоктист некто перекинулся к Мещерскому Ивану в полк, и указал тайное окно на стене, и ту пусти врагов обстоящих. И тако предал им святую ту обитель свой враг. И мерзость запустения ста ту на месте святом до времяни своего.

Да еще преже сего, после казни вскоре, молил Христа — света, да явит ми: будет ли никониянской прелести разрушение и конец потребления? И показано ми сице о том. На пустом месте стоит погреб зело велик, яко 15 сажен, и глубок, подобен аду; и полон бысть погреб адской меду сырцу, и роздан уже весь в мір той лестный мед, остался токмо един угол уже. И на нем стоит, яко на глине, сам Никон во единой свитке балахонной, и на главе его колпаченко худо, яко на кабацком ярышке, и своима рукама раздает мед той, — не в сосудех стоит ту, но тако лежит, яко глина. И посем с небес от Бога гнев послася велик на всех людей тех, кои приимали мед той от Никона, — начат падати свыше на них яко скалы черныя со огнем, и вси людие возмутишася от того зело. И се конец тому видению. Разсуждай всяк сам. И потом паки еще просих у Спаса своего о том же, и показано сице еще: видех поле некое темно, и жаб исполнено бысть, и жабы те все изомроша и исхоша, яко листвие, и бегаю по них и топую ногама. И се конец тому. А что будет? — не вем.

И посем аз о клятвах сумневахся и сетовах некогда. В пост Филипов отпех заутреню рано, и повалихся на скамейку, и начах размышляти в себе, глаголя: что се, Господи, будет? тамо, на Москве, клятвы вси власти налагают на мя за старую веру и на прочих верных, и зде у нас между собою стали клятвы и свои друзи мене проклинают за несогласие с ними в вере же, во многих догматех, болши и никониянских! И егда размышляющу ми о сих всех, абие внезапу глас бысть, яко гром, во узилищи нашем. И яко войско велико аггелов, или святых прииде, — не видех лиц их, — и начаша согласно вси глаголати во едино слово, яко мнози ученицы у мастера, псаломское оно слово: оскверниша завет его, разделишася от гнева лица его. И многажды се слово возглашаху они, и престаша. И паки начаша второе слово возглашати посем псаломское же, сие оное: истинною твоею потреби их. К Богу вопияху на противящихся истинне божии. И сию речь многажды же глаголаху соборне. И посем ино не бысть ничтоже. И мне грешному дано гласы те слышати, а не сказано ничтоже, на ково они те слова пояху, — на никониян ли, или на нас, или мене научаху внешних и внутренних противных врагов тою молитвою потребляти. И в недоумении бых великом о том. И своим клевретом сказах о том, — и они обругали то, и в смех поставили, и не умилилися нимало.

А распри со мною у них много было зело, и брани и клятвы друг з другом о многих догматех великих сих. Они убо, протопоп Аввакум и поп Лазарь, начали Троицу на трех престолех исповедовати, и трибожну, и трисущну глаголют; и в трех лицах потри состава глаголет Лазарь; а Христа четверта Бога глаголют быти и на четвертом престоле седяща, и самого существа божественнаго в нем не исповедуют, но силу и благодать от сыновни ипостаси излияшуюся в девицу глаголют, а самоеде существо сыновне и Духа Святаго с неба на землю никогда не сходит, но сила и благодать посылается. Дух Свят не сам же сходит(л) в пятдесятницу, глаголют. Местом убо они описуют Божество святыя Троицы, поиюдейски, плотским разумом. А во ад схождение Христово с плотию по востании от гроба исповедует Аввакум, и востание Христово от гроба не называет воскресением, но востанием токмо, а воскресде, как изо ада вышел. А Лазарь глаголет едину душу Христову бывшу во аде с силою Божества и бес плоти, до востания от гроба, и востание Христово от гроба называет воскресением, — Лазарь и Аввакуму противится в том. И о преложении святых даров оба они мудрствуют — сначала проскомидии совершенно тело Христово и кровь. И основание церкви на Петре Апостоле глаголют, а не на Христе самом. Аз же диякон Феодор всего их сего мудрования не приемлю, но отметаю и обличаю, и прение творю с ними за та вся вышереченная зде. Сам же аз исповедую Святую Троицу единопрестолну, и единосущну, и неразделну, три лица во едином Божестве и едино Божество в трех ипостасех совокупленно, един трисиянен образ, друг в друзе вмещение имут кроме всякаго размешения и слияния, по богословову григориеву словеси, и не прелагается друг в друга, но кождо свое собство и свойство имать, Отец и Сын и Дух Святый. И един от Троицы, Сын Божий, сам сошел с небес на землю самым существом неописанным, и весь невместимый вместися во чрево Пресвятыя Девы Марии, всего человека восприим на ся, и родися от нея сугуб Христос, весь Бог и весь человек, и со Отцем на небеси весь пребысть неотлучно, в то время и всегда. А на кресте страда плотию, и умре, и со креста сниде во ад с раздельшеюся душею смертию от телеси сам БогСлово своим лицем, бес плоти; а с плотию положися во гробе бездушен сам же БогСлово: и от души его пречистыя во аде, и от плоти во гробе неотлучно бысть божественное его существо всесильное отнюд. А еже воста и воскресе Христос от гроба — един то глагол. И по востании, (после) воскресения своего от мертвых, не ходил уже Христос во ад, но всеродна Адама купно (и) вся воскреси с собою, по писанию. Сице аз исповедаю о той тайне. Якоже сниде Сын Божий с небес наг на землю, не истощи тройческаго числа: и по воскресении взыде со восприятием человечества, не пре(и)ложи тройческому числу, но присно Троица Троицею пребывает; и по воплощении Христос Сын Божий в Троице славится от всея твари, а не в четверице, — никакоже: понеже един есть Сын, единосущный Отцу, и Дух Святый, и в неописанных недрех отчих выну седит, со Отцем и Духом купно, а не на четвером престоле. И Дух Святый в пятдесятницу на Апостолы сам же сниде существенне, якоже и Сын, и дары им раздаде духовныя, а не существом в них вселися, но благодатию. И местом Божества не описую аз, но везде Бога быти существом исповедую невидимо и непостижимо. А о преложении святых даров, Христовыми словеси верую быти и исповедую, имиже и на тайней вечери преложи учеником хлеб в тело свое, и вино в кровь свою; а до того времени прост хлеб и вино пребывает в приносе. А основание церкви на Христе самом исповедую аз, а не на Петре Апостоле. И о иных догматех и церковных вещех многих бысть и есть пря у меня с ними, отцы.