Владимир Авдеев - Преодоление христианства Страница 2

Начиная с крещения, Русь от века к веку наполнялась новыми и новыми ересями, сопротивляясь официальной государственной церкви всеми силами. До сих пор это история «вычеркнутой» Руси, которой находится места в школьных курсах. Стригольники, антитринитарии, «жидовствующие» и множество других стихийных, канувших в Лету движений, а также оформленных последовательных учений пробилось к жизни. И что примечательно: каждая земля, каждая область внесли в эту тысячелетнюю борьбу свой местный неповторимый колорит, основанный на древнеславянских воззрениях на природу, нравственность, загробную жизнь. Так, например, иконоборчество, одно из самых устойчивых свободолюбивых веяний, имело многочисленные практические проявления, заключавшиеся в поругании икон, насмешках над крестами, но было также детально отражено и в теоретических работах: отвергнут догмат о троичности Бога, сверхъестественном происхождении Христа, богоматери, чудотворцев. Даже в те далекие времена наши предки, которых ныне принято именовать «неграмотным диким народом», умели проводить детальный филологический разбор священных текстов, анализируя противоречия Ветхого и Нового Заветов. Религиозная оппозиция одно время была так сильна, что находилась под личным покровительством Ивана III, который использовал ересь в политической борьбе с Великим Новгородом как одно из самых мощных средств. В начале XVI века появилось весьма самобытное национальное учение о свободе воли («самовластии души»), вдохновителями и идеологами которого были выдающиеся государственные деятели — дипломаты братья Курицыны. Православная церковь была вынуждена мобилизовывать не только полицейские карательные функции, физически уничтожая еретиков, но и напрягать всю свою идеологическую силу, заказывая «правильные» теологические труды ведущим теоретикам-ортодоксам, например, Максиму Греку или его ученику Зиновию Отенскому, которые и спешили выполнять «волю свыше». Русские ереси, помимо решения чисто духовных умозрительных задач, ставили перед собой весьма обоснованные экономические проблемы, направляя против церковной иерархии учение о нестяжательстве.

Потомственный дворянин Матвей Семенович Башкин ратовал за отмену холопства, кабальной зависимости и собственноручно порвал кабальные документы на своих крепостных людей. Иконы были для него теми же идолами, троичность Бога — нелепым измышлением, Христос — обыкновенным человеком, рожденным от земной женщины, а церковь в его представлении являлась чисто политической организацией — «собранием верных». Одним из первых на Руси, он направил полемический дар на борьбу с ядом покаяния, проповедуя индивидуальную ответственность.

Заметной фигурой среди еретиков был Феодосий Косой, ибо его «Новое учение» отличалось большим радикализмом и непримиримостью. Наибольшую злобу и ненависть отцов церкви вызывали его утверждения о «самобытности» всего сущего, об «извечности», а не божественной сотворенности неба, земли и всего живого. Крепостной мужик проповедовал постоянную смену форм жизни, самостоятельно толковал Моисеево пятикнижие, великолепно разбирался в широко представленной святоотеческой литературе. Совершенно замечательны его логические рассуждения о символе веры — кресте, ведь Бог должен ненавидеть крест, так как на нем был убит его сын, и, следовательно, поклонение куску дерева изначально противоречит вере, а не укрепляет ее. Народный вольнодумец видел вполне конкретную идеологическую функцию поста, обрядов, чудес и недоумевал, как можно поклоняться мощам и искать защиты у мертвых. Много внимания уделено им лживости института монашества, и даже идеологические противники признавали мужество и разум самостоятельного мудреца.

Необозримое количество философских сочинений XX века посвящено религиозной равноценности всех народов и вер. Феодосий Косой боролся с теорией исключительности и богоизбранничества еще в XVI веке, закладывая начатки синтетических рассуждений, которые мы видим сегодня во многих модернистских течениях. Идейное движение его последователей было столь велико и обширно, оставило такой след в умах людей, что один иностранец, посетивший Литву, заметил: «Когда уже однажды брошены были семена лжеучения, черт принес московских чернецов, которые подлили того же яда». По всему выходит, что столичная публика уже тогда умела задавать интеллектуальный тон в странах, претендующих на принадлежность к древней европейской культуре.

Поистине изумителен самобытный образ Дмитрия Евдокимовича Тверитинова, ставший неотъемлемой частью его свободолюбивого учения. Этот стрелецкий сын, выучившийся лекарскому делу еще в начале реформ Петра Великого, превратил свою жизнь в религиозный эксперимент. Как и у многих культурных самостоятельно мыслящих людей, неприятие догматических основ христианства началось у него при детальном изучении Библии. Сочетая постоянную медицинскую практику с анализом богооткровенных текстов, чем и снискал всеобщее уважение высших слоев общества, он пришел к парадоксальным, но исключительно правомерным выводам. Ему не составило большого труда понять политическую, а никак не сверхъестественную основу Великих соборов. Все предания отцов церкви он смело именовал «баснями человеческими». Его мнения о кресте, иконах и иной культовой атрибутике — новый этап русского иконоборчества. Новый потому, что создавался он не просто народным правдолюбцем, а человеком прагматического ума, умеющим анализировать последствия своих действий, и, что важно, отвечать за них самолично, как и подобает настоящему врачу. Это уже не сумбурные откровения блаженного старца, это ересь, выросшая до уровня самостоятельной концепции. Не будем забывать, что ересь это значит по-гречески учение. «Бесполезно стучать лбом об пол перед крашеной доской, ведь легко заметить, что иконы горят и никакими чудесами от огня не спасаются, да и вообще вера в чудеса связана с помрачением народа. Смешно кланяться мощам святых и искать защиты у мертвецов. Да и много ли среди канонизированных в последние столетия подлинно святых, ведь никто из них с Богом-то в беседе не был». В его тетрадях целый отдел посвящен анализу проникновения сущности и духа языческих обрядов в структуру христианского миропонимания, и почитание святых ассоциировалось у Тверитинова с типичным проявлением Многобожия. «Нет ходатаев нам в Царствии Небесном, как и на земле, за все нужно отвечать самому». Теперь уже можно смело сказать: следуя устоявшейся еретической традиции, он отказывался видеть в Христе Божьего сына и направлял энергию своих логических выводов против церкви, ведь лик Господа в ней — обман. «Я сам — Церковь», — вот подлинный апофеоз его учения.

Общаясь по долгу службы со знатью, он не считал нужным скрывать свои взгляды, и, несмотря на кроткий вежливый нрав, тактичность, сугубо профессиональное умение выслушивать собеседника, несмотря на большое количество искренних последователей, нажил себе и массу рьяных врагов из числа власть имущего духовенства, ибо его смелые суждения подрывали не только духовный авторитет священников, но и посягали на их материальное благосостояние. А, как же неработающие люди, они оказались весьма чувствительны к этому. Дело наконец дошло до высшей администрации, и вице-губернатор Москвы, верхоглядно ознакомившись с высказываниями Тверитинова, заявил совершенно в духе нынешних сермяжных борцов за идеи православного народа-богоносца: «Рассуждает не как русский, а свободно, как иноземец». Комментарии тут, как говорится, излишни.

Можно было бы упомянуть все мерзкие провокационные приемы, что были испробованы на этом незлобливом, совершенно бесхитростном человеке ревнителями «подлинного благочестия», но цели и объем данного повествования не позволяют опускаться до столь суетного занятия, ввиду того, что казенные фискалы и доносчики вех рангов и мастей, собранные воедино, могут составить совместными писаниями новый любопытный труд по истории русской церкви, как, впрочем, и не только русской. Как видно, единая истина не может держаться на плаву без услуг сексотов. Проследим вкратце лишь судьбу одного из тех, кто уж никогда до мелкого фискальства не опустился бы, всецело посвящая себя борьбе «за истину», надменно глядя на мерзких еретиков с высоты своего сана и духовного совершенства.

В разгар борьбы с уже опальным лекарем появилось объемистое сочинение Стефана Яворского «Камень веры», где сразу в предисловии было сказано, что виновником и причиной написания сей книги является ересь во главе с Тверитиновым, а самим еретикам полезно умереть — ясно обозначил свою мысль сей борец за чистоту веры. Однако же очень скоро сам Яворский был уличен в пристрастии к католицизму, что считалось не меньшим грехом, и книга автоматически угодила в разряд запрещенных. Как это в сущности похоже на придворные идеологические баталии нашего столетия, когда певец некоего духовного движения, не зная меры, перегибал палку, невпопад клеймя и восхваляя его, и подвергался в результате большим нападкам, нежели отцы движения. Вспомните, сколько скороспелых «классиков» сыпалось к нам на голову, сколько их исчезло по воле капризов судьбы и сколько еще будет «опальных» и «угодных», меняющихся местами, словно партнеры в учебном танце.