Святитель Григорий Двоеслов, папа Римский - Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души Страница 32

Григорий. Дело это очень трудное, особенно для человека занятого и имеющего в виду другой предмет. Но если есть люди, для которых оно может быть полезным, я без всякого колебания собственному желанию предпочитаю пользу ближних и, сколько поможет мне милость Божия, в следующей, четвертой, книге покажу, что душа живет и по Смерти телесной.

Книга 4

1. Вечному и духовному люди плотские не верят, потому что не знают по опыту того, что слышат о духовном

Григорий. Праотец человеческого рода, за вину свою лишенный райских наслаждений, стал терпеть несчастие слепоты и изгнания, в котором и мы теперь находимся; через грех он вышел из себя самого и не может вкушать тех радостей небесного отечества, которыми прежде наслаждался. В раю человек привык слушать слова Самого Бога; по чистоте сердца и высоте созерцания находился в кругу блаженных духов — Ангелов; но после того как ниспал сюда, лишился умственного света, которым был исполнен. Рожденные от плоти его, во тьме сего изгнания, мы хотя и слышим о небесном отечестве, о гражданах его — Ангелах Божиих, слышим о сожителях Ангелов — душах праведных и совершенных, но как невидимых вещей нельзя знать опытом, то плотские люди сомневаются, есть ли на самом деле то, чего не видят телесными очами. Конечно, этого сомнения не могло быть в прародителе нашем; лишенный райских наслаждений, он сохранил воспоминание о том, что потерял, потому что видел это. Плотские же люди не могут чувствовать и вспоминать о том, о чем слышат; они не знают сего по опыту, как знал прародитель, по крайней мере, как прошедшее. Если бы, например, беременная женщина была заключена в темницу и родила там сына, который потом воспитался бы в темнице и вырос, и мать стала бы рассказывать своему сыну о солнце, луне, звездах и полях, о летающих птицах и бегающих конях, сын, рожденный и воспитанный в темнице, ничего не видевший, кроме темничного мрака, вероятно, не поверил бы тому, что слышал, потому что не знал бы сего на опыте. Так и люди, рожденные во тьме своего изгнания, когда слышат о предметах высших и невидимых, не доверяют, действительно ли они существуют, потому что знают только предметы низшие, видимые, между которыми рождены. Вот почему Сам Творец видимых и невидимых, Единородный Сын Отца пришел для искупления рода человеческого и послал в наши сердца Св. Духа, дабы, оживотворяемые им, мы верили и тому, что еще не можем знать опытом. Посему, если мы сколько-нибудь получаем сего Духа, залог наследия нашего (Еф 1.14), то уже не сомневаемся в бытии невидимого. А кто нетверд еще в этой уверенности, без сомнения, должен верить словам совершеннейших людей, которые уже по опыту знают о невидимом, чрез Св. Духа, подобно как неразумен был бы тот отрок, который почел бы рассказы матери о свете лживыми, на том основании, что сам ничего не видел, кроме темничного мрака.

Петр. Я согласен с тем, что ты говоришь. Но кто не верит невидимому, тот совершенный невер; а кто совершенный невер, тот ищет не веры в то, в чем сомневается, а доказательства на то.

2. О том, что и неверующий имеет веру

Григорий. Смело скажу, что и неверующий имеет веру. Если этого невера я спрошу, кто у него отец, кто мать, он, без сомнения, ответит тот и та. Если я потом буду спрашивать его, знает ли он, когда зачался, видел ли, когда родился, то сознается, что не знает и не видел; однако ж верит тому, чего не видел, потому что, не сомневаясь, указывает, кто его отец и кто мать.

Петр. Признаюсь, доселе я не знал, что и неверующий имеет веру.

Григорий. И неверы имеют веру, но, — о, если бы в Бога! Если бы имели сию веру, не были бы неверами. Но то самое осуждает их неверие, то самое призывает их к вере, что они верят относительно своего видимого тела тому, чего не видели, и не верят невидимому, которого и не могут видеть телесными очами.

3. О том, что сотворены троякого рода духи жизни

О том, что душа живет по смерти тела, свидетельствует разум, но в соединении с верою. Всемогущий Бог сотворил троякого рода духов жизни: один из них не сопрягается с плотью; другой сопрягается с плотью, но не умирает с нею; третий, наконец, сопрягается с плотью и умирает с нею. Дух, который не сопрягается с плотью, есть дух Ангелов; дух, который сопрягается с плотью, но не умирает с нею, есть дух человеков; наконец, дух, который сопрягается с плотью и умирает с нею, есть дух скотов и всех животных. Итак, человек поставлен как бы в средине; ниже Ангела и выше скота, имеет нечто общее с высшим и нечто общее с низшим, т. е. бессмертие духа с Ангелом и тленность плоти со скотом, доколе слава воскресения не отнимет тления у самой плоти, когда плоть, сопряженная с духом, во веки сохранится от нетления, как и самый дух, сопряженный с плотью, сохраняется в Боге. Посему ту плоть (воскресшую) даже в отверженных не истребят самые мучения; она будет существовать в вечных мучениях, дабы согрешившие духом и плотью бесконечно умирали и духом и плотью, оставаясь всегда живыми (по бытию).

Петр. Уму верующих понятно, что ты говоришь. Но если ты делаешь такое различие между душами людей и животных, то скажи, пожалуйста, что значат слова Соломона: сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные; потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна (Еккл 3.18–19), для тончайшего определения мысли своей, он прибавляет: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом (Еккл 3.19). И потом присоединяет общее объяснение на слова свои: потому что все — суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах (Еккл 3.19–20).

4. О словах Соломона: случай (конец) сынов человеческих и случай скотский, случай един им

Григорий. Книга Соломона, в которой написаны эти слова, называется Екклезиаст. Екклезиаст, собственно, значит проповедник. В проповеди обыкновенно предлагается мысль, которая останавливает волнение шумной толпы. Слово проповедника приводит к единомыслию многих, которые различно думают. И эта книга потому названа проповедник, что в ней Соломон как бы себе усвояет мысли волнующейся толпы, дабы после рассмотрения их сказать то, на что согласилась бы, вникнувши, и неопытная толпа. Ибо сколько мыслей приводит в движение (проповедник) чрез рассмотрение, столько же различных лиц представляет в своем лице. И истинный проповедник как бы простертою рукою останавливает волнение всех и заставляет их соглашаться на одну мысль; подобно как говорит он же в конце этой книги: конец слова, все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек (Еккл 12.13). Ибо если в речи, помещенной в этой книге, он не представляет в своем лице многих, то для чего призывает всех вместе с собою к выслушанию конца речи? Итак, кто говорит в конце книги: все будем слушать, тот сам свидетельствует, что, представляя в себе многая лица, он как бы не один говорит. Поэтому в сей книге некоторые мысли высказаны только для рассмотрения их, другие удовлетворяют уму; одни принадлежат духу человека колеблющегося и еще преданного удовольствиям мира сего; другие, согласные с умом, предлагаются для того, чтобы удержать душу от этих удовольствий. Так, Соломон говорит в сей книге: вот еще, что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих (Еккл 5.17); а гораздо ниже прибавляет: лучше ходить в дом плача, нежели ходить в дом пира (Еккл 7.2). Если хорошо есть и пить, то лучше, по-видимому, ходить в дом пира, нежели в дом плача. Отсюда видно, что первое говорится от лица несовершенных, а последнее прибавляется от разума. Излагая разумные причины, он далее показывает и пользу, какую получает человек в доме плача: сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше понеже сие конец всякому человеку, и живый даст благо в сердцы его (Еккл 7.3), т. е. в доме плача указывается конец всех людей, и живой размыслит, что с ним будет. Опять там написано: веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд. (Еккл 11.9), и немного спустя прибавлено: потому что детство и юность — суета яко юность и безумие удовольствия суета (Еккл 11.10). Если он обличает как суету то, к чему прежде, по-видимому, побуждал, то ясно показывает, что первые слова сказаны как бы от лица плотского человека, а последний прибавлены по суду истины. Так выражая прежде удовольствие плотских людей, преданных заботам, возвещает, что хорошо есть и пить, тоже самое потом, по суду разума, отвергает, когда говорит, что лучше идти в дом плача, нежели в дом пира; также и о веселии юноши в юности его предлагает как бы от лица плотских людей, а потом, после объяснения мысли, и юность и веселие называет суетою. Точно также наш проповедник предлагает мысль от лица несовершенных умом, когда говорит: потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все — суета! (Еккл 3.19), ибо, по разуму, он предлагает другую мысль, говоря: какое же преимущество мудрого перед глупым, какое — бедняка, умеющего ходить перед живущими? (Еккл 6.1,8). Итак, он говорит: что излишше имать человек паче скота, а потом сам объясняет, что мудрый имеет нечто более не только скота, но и глупого человека: именно то, что он стремится туда, где есть жизнь. Сими словами прежде всего показывает он, что не здесь собственно жизнь человеческая, а в ином месте. Имеет, значит, человек нечто более скота, потому что животные не живут после смерти, а человек тогда и начинает жить, когда со смертью плоти оканчивает сию видимую жизнь. Он же еще ниже говорит: все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости (Еккл 9.10). Каким же образом один конец человека и скота и одинаково назначение того и другого? Как же человек ничего не имеет более скота, когда животное не живут по смерти плоти, а души человеческие, низведенные во ад за злые дела свои по смерти плоти, и в самой смерти не умирают? Такие противоположные мысли показывают, что истинный проповедник говорит одно от лица колеблющихся плотских людей, а другое — от лица духовной истины.