Эгоистичный мем идеологии, 2020 - Вячеслав Корнев Страница 33

идеологические явления. Сегодня «капитализм», «коммунизм», «демократия», «тоталитаризм» - слова без смысла. Определить политические локации правых и левых на практике почти невозможно - любой новый казус перемешивает позиции оппонентов самым причудливым образом.

Показательный случай - идентификация феномена фашизма. Сегодня жупел нацизма используется в политической полемике как тяжкое обвинение, пригвождающее оппонента к стене позора. Правда, какой-то избирательности и логики в наклеивании этого ярлыка нет. В социальных сетях распространены карикатуры на большинство известных политиков - с одинаково приклеенными гитлеровскими усиками или свастикой. На политических баррикадах фашистами называются просто представители альтернативного мнения. В повседневном дискурсе употребление получают странные словосочетания: от «исламофашизма» и

«демофашизма» до «кулинарного фашизма».

Проблема в том, что ни один из канонических признаков фашизма не является ни сущностным, ни монопольным. В эклектике немецкого нацизма переплелись древние и новые культурные символы, элементы социал-демократии и рабочего движения, отдельные философские идеи и научные теории. Визуальные атрибуты фашизма - архетипические фигуры вождя, воина, спортсмена, образцовой жены и матери и т. п. - тоже ничего не

111 Там же. С. 352.

говорят о смысловом ядре идеологии. Не случайно в известном документальном фильме Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» (1965, СССР) мы видим просто иллюстративный набор: факельные шествия, преклонение перед фюрером, сожжение книг... Но каждый отдельный элемент тривиален и может быть найден в другой культуре. Поэтому и Ромм в игре символических подмен перемещает зрителя из страны в страну, из эпохи в эпоху. Дают ли эти монтажные скачки знание идеологических интегралов фашизма? На этот вопрос даже многие ценители картины не давали положительный ответ. В развернувшейся после выхода картины на экраны бурной журнально-газетной полемике один из критиков писал:

112 Обыкновенный фашизм: сборник. СПб.: «Сеанс», 2006. С. 238.

«Обыкновенный фашизм» шел от парада к параду, от кошмара к кошмару, от восторга народных масс к восторгу народных масс. То есть, в конечном счете, на экране был представлен не «обыкновенный», а все-таки «необыкновенный» фашизм.112 Энтузиазм народных масс - универсальный код любой идеологии. Кадр из фильма «Обыкновенный фашизм» (1965, СССР)

Действительно, Михаил Ромм, организует документальные кадры с помощью монтажа парадоксов: концлагеря и расстрелы

неожиданно совмещаются с джазовой вечеринкой или конкурсом красоты. Фильм превращается в поучительное, но всё же зрелище. Синтаксис архивных кинопленок, фотографий и документов условно воспроизводит символическую сторону нацизма: пикселы большого идеологического экрана с трансляцией праздников, парадов, файер-шоу, хроники военных триумфов. Разумеется, обратной стороной экрана, спрятанным за ним Реальным являются шокирующие кадры из варшавского гетто, Освенцима, Бабьего Яра.

Но контрастный монтаж аттракционов не оставляет нас надолго с травмирующей реальностью и возвращает к пасторальным уличным сценкам 60-х или в ночной клуб Западного Берлина. Переходы как будто от нарядной витрины магазина к скотобойне на заднем дворе (и обратно) повторяются как основной прием. Ромма увлекает изображение идеологических систем, которые функционируют и как системы показа. Фильм и сам открыто идеологичен, построен как захватывающий спектакль. Мы видим преимущественно «необыкновенный фашизм», масштабный идеологический театр и немножко - закулисье.

Интересно, успел ли Ромм прочесть книгу «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме», вышедшую в 1963-м? Учитывался ли совершенно иной подход Ханны Арендт к анализу обыденной стороны фашизма?

Почти любой из внешних признаков нацизма неоригинален: будь то человеческая масса на марше, поклонение кумиру и даже концлагеря или сожжение книг. Каждый из этих симптомов в отдельности не обязательно фашистский и может быть найден в социальных явлениях прошлого или нынешнего века. Солдаты, идущие строем, - идеологическая картинка милитаризированного государства. Экзальтированная и ревущая толпа - это может быть и публика на концерте Rammstein, и масса потребителей, рвущаяся в торговый центр на «ночь беспрецедентных скидок». Сожжение книг мы могли видеть относительно недавно - в случае

с аутодафе «вредных» с точки зрения прокремлевского движения «Наши» сочинений Владимира Сорокина. Впрочем, иногда мы сами сжигаем в дачных печах ненужную макулатуру, никак не ассоциируя себя при этом с нацистскими штурмовиками.

Столь же универсальны и другие симптомы, которые ни в хитрой комбинации, ни в общей сумме не дают определения самого существа нацистской идеологии. Понятно, что при необходимости конкретный политический режим с удовольствием перемешивает колоду знаков - поэтому в отношении, например, к авангардному искусству или к литературной классике у итальянского и немецкого фашизма нет общего вектора. Какие книги палить, а какие издавать огромными тиражами - это номенклатура решает ситуативно, без опоры на логику.

Пытаясь разобраться в хаосе симптомов, Умберто Эко написал работу о признаках «вечного фашизма», или «ур-фашизма». Среди основных характеристик - культ традиции, новояз, культурный синкретизм, неприятие модернизма, иррационализм, неприятие скептицизма, ксенофобия, расизм, буржуазность, национализм, одержимость теориями заговора, презрение к слабым, культ смерти и героизма, мачизм и сексизм, избирательный

113

популизм.

Но сегодня трудно найти систему, в которой не присутствовала бы добрая половина этих признаков, - что говорит либо о морфологической неопределимости явления, либо о его банальности и распространенности. Проецируя этот набор на исторический материал, мы обнаружим фашизм и у древних греков, и в Средневековье. В романе Эко «Таинственное пламя царицы Лоаны» один из героев объясняет другому, что фашизм действительно существовал всегда:

Поскольку в «Новейшем Мельци» я прочел в статье про какого-то Гегеля: «Выдающ. нем. фил. пантеистической школы», я захотел справиться у Граньолы.

- Гегель не был пантеистом, а твой Мельци остолоп. Пантеистом, если уж на то пошло, можно называть Джордано Бруно. Пантеист утверждает, что бог во всем, даже в том мушином кале, который вон налип на окна. Тоже радость, понимаешь, существовать во всем. Это вроде как и не существовать. И вдобавок имей в виду - по мнению Гегеля, не господь бог, а государство должно было быть везде и во всем. Так что Гегель был фашист.

- Да он же жил сто лет назад!

- И что из этого? И Жанна д'Арк была фашисткой чистой воды. Фашисты существовали всегда. Начиная с времен. Начиная с времен господа бога. Вот возьми господа бога. Фашист тоже.

- Но ты же атеист и говоришь, будто бога нет?

- Кто это говорит? Отец Коньяссо, который ничего ни в чем не понимает? Я утверждаю, будто бог есть. К сожалению. И, к сожалению, этот бог - фашист.61

Граньола прав - обыкновенный фашизм существовал всегда, это элемент ежедневной социальной