Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 9

Новые идеи в философии. Сборник № 9. Методы психологии I

Э. Л. Радлов

Самонаблюдение в психологии

Психология, в отличие от наук, исследующих объективный мир и почерпающих свой материал из наблюдения над данными наших внешних чувств, имеет дело с внутренними переживаниями, доступными лишь самонаблюдению. Утверждать, что основной метод психологии есть самонаблюдение – значит, в сущности, высказывать самоочевидную истину, между тем многие исследователи отрицали всякое значение у самонаблюдения, как научного метода, и нельзя сказать, чтобы основания, которые они приводили в пользу своего отрицания, не имели значения. Без самонаблюдения психология невозможна, но она была бы столь же невозможной, если бы самонаблюдение было единственным методом ее и не могло подлежать проверке других, более надежных способов приобретения достоверного знания. Пирогов в своих «Вопросах жизни» очень хорошо указал на трудности самонаблюдения: «Мы не можем выйти из заколдованного круга при всех наших усилиях определить точнее наше субъективное индивидуальное бытие. В общих чертах оно тождественно для всего человечества, имеет многие общие черты и с субъективизмом других животных. Но это сходство проявляется объективно только тремя путями: голосом (звуком), словом (членораздельными звуками) и движением (прямым и рефлективным). Все наши опыты и наблюдения над проявлением субъективного индивидуального бытия человека и животных не имеют других критериев. Но если все они, несмотря на приобретенные посредством их влияния знания, ненадежны, сомнительны, двуречивы, то еще менее прочны те наши сведения, которые мы приобрели чисто субъективными наблюдениями»1.

«Не в праве ли же я был», говорит Пирогов далее, «заключить, что в отношении нашей субъективной индивидуальности мы, действительно, стоим в заколдованном кругу. С одной стороны, объективные критерии для ее расследования (голос, слово, движение) ненадежны, неясны и двусмысленны; а с другой стороны, субъективные – ненормальны до того, что, употребляя наше сознание и мысль для исследования сознания же и мысли, мы рискуем потерять и то, и другое. В самом деле, кто поручится за ясность и нормальность мышления у наблюдателя, направляющего беспрерывно все внимание и мышление на то, например, чтобы проследить начало и прохождение мысли в сознании, кто поручится, что подмеченное совершилось в наблюдаемом, а не в наблюдающем?.. Еще гораздо труднее, ненормальнее и сомнительнее дело, когда мы беремся судить о нашем Я, другими словами – о нашем лично сознательном ощущении бытия, мысли и, вообще, о присутствии в нас субъективного начала со всеми его (психическими) свойствами. В этом случае, – если правильно мое сравнение нашего Я с музыкантом, играющим одновременно на нескольких инструментах, – оно, наше Я, начинает играть, не быв виртуозом, на одном из них исключительно и делает, конечно, fiasco»2.

Пирогов прекрасно назвал положение, в котором находится психология, заколдованным кругом.

Действительно, объективные методы исследования психических явлений сами по себе шатки и сверх того предполагают самонаблюдение, как свою основу; самонаблюдение же заключает в себе своеобразные трудности, сводящие почти к нулю результаты, добытые этим путем. Пирогов говорит, что индивидуальное бытие в общих чертах тождественно для всего человечества и даже для мира животных, но это утверждение никоим образом не могло быть получено из самонаблюдения, ибо последнее имеет дело всегда лишь с собственным сознанием и его переживаниями. Заключения, выводимые из самонаблюдения, касаются лишь одного индивида; душевная жизнь его представляет чисто единичное и неповторяемое явление; на такой основе общих законов душевной жизни построить нельзя.

В ограниченности материала, т. е. поля наблюдения, доступного внутреннему опыту, по справедливости всегда видели одно из важнейших препятствий для психолога, желающего строить общую теорию на самонаблюдении; недаром Шиллер говорил:

Willst Du dich selber erkennen, so sich wie die andern es treiben,Willst Du die andern verstehen, blick in dein eigenes Herz.(Хочешь себя ты познать, на других обрати свои взоры,Хочешь других ты понять, в сердце свое загляни.)

Итак, никакой общей теории, т. е., науки, нельзя построить, если самонаблюдение есть единственный источник наших знаний о душевной жизни. Но не только в этой ограниченности источника психологических знаний заключается трудность его применения для психолога. Второе и еще более существенное возражение, приводимое обыкновенно против самонаблюдения, как метода научного исследования, состоит в том, что применение самонаблюдения уничтожает или искажает то состояние, на которое оно направлено. Действительно, представим себе человека, испытывающего порыв сильного гнева; если он не отдастся всецело этому чувству, а захочет наблюдать, как гнев протекает в душе, как он возникает, какие изменения он вызывает в теле и сознании, то такое отношение к собственному порыву непременно повлечет за собой прекращение его или же, по крайней мере, значительное изменение его характера. Таким образом, в результате получится, что мы наблюли не тот объект, который желали, а какой-то искусственный, не живой. Дело нисколько не изменится от того, что мы вместо порыва гнева для примера выберем какое-либо из состояний умственной жизни человека. Если мы поглощены какой-либо интересной проблемою, то в это время мы не можем наблюдать за тем, как у нас связываются представления, как из известных посылок вытекают выводы, ибо субъект совершенно поглощен своим предметом и не чувствует своего раздельного от объекта бытия; когда же мы начнем думать о том, каким путем мы пришли к известным результатам в исследовании интересующего нас предмета, тогда самый интерес к предмету исчезает и наступает сознание раздвоения субъекта и объекта.

Итак, самонаблюдение есть единственный источник, в котором человек непосредственно знакомится с душевными переживаниями, и в то же время на этом источнике науки построить нельзя, ибо он не дает права на вывод общих положений, и объект, с которым человек знакомится, оказывается не подлинными объектом, не реальным душевным переживанием.

Так, обыкновенно, изображают дело противники самонаблюдения в психологии, и, без сомнения, доводы, приводимые ими, имеют большой вес и значение, однако, не в той мере, в какой это может показаться с первого взгляда.

Во-первых, самый термин «самонаблюдение» выбран весьма неудачно, ибо наводит на мысль о методичном наблюдении над собственными состояниями; такое наблюдение, конечно, невозможно; но уже Ф. Брентано в своей превосходной книге «Empirische Psychologie» предложил весьма удачное разграничение самонаблюдения (Selbstbeobachtung) от внутреннего восприятия (innere Wahrnehmung). Первое, т. е. методичное наблюдение за собственными состояниями, конечно, невозможно; но второе, т. е. внутреннее восприятие собственных состояний, есть несомненный факт. Несомненно, что мы не только испытываем известные переживания, но в то же время и сознаем их, как наши состояния, т. е., что объектами сознания могут стать не только предметы внешнего мира, но и внутренние состояния, которые мы рассматриваем, как переменчивые или текучие явления нашей души. Допустим ради простоты, что все содержание сознания состоит из одних представлений большей или меньшей сложности и ясности, т. е., что ни чувства, ни воля, как таковые, не могут стать объектом сознания, а лишь представление о чувстве или воле, и нам станет совершенно очевидным, что в сознании одновременно может находиться не один какой-либо ряд представлений, а несколько рядов, стоящих в более или менее тесной связи между собой, хотя, может быть, и не одинаково ясно сознанных. Представим себе, например, человека лгущего. Лжец от фантазера отличается тем, что хотя оба создают ряды представлений фантастических, несоответствующих действительности, но первый делает это с определенной целью, а именно, с целью скрыть истину, – в то время, как второй предается просто игре ассоциаций. Когда лгущий сочиняет свою ложь, он в то же время имеет сознание истины; таким образом в сознании лжеца протекают два ряда представлений – один, сознаваемый с меньшею степенью ясности, стоящий как бы на заднем плане, другой, – сочиняемый и сознанный вполне отчетливо. То же самое подтверждается размышлением над действием привычки. Когда мы совершаем какие-либо действия, нам непривычные, мы сначала должны думать, как их лучше совершить, следовательно, в сознании протекают два ряда состояний – потом же, когда сложилась привычка, первый ряд отступает и уступает место другому какому-либо.

Если гневающийся и не может наблюдать за своим гневом, то все же нельзя отрицать того, что он сознает свой гнев и может его впоследствии описать и отличить от других состояний. Самонаблюдение невозможно, но внутреннее восприятие доставляет знание о психических состояниях, которое и может служить основанием для выводов. Гневающийся, конечно, не может наблюдать за тем, как протекает его гнев, но он в каждый момент имеет совершенно отчетливое внутреннее восприятие своего гнева. Если бы кто-либо усомнился в этом и счел различение самонаблюдения от внутреннего восприятия софистической тонкостью, то ему стоит только припомнить, – оставаясь в границах того же примера, – что человек до известных пределов является господином своих состояний, что он имеет некоторый контроль над ними. Гнев наблюдать невозможно на себе самом, но сдерживать порыв гнева вполне возможно. – Вспыльчивый человек не мог бы раскаиваться в своей несдержанности, если бы не имел непосредственного знания своих состояний и воспоминания о них; и сдержанный человек не мог бы подавлять в себе подступающих порывов гнева, если бы не имел отчетливого знания, полученного путем внутреннего восприятия, о действии как самого гнева, так и тех противодействующих ему представлений о последствии гнева, которые приходится вызывать в сознание в борьбе с стихийным аффектом. Точно также все содержание логики, поскольку она касается не внутренней состоятельности и значимости мысли, а течения умственных процессов, заимствовано из показаний внутреннего восприятия…