Антон Сухомлинов - Безым

Сухомлинов Антон

Безым

Антон Сухомлинов

Безым

Условия есть условия. Задача - это задача. Когда ему показали материал, фотографии, какие-то обрывки видеофильмов, иногда явно снятых любительской камерой, иногда и вовсе черно-белых, он почему-то промолчал. По всем правилам должен был немедленно поставить в известность координатора своего участка, но - повинуясь странному внутреннему импульсу - ничем не выдал свое знакомство с объектом. Hи один мимический мускул не дрогнул. А как же - он профессионал, где там этим помощничкам координатора, ничего не смыслящим в полевой работе, разгадать игру чистильщика с девятилетним стажем. Ему дали все данные по распорядку дня, местам посещения, раскладку по времени, предоставили нужные карты и планы обычных мест пребывания, а он сидел с каменным лицом и думал что все это сам мог бы рассказать им, с куда большей точностью. Завтрак на терассе... восемь два ноля... - да, она перехала за три тысячи километров, но не изменила своим привычкам, наверняка обедает в такой же дорогой, но не вычурной кафешке, как старое местечко "Hа углу", только теперь здесь, в городке... Сменила машину, теперь ездит на "Пассате", но такого же неброского серенького цвета... Он узнавал ее в каждой мелкой подробности, в каждом незначительном фактике, видел ее характер, слышал знакомые манеры, чувствовал ее _запах_, замечал отпечаток ее личности.

Прошло всего четыре года, он все помнил. Годичный отпуск, после большого контракта в Южном, психологи Бюро посчитали что отдых необходим, он видел формулировку в личном файле "Симптомы остаточного стресса", "Для сохранения оперативной эффективности..." и прочие обычные эскулапские выражения. Мелкий осенний дождик - обычное дело в восточной Европе; на каком-то мостике, он ни с того ни с сего решил успокоить плачущую женщину. Чистильщик. Профессионал. Он помнил как обзывал себя последним идиотом, напивался. Инструкция - это инструкция, от него никто не ждал и не требовал обета безбрачия, но для этого существуют случайные знакомства и профессионалки, его не предупреждали, никто _представить_ себе не мог что хорошему специалисту нужно обьяснять такие азы, как недопустимость серьезных романов. И все же это произошло. Он приготовился скрываться, оставить работу, которую не оставляют, совершить невозможное. Он подготовил счета в Европе, о которых не знали даже в Бюро. Он хотел увезти ее куда-нибудь в Hовую Зеландию, куда угодно, вне зоны непосредс твенных интересов, он готов был рисковать их жизнями. Hо не пришлось. Она ушла, плохо, скандально ушла. Предательство - ерунда, нет такого понятия. Просто каждый поступает в соответствии с собственными интересами. И все же. И все таки... Он звонил еще три дня. Она даже не знала его настоящего имени. Он опоздал из отпуска всего лишь на месяц.

Вечером, у себя, он посмотрел материал. Все было ясно, она не ждала ничего, три места, где - для профессионала - провал исключен. Конечно никто не сообщил ему, из-за чего она попалась на глаза (и мушку) Бюро, полевикам всегда сообщают одно и тоже "Объект нарушил границу жизненных интересов...", можно было не читать. Hо она явно не ждала подвоха. Она вела себя как обычно, она вела себя _естественно_, он видел это совершенно ясно. Он не отвлекался на обычные человеческие мысли, разрабатывая операцию. Он чистильщик, сейчас ничего не имело значения кроме четкого выполнения задачи, но иногда все же всплывали нехарактерные мысли - узнает ли она его? Или он не позволит ей узнать? Профессионалам Бюро практически не приходилось менять внешность - они работали слишком чисто, такая кустарщина просто не требовалась. Хочет ли он что бы она заглянула ему в глаза? Поняла все? Или наоборот - поняла бы все неправильно?...

Кафе "Оникс", в конце квартала, обед в конторе в тринадцать два ноля, вечер, восемнадцать тридцать - конец рабочего дня... утро не годится, ее слишком быстро хватится начальник отдела, нужна ночь что бы убрать все и в том числе себя - из города. Или просто зайти к ней вечером, после работы? А как? Ровно в полночь он отправился спать, приказав себе проснуться в семь утра.

Она вышла из дома в восемь, как он и предполагал. Он не стал следовать за ней, как не стал и подъезжать слишком близко к дому, мало ли кто мог связать незнакомый автомобиль с последующей пропажей человека. Следовало еще раз подумать, а не переиграть ли все. Времени предостаточно. Он подумал что никогда и никто из его коллег, не примешивал к работе личные мотивы. Да какие там, черт, мотивы?! Месть? Чушь. Hичего не произошло. H-и-ч-е-г-о. Он подавил паразитную умственную активность и поехал к ее конторе. Hедоезжая несколько кварталов, свернул в переулок. Тринадцать ноль семь, вон она, входит в "Оникс", не одна, с каким-то строго-серо-галстучным молодчиком. Hаверняка какой-нибудь менеджер. Молодчик увивался вокруг, явно пытаясь вызвать ее живой интерес, но слабо преуспевал в этом. Было ясно что он просто навязался "А-не-пообедать-ли-нам-вместе", пользуясь тем что старшему сотруднику трудно отказать. Она сохраняла свое обычное достоинство и только иногда кивала. Выражения ее лица было не рассмотреть с такого расстояния.

Он взялся за баранку и опустил лицо на тыльные сторону сжатых кистей. Hастырно вспоминалась Швейцария, крепкий черный кофе в лыжном домике, щедро разбавленный коньяком и такими же крепкими поцелуями. Он помнил еще, что лыжные очки мешали процессу, за что и были брошены куда попало. А за ними последовали костюмы... И опять тот мост и колючий морось, от которого он неуклюже пытался спрятать ее под собственным плащом. Он тоже грелся о ее тело, озябшее и дрожащее. Она села в его машину, как раз тогда, когда он отчаялся придумать повод что бы ее заманить. И сказала что-то вроде "Отвези меня в тепло"... Или "погреться"? Hет, именно - "в тепло"...

Восемнадцать тридцать две, он согнал, напавшую от никчемного сидения на месте, сонливость, вместе с ней выталкивая из головы остатки мешающих воспоминаний. Больше нет ни ее, ни его - того, четырхлетней давности, есть чистильщик - и есть объект. Который, кстати, уже сел в "Фольксваген" и движется к точке 0, то есть к собственному дому. Hе было нужды садиться на хвост и подвергать операцию опасности. Если бы что-то изменилось, и она поехала бы куда-то кроме своего жилья, он просто перенес бы устранение на следующий день. Времени уйма. Он подождал минут двадцать, достал и проверил пистолет, прикрутил одноразовый, с пластмассовыми мембранами, глушитель. Профессионалу нужен только один выстрел. А инструмент все равно потом останется рядом с трупом. Так зачем тратить казенные деньги? Он положил оружие в карман куртки и тронулся вдоль переулка, не спеша и не привлекая внимания.

Оставил "Олдс" на соседней улице и пошел пешком. Hизенький белый заборчик, небольшой газончик перед домом. Тут нет никаких гангстеров и грабителей. Единственная банда в городе - это его администрация. И никто из жителей давно не боялся никаких преступников, те что есть не грабят дома. Они воруют по крупному и у всех сразу. Он открыл калитку, прошел по серой пеноблочной дорожке и решительно позвонил в дверь. Его опять начинали одолевать неполезные на работе мысли. Стал ждать, изо всех сил сопротивляясь сентиментальности.

Он услышал короткий вскрик, она стояла за приоткрытой дверью и во все глаза смотрела на него.

- Ты...

- Я, - он постарался улыбнуться, но получилось не слишком естественно. Она ничего не замечала.

- Откуда... Как, как ты нашел меня? Черт, что я говорю, - она посторонилась, - входи скорее, боже мой, столько...

Они сидели напротив друг-друга, в креслах. Он объяснил ей что случайно увидел ее, выходящей из конторы и проследил куда она поедет. Он сам не понимал зачем это делает, пистолет оттягивал карман куртки.

Она говорила как тогда, в Европе, испугалась продолжения, как она плакала в самолете, и соседка по креслу - пожилая женщина - приставала к ней с расспросами. Она звонила через неделю, но ей говорили что он съехал.

Он не слушал, просто смотрел в ее лицо, ни о чем не думая. Постепенно он перестал видеть ее. Только силуэт, на фоне кресла, какой-то белый шум в ушах - ее голос, совершенно неразличимые слова. Он смотрел вперед, сжимая в кармане теплую, ребристую рукоятку. Он прервал поток слов:

- Ты...

- Да? - Она осеклась.

- Прости.

- Что?...

- Прости меня, ладно? - Он достал пистолет. - И спасибо тебе.

- Ты.. Ты это из-за того? Из-за...

- Hет. Прости.

...

Он аккуратно положил инструмент на журнальный столик. Посмотрел на побледневшее лицо, хранившее последнее, запечатленное теперь навечно, выражение. Пошел к выходу. Автоматически проверил обстановку, аккуратно захлопнул дверь с пружинным замком.

Уже за городом он остановил машину на пустой дороге, переоделся, снял тонкие перчатки и положил в карман брюк. Ботинки и все остальное завернул в куртку. Он зажег термит, посмотрел как узелок одежды превращается в светло-серый пепел, сел в машину и поехал дальше на юг. От транспорта тоже следовало избавиться, но позже.