Неизвестен Автор - Записки счастливого или Ряженка с рогаликами

Автор неизвестен

Записки счастливого или Ряженка с рогаликами

Прислали по мылу. Увы, адрес и фамилия автора утеряны :(

Записки счастливого или Ряженка с рогаликами

Я не умею писать. Вот если рассказать что-то - пожалуйста. У меня и в школе так: могу ничего не учить, потом выйти к доске, наплести всякой ерунды, близкой к теме, пожать в конце плечами, сказать с милой улыбкой: "Импровизация" - и сесть на место, не слишком заботясь об оценке. А что? Иногда и пятерки ставили. С сочинениями хуже было. Конечно, я тоже мог наплести в них разного. Hо Петр Александрович, наш учитель по русскому, всегда, возвращая мне тетрадку, говорил, слегка ухмыляясь в усы: "Женечка, это, конечно, весьма интересная работа: Hо стиль: Все-таки основное требование - писать литературным языком. А у тебя в каждом предложении "ну", "в общем", а то и "блин". И где логика? Перескакиваешь с одного на другое, выводов не делаешь: И ошибки эти ужасные: Вроде, и немного, но такие глупые. Как будто специально допущенные. Так что ничего не могу поделать: 3/3". Да ну и ладно. Я не обижался. Чего, блин, с человека возьмешь, если его в институте правильно писать учили? А мне так больше нравится. В общем, буду писать как умею.

С чего бы начать? Может, с того, как меня разбирали на педсовете? Или с того, как Димка сломал мне руку? Да не, лучше начну издалека.

Мне жилось хорошо. Меня любили. Я это знал. И ребята любили, и учителя. А че б меня не любить? Я не верзила туполобый, вроде Сундука, Мишки Сундукова, любившего напакостить втихаря, а то и в открытую, а потом, глядя наглыми глазешками, говорить, нет, не "Че я сделал?" - это устарело - а "Докажите!"

Дескать: не пойман - не вор. Свидетелей-то - нет. А если и есть - то фиг расколются. Он, Сундук, хоть и тупой, но юридически подкованный: знает, что с детки спрос маленький. Hа зону не пошлют, а все слова эти воспитательные: В гробу он их видел.

И не троечник я тихий, серый и незаметный, вроде Ромки Дунаева, который - что есть, что нету:

Пусть я самый маленький из пацанов в классе, но меня никто не трогал. А чего меня трогать? У меня отношения со всеми хорошие были: и с Ромкой Дунаевым, и с тем же Сундуком, и с Серегой Зиновьевым, моим соседом по парте, прогульщиком и пофигистом, постоянно кашлявшим от курения. Hо больше всего я балдел от Алешки Козлика, высоченного и аккуратного, в клевом прикиде, когда надо - изысканно вежливого, когда надо насмешливо-пренебрежительного, а иногда и - цинично-грубого. Девчонки тоже от него балдели, но он послал их всех, и бегал за каланчеватой Машкой из девятого класса, дочкой Елены Вячеславовны, нашей учительницы по физре. Машка сначала считала его мелюзгой, но потом, после того, как он пригласил ее на дискотеке и что-то там пошептал на ушко, сдалась и торчала часто на переменах в нашем классе. С ним, с Алешкой, было и во дворе интересно. Он уже не играл в разные малышовые игры, типа банки или вышибал, а сидел чаще с компанией где-нибудь в детском садике, в беседке. Я тоже к ним подсаживался иногда, и наслушался от них всякого, и научился многому. В общем, как выражаются педагоги, "подвергся дурному влиянию улицы". Да не, вы не думайте: курил я где-то всего неделю, потом надоело, и на пиво деньги не трачу: лучше лишний часок в Интернет-клубе посидеть.

Да и учителя ко мне классно относились. Тот же Петр Александрович всегда расплывался в улыбке, когда я несколько раз на дню попадался ему на лестнице, всякий раз говоря: "Здравствуйте, Петр Александрович!" И Елена Вячеславовна всегда умиленно смотрела, как я ловко (с моим ростом-то!) перепрыгивал через коня, улетал чуть ли не дальше всех, прыгая в длину, или шутя перемахивал через перекладину, которую ее будущий тесть (или зять, я не разбираюсь) Алешка Козлик позорно сшибал.

Был, правда, один человек, Димка Тимохин, который меня не переваривал. Впрочем, взаимно. Был он чересчур серьезен, иногда неуклюж, часто смотрел исподлобья и говорил так, будто недоволен чем-то. Однажды, когда я хотел приколоться над молоденькой математичкой, спросив, можно ли ей дать взятку, чтобы она поставила мне пять за четверть, он буркнул, будто себе под нос: "Вы его не слушайте, он дурак иногда:" Или в другой раз, когда мы шли с классом куда-то по улице и я приставал к прохожим, изображая глухонемого, хотевшего узнать время, Димка бросил в пространство: "Делать нечего, кривляется, как гамадрил". А однажды на физкультуре, когда я начал задирать его, он так схватил меня за руку: Ч-черт, у меня же кальция мало! В общем, ходил я потом две недели в гипсе. Димка, правда, сказал:

"Извини" (все так же глядя исподлобья), - но мне что ли легче от этого? Впрочем, сломанная рука мне не повредила: как раз был конец четверти, и я благополучно просидел все контрольные, глядя, как другие грызут ручки от усердия. Хотя Димка не грыз.

Он все делал спокойно. Кстати, Димку я не выдал: сказал, что стукнулся рукой о стенку. Что я, совсем без понятия что ли?..

Hу вот, вступление я закончил, приступаю к основной части. Все-таки уроки Петра Александровича не прошли даром. С него-то, с Петра Александровича, все и началось. Вернее, не совсем с него, а с Сундука. Он только что поцапался с Алешкой Козликом и решил ему отомстить. Hо устраивать драку - это еще кто кого:

К тому же, несовременно это. И Сундук поступил по-другому: написал на стуле, прямо на сидении: "Козлик козел". Ладно бы - на деревянном стуле: с такого отмыл - и все. А то ведь как раз заново обставленный кабинет попался, с чистенькими стульями, обитыми материей. И Петр Александрович, естественно, заметил этот вандализм сразу.

- Я не спрашиваю "кто?" - сказал он. - Во-первых, бесполезно, а во-вторых, я и так знаю. Сундуков, твой почерк мне хорошо известен, ты и в тетради часто пишешь печатными буквами.

- Докажите! - привычно выкрикнул Сундуков.

- Пожалуйста. - Петр Александрович достал из сумки стопку тетрадей, быстро нашел нужную, мятую и не обернутую, показал всем обложку. - Hу-ка, пойдем.

- Мы пришли, а тут это уже было написано, - не унимался Сундуков. - Hе имеете права обвинять меня без прямых улик!

- Иногда достаточно и косвенных, - сказал Петр Александрович. - К твоему сведению, предыдущий урок у меня был в этом кабинете, и все стулья перед переменой были чистыми.

После этого Сундук был весьма бесцеремонно взят за шиворот и выведен из класса.

К завучу, видимо.

А наутро на стене школы красовалась надпись, сделанная то ли сажей, то ли черной краской: "Петя козел". Почерк был незнакомый, не сундуковский, так что даже косвенных улик теперь не было. А если и были - то весьма слабые.

Как ни странно, надпись будто не замечали. И даже Петр Александрович вел урок как обычно. А мне почему-то за него было обидно: ведь работает мужик за крошечную зарплату, старается, а про него еще всякие гадости пишут. А может, я просто вспомнил, как он отвечал мне, когда я здоровался с ним: "Здравствуй, Женечка!" - громко и приветливо. Со мной никто больше так не здоровался.

И, наверно, не случайно натыкался я на него по нескольку раз на лестнице.

После урока я подъехал к нему:

- Петр Александрыч, а надпись закрасят?

- Какую надпись? - не понял он. - А, эту, новую: Летом, может, и закрасят, когда ремонт будет.

- И до лета так и будет? Может, вы сами закрасите? - не успокоился я.

- Зачем мне это надо? - рассмеялся Петр Александрович. - Ведь, читая эту надпись, будут плохо думать не обо мне, а о том, кто ее сделал.

Это умозаключение не показалось мне убедительным. И я решил все исправить по-своему.

Сначала я подскочил к Козлику:

- Сундук совсем охамел, видел?

- И че?

- Давай на месте его надписи свою сделаем, с рисунками даже, про Сундука: Краски я найду.

- Ты Петю пожалел что ли?

- И что с того?

- Да ничего: Младенец ты, Женечка:

Потом я и к Сереге Зиновьеву подходил, и к другим пацанам: Одни либо смеялись, либо обзывали меня дураком, другие, узнав, что дело будет ночью, ссылались на родителей: Только Ромка Дунаев согласился, да и то потому, наверно, что не смог придумать, как отвертеться. Мы условились встретиться в одиннадцать часов у правого крыльца школы.

Вечером, когда родители ушли на работу (а был тот самый ужасный для них день, когда оба они работали в ночь), я проник в кладовку, где стояли приготовленные для покраски садового домика банки с краской. Самых разных цветов. Отец иногда приносил с работы "отходы производства", как он выражался. Я выбрал четыре, самых ярких цветов, отыскал кисть:

Конечно, Ромка не пришел. Hу и ладно. Толку-то от него: Справлюсь.

Дело оказалось не таким простым, как казалось. Hу, к темноте-то я привык быстро.

Да в городе-то и нет ее, темноты. Hо даже закрасить надпись было непросто.

Конечно, тут баллончики нужны, но где их взять? Я уже порядком измазался, а конец дела был еще далеко. К тому же, пару раз какие-то шальные прохожие попадались, и мне приходилось прятаться. Hо все же я справился.