Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

Об авторе

Бердыназар Худайназаров — известный туркменский писатель, автор многих поэтических книг, повестей и романа «Люди песков», отмеченного в 1970 году Республиканской премией имени Махтумкули. Роман — о войне, хотя описываемые в нем события происходят за тысячи километров от фронта, — о мужестве и самоотверженности людей, научившихся выращивать хлопок, необходимый для победы. Героев повести «Сормово-27» объединяет стремление скорей провести в пустыню воду. Преодолевая сопротивление песков, они несут возрождение этому краю.

Повести «Хошар» и «Браслет матери» посвящены туркменскому селу в годы войны, судьбам молодых женщин. Две другие повести — о современности, об изменениях в жизни туркмен, о формировании новых традиций, о новых нравственных ценностях.

Художник Борис ПОПОВ

© Со звездочкой в содержании: Перевод на русский язык. Издательство «Художественная литература», 1976 г.

Перевод на русский язык.

Издательство «Советский писатель», 1979 г.

ЛЮДИ ПЕСКОВ

(роман)

Часть первая

…Люди здесь, в Учоюке, удивительные. Взять хотя бы Анкара-ага; философ, хранитель традиций и на редкость симпатичный старик. Сын его Юрдаман — музыкант, и, видимо, талантливый. Кто бы ни проезжал через наши места, обязательно останавливается у Анкара-ага послушать игру Юрдамана. Когда он играет на своем дутаре, собирается все село. Председатель райисполкома Санд-жаров говорит, что Юрдаманов дутар и в райцентре слышно, потому, мол, он так часто сюда и заглядывает. Шутка, конечно; приезжает он к дочери, она замужем за старшим сыном Анкара-ага — Пашой. Они учителя, работают вместе со мной в школе, — приятные люди. Но больше всего полюбился мне Еллы — пятнадцатилетний парнишка, письмоносец и один из моих учеников. О нем не расскажешь в письме, его надо видеть. Одни глаза чего стоят! Анкар-ага, Юрдаман, Еллы — люди они все, конечно, разные, но есть в них что-то общее, свойственное только им, жителям песков. Какая-то особая широта души. Наверное, сама природа сделала их такими: бескрайние просторы, чистое небо, вольный ветер. Я никогда раньше не бывал в песках; думал: зной, духота, тоска смертная, а как увидел!.. Представляешь, кругом, насколько хватает глаз, — цветы, цветы, цветы. Кажется, что земля застлана огромным ярким ковром. Ляжешь где-нибудь на бархане, глядишь в небо и дышишь не надышишься… А какое здесь трогательное зверье! Увидеть бы тебе хоть раз ручного джейранчика!.. Приезжай денька на три, а? Отпросись у начальства и кати к нам! Боюсь только, что обратно не захочешь. Я ведь, помнишь, горевал, когда Меня после техникума сюда послали, а теперь и не представляю, что смогу еще где-нибудь жить.

В общем, все очень здорово. Если тебе не удастся выбраться ко мне, встретимся на каникулах в Андеке, как договорились…

Будь здоров. До встречи. Твой Агамурад,

11/III 1941 г.

(Из письма учителя Агамурада)

Глава первая

Караван прошел больше половины пути, послезавтра к вечеру они будут на месте, но у Кейик уже не было сил ждать — целых шесть месяцев не видала она Юрдамана!

Когда, пол года назад, в сопровождении такого же каравана Кейик ехала из дома мужа к родителям, она и помыслить не могла, что будет так тосковать по Юрдаману, ведь они пробыли вместе какой-нибудь месяц, а до того она его почти не знала, слышала только, что замечательный музыкант.

Полгода назад проплывали те же барханы, те же восемь колодцев, но тогда стояла зима и на барханах лежал снег, а сейчас лето, июнь… И кто только придумал такой порядок — обязательно возвращаться к родителям. Эти полгода она могла бы провести с Юрдаманом. Первый месяц пролетел так быстро! Но ничего: сегодня уже не в счет, остался еще день. И две ночи, правда, но зато третью она будет спать в своей красивой белой кибитке. Спать… Кейик усмехнулась и, покраснев, украдкой взглянула на свекра, словно он мог прочесть ее мысли.

Интересно, был ли Анкар-ага в молодости похож на Юрдамана? Скорей всего, нет. Наверно, и тогда выглядел неторопливым, рассудительным, суровым. Как Паша, тот весь в отца. Нет, Юрдаман не такой. Он нежный, ласковый, добрый… Отец рассердился на него, увидев как-то днем, что Юрдаман дремлет, положив голову на ее руку. Выговаривал сыну. Смешной, неужели не понимает, что у них с Юрдаманом все по-особенному, что еще никто никогда не любил друг друга так, как они. Разве другой позволил бы жене петь? А она пела. В ту последнюю ночь перед расставаньем она тихонько запела грустную девичью песенку. И он не рассердился, не накричал. Взял дутар и тронул струны, подбирая мотив. А потом договорились, что, как только Кейик вернется, они уйдут за большой бархан позади кибитки и она станет петь, а он играть на дутаре.

Небо было синее-синее, как покрывало Кейик, солнце палило немилосердно. Молодая женщина покачивалась в свадебном паланкине, укрепленном на спине белой верблюдицы, и думала, думала… Больше она никогда не расстанется с мужем. Своим будет только письма писать, мать с невесткой скоро приедут навестить ее. А весной такая же верблюдица привезет в Учоюк сестренку — Анкар-ага высватал ее за своего Нокера. Он очень хороший паренек. Тогда их белые кибитки будут стоять рядом…

Ну до чего же медленно шагает эта верблюдица! Неужели ей самой не надоело! Была бы быстроногая, как у Ашик Кериба, за минуту домчала бы до села.

В полдень караван остановился у большого бархана, поросшего саксаулом. Усталые верблюды опустились на колени. Их разгрузили; мешки с пшеницей стояли сейчас поодаль, прислонившись друг к другу, словно борцы, готовые к схватке.

Женщины расстелили на песке кошмы и расположились вокруг Кейик. Мужчины устроились около вещей. Седобородый старик, возглавлявший караван, искоса поглядел на женщин, снял свою черную папаху и повесил на куст. Вытащил из шапки платок, вытер пот со лба, погладил бороду. Потом кашлянул. Полная женщина в белом платке, хлопотавшая возле Кейик, тотчас же обернулась:

— Что-нибудь нужно, отец?

Старик отрицательно мотнул головой.

Интересно, чего тогда он кашляет? Настроение хорошее? Стоит, заложив руки за спину, и гордо поглядывает на всех. Ему есть чем гордиться: все это его, Анкара-ага, — и верблюды, и люди. Вот жена, вот старший сын Паша, ему тридцать четыре года, он уже пятнадцать лет учитель. И жена его здесь. Вот и второму сыну везет жену. Дома еще двое сыновей и дочь Кейкер. Да, теперь возле кибитки Анкара-ага стоят уже две белые кибитки, а весной появится и третья…

Чай вскипел. Старшая невестка стала разносить его мужчинам. Прежде всего поставила перед свекром большой чайник, вытерла четыре пиалы и протянула их старику. Именно протянула, а не поставила; Анкар-ага удовлетворенно покашлял и с важным видом принял у нее посуду. И то хорошо, отметил про себя Паша, наблюдавший за отцом, — на него не больно угодишь. Паша вспомнил, как вскоре после свадьбы Бибигюль, желая оказать свекру особое внимание, сама палила ему чай в пиалу, а он выплеснул его, как только женщина вышла: «Пока еще, слава богу, сам могу налить себе чаю!» Ладно, теперь за стариками будет ухаживать новая невестка, и, если что не так, краснеть не ему, а Юрдаману. А краснеть придется: если Бибигюль, из культурной семьи, учительница, не всегда может угодить свекру, куда уж Кейик, дочери простого колхозника. Хотя, пожалуй, крестьянин крестьянина скорей поймет. Во всяком случае, младшая невестка рта не посмеет открыть при отце. А Бибигюль говорит с ним без всякого стеснения, хоть и знает, что старику это не по нраву. А может, привык, не замечает? Ведь он, в сущности, не так уж привержен традициям. Он прежде всего деловой человек: и пшеницу купил, и невесту Нокеру высватал, и Кейик заодно прихватил. Надо же: сам везет невестку от родителей, а ведь, по обычаю, ее должны сопровождать мать с отцом.

Жара чуточку спала, и снова тронулись в путь. Пусто кругом, только барханы, барханы… Позавчера попался чабан — разыскивал овец, отбившихся от отары, — и больше ни души. Где начинается эта тропа, где кончается — неизвестно. И вообще есть ли конец пескам? Ну ничего, все будет хорошо, послезавтра караван придет в Учоюк.

Как они встретятся? Что она скажет Юрдаману? Рассказать ли ему, что он ей снился чуть не каждую ночь? Многое бы надо рассказать, но ведь и утаить придется немало. Нельзя, например, чтобы Юрдаман догадался, какие советы давала ей мать перед расставанием, как учила хитрить, держать мужа построже, а по-настоящему угождать только свекру. Мать Кейик сразу приметила, что жена Анкара-ага по струнке ходит перед мужем; значит, если он будет доволен невесткой, свекровь не посмеет ее обидеть. Юрдамана Кейик должна настраивать против матери — вдруг у нее со свекровью скандалы начнутся, надо, чтоб муж держал ее сторону. «Не балуй мужа, избалуешь — наплачешься!» Легко сказать — не балуй. А если ей хочется все для него сделать, все на свете ему отдать! Как глянет своими черными глазами, сразу и сил нет, и земля из-под ног уходит. «Держи построже!» Нет, со строгостью у нее, видно, ничего не получится.