The Rolling Stones. Взгляд изнутри - Ламблен Доминик

Rolling Stones. Взгляд изнутри

Dominic Lamblin, François Salaün Satisfaction – Comment j’ai survécu 40 ans aux côtés des Rolling Stones

© Larousse, 2016

© Коваленко А., перевод, 2017

jpg">

Журнал «Диско Ревю», октябрь 1964 г.

© Архивы Доминика Ламблена

Однако должен признаться, не этому подвигу я был обязан такой удачей. На самом деле боссы студии «Софразон» попросту не имели ни малейшего желания провести два дня в компании какой-то шайки патлатых лоботрясов. В то время пропасть, разделявшая поколения, была куда шире, чем сейчас, и серьезные дяди 40–50 лет испытывали к музыке дерганых подростков некоторое презрение. Так что пусть лучше попотеет этот славный парнишка Ламблен!

Вот так наша судьба нас и находит! В самое нужное время в исключительно правильном месте. Мне в карман сунули 500 франков и пропуск за кулисы зала «Олимпия», главное, чтобы я ничего не испортил. Получалось, что я попадаю на концерт «роллингов», катаюсь с ними по Парижу, да еще и деньги за это получаю! Мое желание связать жизнь с этой индустрией росло с каждой секундой.

Прежде чем строить конкретные планы на будущее, мне предстояло приехать на площадь Бланш и пройти за кулисы клуба «Локомотив», который в те времена наряду с «Гольф Друо» был одной из популярнейших рок-площадок Парижа, хотя их владельцев нельзя было назвать поклонниками йе-йе. Здесь накануне концерта и должна была состояться презентация группы перед прессой и поклонниками. Хозяин клуба Кики Шовьер, как и многие представители его профессии, вечно плавал в таинственных и мутноватых водах ночной жизни. Тех самых водах, где его единомышленник Андре Пусс чувствовал себя как рыба и, возможно, даже жабры себе отрастил. Когда-то он был чемпионом по велогонкам, но затем стал своим человеком во французском кинематографе, в частности, водил знакомство с режиссером Жаком Одиаром. Он постоянно играл сомнительных субъектов, не вызывающих доверия, которые, впрочем, не так уж отличались от него самого. Взять хотя бы его роль Кенкена в картине «Босс» Жоржа Лотнера. Иногда можно было заметить, как он окидывает уничижительным взглядом представителя «старой школы» всклокоченную молодежь, дергающуюся на танцполе его клуба. Впрочем, позвольте вернуться к лексикону джентльмена. Для этого мне обычно необходимо выпить чего-нибудь освежающего.

Если припасы, хранившиеся за кулисами, и оказывали какое-то воздействие на организм человека, то точно не освежали. За кулисами даже в самых просторных помещениях не находилось места бару, так что мне было совершенно нечем промочить горло в ожидании группы. И я бы не сказал, что нервничал. Да, группа набирала популярность, но их известность еще не так давила на психику, чтобы я мог потерять самообладание.

И вот я их увидел! «Роллинги» вальяжно спускались по лестнице, ведущей в ложу, перекидываясь шутками на своем еще не привычном французскому уху диалекте. Знание английского тогда было достоинством горстки избранных, к числу которых, кстати, принадлежал и я. И это было еще одной причиной, по которой мне доверили эту миссию.

18 октября 1964 года: The Rolling Stones с Кики Шовьером в «Локомотиве».

Их внешний вид казался даже строгим по сравнению с тем сумасшествием, которое обуяло западную молодежь в последующие годы, но в целомудренной голлистской Франции 1964 года они явно выделялись в толпе. Прежде всего волосами: длинными патлами, которые словно символизировали протест против изжившего себя конформистского общества. Об их волосах писали гораздо больше, чем об их музыке. «Длинноволосая Англия», – подпишет издание «Пари-Матч» фотографию группы на обложке. Время наркотиков еще далеко, а потому взъерошенные хаеры представляли собой единственный социологический феномен, бурным обсуждениям которого посвящалась колонка за колонкой.

Хотя нет, помимо пышных причесок активного обсуждения также удостоилось отсутствие галстука у Кита Ричарда (именно так, без «с» на конце – поначалу его фамилию писали таким образом, чтобы придать ей американский флер) и Билла Уаймена. А ведь рубашки они застегнули на самую верхнюю пуговицу! Как же так? Верх непристойности! Кита это, однако, не смущало. Он пошел еще дальше и водрузил на себя своеобразную помесь фуражки из кожи с кепи. Этот, с позволения сказать, головной убор величественно нависал над оттопыренными ушами Кита, которые его каштановая шевелюра в то время была еще бессильна скрыть. Лишь несколькими годами позже ему удалось отрастить гриву, способную спрятать и уши.