Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1975 год

Аэронавты работают на земле

За два часа до старта раздавался похожий на выстрел хлопок. Это наполнялась водородом оболочка привязного шара, который запускали, чтобы следить за ветром. Затем, если небо оставалось ясным, начиналась подготовка к запуску основного, в сотню метров длиною, воздушного шара.

Хлопки тогда следовали один за другим. Под их звуки женщины и мальчишки, помогающие аэрологам, ходили по зеленому лугу со связками огромных золотистых, полунаполненных водородом оболочек, которые вытягивались и колыхались на ветру, словно живые, и вся картина в тот момент напоминала приготовление к какому-то веселому празднеству. Это ощущение усиливалось по мере того, как на траве вырастала диковинная гирлянда из связок шаров и прибывал народ. Поодаль, на берегу Сейма, собирались зеваки. Всюду сновала детвора, лохматые дворняги усиливали суету. Меж тем на машине везли черного цвета гондолу, в которой размещались приборы для исследования атмосферы. С превеликими осторожностями ее снимали, и прибористы начинали осматривать ее, проверяя в последний раз. Александр Шестаков и Анатолий Аушев выпускали свои приборы в небо впервые и заметно волновались. Пока они колдовали у гондолы, к тросам прикрепляли парашют, радиопередатчики. «Готово?» — спрашивал надтреснутым голосом аэронавт, командующий всем парадом, статный неразговорчивый Иван Шагин. По-моему, он в тот момент волновался тоже, хотя сам отправлялся в небо на воздушном шаре не один раз.

Ребята мямлили в ответ, просили обождать. Как всегда, в последний перед стартом момент что-то осталось непроверенным, забыли спрятать под кожух провода. «Время», — решительно говорил аэронавт, поглядывая на часы, и твердо, как дирижер к пульту, направлялся к своему командирскому месту, подальше и от гондолы, и от шаров, чтобы иметь возможность все видеть.

По его сигналу приподнимали вначале те шары, что были побольше и поближе к гондоле. Затем последующие секции. Важно было выпустить шары так, чтобы, поднявшись, они потянули гондолу все разом, не давая ей возможности провиснуть и коснуться земли. Прибористы, держа шестидесятикилограммовую гондолу на руках, все еще бежали с нею. Не всегда задуманное удавалось, внезапно усилившийся ветер, бывало, вмешивался в расчеты аэронавта. Давно под ногами ребят пропала твердь, зачавкало болото. Охнула девушка, затратившая два месяца на подготовку приборов. Еще секунда — и, казалось, гондола уже не поднимется, не успеет набрать высоту, ударится о склон лесистого холма...

«Отпускай!» — раздался голос аэронавта, словно усиленный мегафоном. И как бы послушавшись его приказа, гондола мягко сошла с разжатых ладоней людей и легко понеслась вверх. Все смотрели, задрав головы, ей вслед. На синем фоне неба гирлянда вначале напоминала стаю белых журавлей, потом нитку жемчужных бус. Аэронавт пришел в себя первым и, как бы желая оборвать волнение, прокашлялся в кулак; потом Иван Александрович подошел к вертолетчикам, напомнил, что завтра в семь предстоит вылетать на поиски, и не торопясь покинул полигон.

Главный аэронавт ЦАО (1 ЦАО — Центральная аэрологическая обсерватория.) Александр Масенкис был человеком иного склада, чем молчаливый Шагин. Он много повидал на своем веку и теперь, на склоне лет, с доброй улыбкой вспоминал прошлое, любил рассказывать разные истории; слушать его я мог часами. До тех пор, пока он сам не уставал от разговоров.

Масенкис окончил школу аэронавтов в тридцать восьмом году. В общем, не так уж и давно, отнюдь не во времена братьев Монгольфье. Поэтому он удивлялся, что в наши дни есть люди, путающие его профессию с профессией космонавта либо вовсе позабывшие ее, как списанную временем. Масенкис же до сих пор не расстается с ней и не видит конца применению своих, знаний. Правда, он всегда сожалеет о том, что не довелось ему вдоволь полетать на воздушных шарах. Вначале война помешала, потом стремительное развитие авиации, но работа аэронавтов всегда оставалась, и остается нужной.

В войну Александр Масенкис вместе с товарищами-аэронавтами ставил заградительные аэростаты, чтобы ночью фашистские самолеты не могли прорваться к Москве. Поднимал в небо наблюдателей, засекавших по залпам вражеские огневые точки. Однажды, рассказывал он, пришлось подняться на аэростате среди бела дня, на виду у врага. «И пальба же тут началась! Мы раскрыли их батареи — все до единой, а пока немцы примеривались, аэростат уже был на земле. Ни одного снаряда и близко от нас не упало». После войны ему пришлось помогать строителям линий радиорелейных передач: с помощью аэростата определяли высоту ретрансляционных вышек. С того же аэростата вели исследования нижней кромки облачности. Поднявшись под самые облака, нужно было подолгу оставаться там. Корзину болтало, влажный туман и холод пронизывали до костей, но и это время аэронавт вспоминал не иначе как с улыбкой.

«Вначале, когда узнали, что нас заменят приборы, обрадовались, — признавался Масенкис. — Порой ведь нелегко было. Понимали, что присутствие человека на шаре в стратосфере усложняет эксперимент и увеличивает риск... Но в душе-то всегда жалели...»

Полет на воздушном шаре, по его словам, ни с чем не сравнимое удовольствие. Не чувствуешь ни качки, ни болтанки, ветра не ощущаешь, потому что шар движется вместе с воздушным потоком. «Летишь, словно облако, — прищурившись, говорил он. — Вся земля перед тобой, слышны разговоры, ну, будто люди находятся совсем рядом. Иногда не выдержишь, вмешаешься, что-нибудь скажешь — так от удивления враз и замолчат».

В те дни шары-пилоты уходили в небо, словно по заданной трассе. Взлетали они, уносимые ветром, в одну сторону, а к концу работы оказывались на противоположной стороне небосклона, повторяя изо дня в день почти один и тот же виток спирали. Обычно шары, которые выпускали утром и днем, были едва видны на белесом небе. Тот же, что отправили под вечер, сверкал на темном небе, как удлиненная звезда. Здесь, на реке, давно сгустились сумерки, наступил вечер, а следящий механизм прибора с тридцатикилометровой высоты продолжал улавливать излучение низко стоящего светила.

Василевский, один из ученых-экспериментаторов, работавших на полигоне, перед запуском сказал мне, показывая фотопленку, что по этой спектрограмме, сделанной на земле, он может определить количество СО2, находящегося в атмосфере. Но как распределяется этот газ там, всюду ли одинаково или по-разному в зависимости от высоты, может рассказать только прошедший через всю атмосферу прибор.

— Важно ли это знать? — спросил Константин Петрович себя самого и ответил: — Несомненно. Ведь углекислый газ и вода, присутствующие в атмосфере, задерживают тепло, полученное землей от солнца. Не дают этому теплу прорваться в космос, возвращают обратно, играя тем самым роль «земного одеяла» и оберегая землю от переохлаждения и перегрева.

Широкое изучение физических свойств атмосферы земли было предпринято в последние годы не случайно. Этого потребовало развитие космической и земной техники, космической метеорологии, геологии и многих других наук.

В это время высоко над нами из серебристой связки будто выдернули нитку. Шары разлетелись в разные стороны. Василевский посмотрел на часы. Точно в назначенное время шар-пилот перестал существовать, началось падение гондолы. Когда она достигнет более плотных слоев атмосферы, раскроется оранжевый парашют, но этого уж мы видеть не могли. Оставшиеся шары, словно созвездие, возносились вверх, с каждым мгновением раздуваясь, все ярче сияя в солнечных лучах и... разрываясь. Вскоре в том месте не осталось ни одной «лжезвезды».

Масенкис рассказывал, как долго они бились над тем, чтобы по окончании работы приборов гирлянда шаров погибала. Вначале для этого приспособили взрывное устройство, но оно оказалось ненадежным. Однажды взрыва не произошло, и огромная ветвь шаров вышла из зоны их полигона и начала странствовать по небу.

Забравшись на высоту, тогда еще недоступную истребителям, шары то задерживались над крупными городами и угрожали спуститься в район интенсивного движения самолетов, то устремлялись к границе.

За ними следили... «Поседел я тогда, — признался Масенкис. — Шуточное ли дело, оказаться виновником авиакатастрофы или пограничного инцидента. Наутро, когда зазвонил телефон, я был готов к худшему...» Оказалось, что они благополучно приземлились на побережье Азовского моря; напуганные рыбаки приняли связку спускавшихся шаров за купола десантных парашютов. Но на этом мытарства аэронавта не кончились... Шары опустились без приборов, и где их искать, никто не знал. Прошло немало времени, прежде чем их обнаружили за много километров от места приземления. Неуправляемые шары вначале коснулись тросом линии высоковольтных передач и, облегченные, оставив приборы на земле, вновь отправились путешествовать.