Призрак в зеркале (СИ) - Алексей Мурашкин Страница 23

свет в конце, наверно, бьёт по глазам ещё ослепительней. Мне же прежде разгулявшаяся фантазия рисовала дверь, неприметную и безликую, типа больничных вдоль коридоров, за которой тишина и кромешная темнота. Шагнув в неё, абсолютно не знаешь, чего ждать — бесконечного падения в колодец, резкого погружения в ледяную воду, заполняющую и рвущую лёгкие, сухого испепеляющего жара, или внезапной встречи с жёстким полом, где предстоит, скорчившись от боли и досады среди пыли и мусора, проклинать по-глупому загубленную жизнь…

И никак не ожидал, что за ней возникнет извилистая, обрызганная солнцем дорога с танцующей девушкой. Показалось, у плясуньи ноги и фигурка моей знакомой хиппи, а лицо — той застенчивой журналистки. Получше разглядеть не удавалось, разметавшиеся от кружения волосы почти целиком скрывали его, поочерёдно показывая одни разрозненные фрагменты — нос, губы, щёку. Танцовщица то ли убегала, то ли манила. И какой дряни обкурилась, что даже не замечает, как поранилась о растрескавшийся асфальт? Я сорвал дыхание, пытаясь угнаться и всего лишь сказать об этом. Ну и дьявол с ней! Вряд ли беспечная босоножка заработает сепсис или подхватит столбняк от пустяшной царапины.

Этим парням больше не повезло… — наконец привлекли моё внимание надписи, высеченные на камнях, сперва принятых за облупившиеся придорожные столбы. «…Прайс… Петерсон… Смайли… Вильнёв… Палетти… Беллоф…» — выхватывал глаз знакомые имена среди множества незнакомых. Когда строй надгробий оборвался, я задержался у последнего, пытаясь разобрать… Свет падал так, что края свежевысеченных канавок не отбрасывали внутрь ни малейшей тени, чтобы как-то обозначился текст. Камень будто сиял изнутри, заставляя глаза слезиться. Попробовал на ощупь…

Нет, там не было написано то, что с предвкушением на грани восторга и ужаса я ожидал прочесть. Из груди вырвался хриплый вздох одновременно облегчения и горечи. Угадать не вышло, но я определённо знал покойного. Даже, наверно, ближе, чем доселе казалось мне самому…

*****

В комнате с белым потолком развлекаться нечем, кроме как самокопанием. Стерильное чистилище для составления повинной, открывающей двери в ад. В этот раз, надо понимать, с отсрочкой. Единственное, что можно было заключить исходя из имеющейся информации — то, что я пока жив.

Поза моя почти не отличалась от принимаемой в кокпите. Разве ноги находились ещё выше по отношению к туловищу и ни на что не жали, а, напротив, растягивались, напичканные какими-то железками и подвешенные за тросы. Зато, если в моих руках оказывалась тарелка, а несколько позже — книга, это отдалённо напоминало руль.

Один томик раньше всех обнаружился рядом на тумбочке. «Anna Karenina» — прочёл я название. С таким же успехом могли бы подсунуть Библию. Естественно, первым делом меня интересовала свежая пресса, а не бессмертная классика. Но, пока я пребывал в бессознательном состоянии, более актуальные события вытеснили воскресные новости с газетных полос. Телевизора в реанимационном отделении не предполагалось. А время глянцевых спортивных журналов по теме ещё не подоспело.

На мои устные попытки что-то выведать кроме собственного здоровья медперсонал только пожимал плечами: Мэврик, Лайквуд? За какой клуб играют? Вообще не футболисты? Тогда не слышали. Похоже, при такой «нарастающей» популярности автоспорта в Федеративной Республике Вольфганг Фон Трипс и Штефан Беллоф останутся последними быстрыми немцами.

Единственная надежда возлагалась на молодого практиканта, насвистывающего мотивчик с субботнего концерта, ещё тогда меня доставший. И выяснилось: да, он кое-что слышал о гонке какой-то заокеанской серии на трассе по соседству. Вроде, даже кто-то погиб. Бред! Вот он я — вполне себе живой, хоть и не сказать, что невредимый. Не могло же что-то ещё там стрястись за оставшийся круг в режиме жёлтых флагов!..

Родных уговорили не прилетать, убедив, что жизни их незадачливого родственника угрозы нет. Поэтому первой моей связью с вменяемым англоязычным миром оказался тот, кого меньше всего хотелось видеть. И на его физиономии, впрочем, непроницаемой как всегда, взаимно не наблюдалось малейших признаков сочувствия или ободряющей, хотя бы вымученной, улыбки.

— Как ты? — сухо бросил босс. Не похоже, чтоб он грудью пробивал сюда дорогу сквозь заслоны в белых халатах. Проще поверить, ему пришлось пересиливать собственное нежелание. Но здоровьем подопечного, доставленного без сознанья в госпиталь на медицинском вертолёте, хоть ради приличия, глава команды иногда должен интересоваться.

— Вам, наверно, больше моего известно, — посетовал я. — Здешние врачи немногим разговорчивей Пита Зебровски.

— Гляжу, травмы не затронули твоей привычки не к месту юморить.

Я не совсем понял, что он имеет в виду. Но по выражению лица догадался: шеф не настроен давать подробные пояснения на сей счёт. Вместо них он молча протянул газету, ту самую, которую я искал, развёрнутую на нужной (последней) странице.

«Штайнвальд. Сумбур на фоне трагедии» — пафосно гласил заголовок. Что за манера у пишущей братии дочерна сгущать, запугивая доверчивых обывателей! Например, озаглавить заметку: «В аэропорту столкнулись два самолёта» — когда речь идёт о царапине, полученной при манёврах на рулёжке. И успокоить читателя не раньше, чем из его кармана будет выужено столько-то центов или пфеннингов в обмен на пахнущий и пачкающий типографской краской листок некачественной бумаги, мало пригодный и для нужника. Разве не моветон обозвать не смертельную аварию «трагедией»?!.

Но фотография, вставленная ниже, смазанная и нечёткая, реабилитировала автора. С неё знакомо и зловеще ухмылялась маска-смайлик, выглядывая из-за чудом уцелевшей дуги безопасности. Текст под фото продолжался: «…А тем временем из Соединённых Штатов пришло печальное известие. Спортивный мир скорбит. После неравной борьбы со смертью оборвалась жизнь молодого таланта…»

Глаза защипало, как будто перед ними опять возник тот засвеченный камень… Разумеется, Боб Мэврик на данный момент замкнул трагический список жертв автогонок. Вряд ли кто-то туда проскочил за вечер воскресения. И именно его имя я сумел на ощупь прочитать на последнем надгробии из проклятого сна, который впоследствии неоднократно мне приснится.

— Врачи божатся, ты сможешь плясать уже на рождественском балу, — продолжил босс всё тем же ледяным голосом. — Поэтому говорю без обиняков — ищи себе другую команду. Мы не продлеваем контракт.

— Я, честно, и не рассчитывал.

— А я очень даже. Стыдно признаться, ты напомнил мне его… До того злосчастного предпоследнего поворота предпоследнего круга. Хотя нет! Боб ни разу не терял голову, впадая в эйфорию или фрустрацию, и если надо было просто приехать к финишу, спокойно доезжал. Так что, когда в следующий раз захочешь покончить собой, выбери иной способ, нежели наша машина. И команде не придётся втирать прессе про технические проблемы. Мне же впредь наука — не менять изначально принятое решение. Надо было полностью сняться с финальных этапов. Боб, даже