Паул Путниньш - Приглашение на порку

Паул Путниньш

Приглашение на порку

С латышского перевел Дайнис Гринвалд

Действующие лица:

Маргарита Эзертева

Карл Эзертевс[1] — её муж

их дети:

Эдуард —

Эрнест —

Лиина —

Эмма — жена Эрнеста

Бренцис — сосед Эзертевов

Гермина — родственница семьи Эзертевов

Хабихт — помещик, немецкий барон

Корм — управляющий поместьем

Таупер — лютеранский пастор

Сухоруков — подпоручик — командир подразделения драгунов

Рец — камердинер барона

Место — Латвия в составе Российской Империи

Время — ранняя весна 1906 года

Первая сцена

Кабинет барона Хабихта в родовом замке.

Субботний вечер.

Барон прохаживается по комнате, задумчиво останавливается у окна. Смеркается.

РЕЦ (тихо в просвете дверей). Ваше сиятельство, пастор Таупер!

ХАБИХТ. Хорошо, Рец, пускай войдет!

В дверях появляется Таупер.

РЕЦ. Войдите, господин пастор!

ТАУПЕР. Добрый вечер, господин барон! Кажется, я первый?

ХАБИХТ. Первый, да, первый, господин пастор. И не было бы ничего приятнее, если бы вы так бы и оставались моим последним и единственным гостем. (Смотрит в темнеющее окно.) Как спокойно, когда темнота… Не люблю зарева пожарищ! Ни замков наших, ни дворов крестьянских. Можете мне поверить, те, последние, меня совсем не радуют.

ТАУПЕР. Божья кара. От этого нам не спасти никого.

ХАБИХТ. Так, да так. Тем не менее… Есть и моя личная приязнь. И неприязнь. Садитесь, господин Таупер! Так вот — зачем я вас позвал. Как вам известно, благодаря усердию карательных экспедиций… Я бы сказал чрезмерному усердию… Иногда. Волна крестьянских бунтов по всей Балтии стихает.

ТАУПЕР (со скрытой иронией). Позвольте, зачем-таки чрезмерному усердию. Позволю все же заметить, меня несколько смущает ваш… «гуманизм» в данной ситуации. Бунтарский дух латышей не искоренен еще.

ХАБИХТ. С вашей последней мыслью соглашусь. Отчасти. Речь идет только о средствах нашей борьбы. О тактике! И тут я с вами никак не согласен. Некоторыми жестокостями, которые, к сожалению, позволяет карательная экспедиция, да и некоторые мои добрые соседи, бароны, мы зверя загоняем только глубже в нору, где тот теперь притаился. И долго будет прятаться, пока вновь покажет зубы.

ТАУПЕР. Об этом я и говорю! Надобно покончить со зверем — духом бунтарским — в самом корне! И навсегда! Не только покончить, прикончить!

ХАБИХТ (с иронией наблюдает за пастором). Если зверей всех с мясом и шубой прикончим, где же мы жир да меха в будущем возьмем? Зверя приручать надобно, чтоб домашним стал. Послушным! И вы еще многие годы в шубах ходить будете, господин пастор.

ТАУПЕР. Так, да так. Только хитрющий он, зверь этот! Да, домашним то он прикинется, да только глотку нам при случае перегрызет!

ХАБИХТ. Для начала и того достаточно, что лишь прикинется. Так инстинкт лесного зверя потихоньку и преобразуем и покорим оного окончательно. И зубы расти уже не будут… (С язвительной иронией.) А за глотку свою каждому самому заботится надобно. Ясли память меня не изменяет, ваш отец, который в поместье когда-то ухаживал за собаками, звался не Таупер а Тупенис (в переводе картошка) — латышский крестьянин Янис Тупенис. Латыш Тупенис, который с благословения Господа, да и с помощью барона, вышколил своего сына пастором.

ТАУПЕР. Да, ну… О своей безопасности вы позаботится сумели, в крестьянах волости да и слугах поместья создав образ «хорошего барина»…

ХАБИХТ. Лишь только образ, по-вашему? А если мне и по правде не по душе, противно даже нечеловеческое отношение к этому, в общем-то, безобидному крестьянскому люду? Эта нечеловечность, которую к моему прискорбию вижу в некоторых соседних поместьях. И не выгодно ли быть добрым — как вы выразились? Мой замок то не сожгли! И поживал я здесь без особой даже охраны. Пока сегодня прибыли драгуны. Не по моей просьбе, позволю себе заметить.

ТАУПЕР (язвительно). Два ваших сарая с зерном тем не менее красный петух прошлым летом склевал…

ХАБИХТ. Да…с. Да…с, дорогой! И кое-что еще нехорошее было. И не сплыло. Покамест. Поэтому я и пригласил вас нынче вечером на переговоры. И командир карательного отряда подпоручик Сухоруков мною приглашен. Тем не менее, если вы меня поняли хотя бы отчасти. Я хочу, чтобы вы внимательно вслушались в мой план наших дальнейших совместных действий и поддержали его… (Смотрит в окно.) Ей богу, ни одному крестьянину нашей волости не желаю я красного петуха. Ясли только не они сами…

В дверях появляется камердинер Рец.

РЕЦ. Подпоручик, господин Сухоруков!

ХАБИХТ. Попросите господина подпоручика войти, Рец!

Появляется подпоручик Сухоруков.

СУХОРУКОВ. Честь имею! Подпоручик Сухоруков!

ХАБИХТ. Рад принять вас в моем доме, господин Сухоруков! (Все приветствуют друг друга, барон знакомит поручика с Таупером.) Пастор нашего прихода, Таупер. (Подает только им обоим известный знак камердинеру.) Рец!

РЕЦ. Понял, ваше сиятельство. (Уходит.)

ХАБИХТ. Садитесь, господин подпоручик! Надеюсь, под моей крышей вы чувствуете себя как дома?

СУХОРУКОВ. Не понял.

ХАБИХТ. Переводите, господин пастор! (В спектакле все тексты Сухорукова говорятся на русском языке.) Об ваших лошадях и людях, я надеюсь, заботятся, как следует? Все нынешние передряги вас и ваших людей изрядно измотали, не так ли? У меня вы сможете сполна отдохнуть. Карательная экспедиция генерала Орлова свой долг выполнила уже в январе.

ТАУПЕР. Только одного казнили и пятерых увезли с собой.

СУХОРУКОВ. Маловато.

ТАУПЕР. Мало, мало, совсем мало.

ХАБИХТ. Так называемая «новая власть» нашей волости капитулировала в течение двух часов… Посланные ее высочеством лейб гвардейцы сразу смогли спешить дальше. В других местах Видземского края необходимость в помощи генерала Орлова была много большей, я так думаю.

СУХОРУКОВ (надменно). Да будет вам известно, что мы тоже являемся штрафным эскадроном генерала Орлова!

ТАУПЕР. Мы очень ждали вас, господин Сухоруков, очень…

ХАБИХТ … чтобы, не погорячившись, как тогда, но уже продуманно наказать тех крестьян, которые ошиблись. Повторяю — чтобы наказывать, а не губить.

СУХОРУКОВ. Если я правильно понял, вы, господин барон, вроде бы вступаете в роль защитника этих голодранцев…

ХАБИХТ. В какой-то мере — да!

СУХОРУКОВ. Интересно!

ТАУПЕР. Даже если мы простим… Господь Бог не простит их! Даже храм они посмели осквернить своими погаными, подстрекательскими речами!

ХАБИХТ. Вот-вот, за это их и следует наказать! И за мои сараи с зерном тоже, конечно, хотя и виновных за руку не поймали.

СУХОРУКОВ. Да помилуй Господи! Не поймали за руку! Да за каждый ваш сарай пять их хат! Так, и только так!

ТАУПЕР. Так и только так! Ваше сиятельство, господин барон. Бога ради, разрешите господину подпоручику действовать!

ХАБИХТ. Да успокойтесь, мои господа! Сараи я потерял уже. Хотите, чтобы потерял еще и доверие этих в целом то работящих людей? Что-то близоруко получится, мои господа!

СУХОРУКОВ. Так что же тогда?

ХАБИХТ. Сборищ бунтарских крестьян было немало у нас в прошлом году. Но ни одно из них я — барон Хабитх не запретил. Я даже переговоры с ними вел. Кое о чем даже договорились. Однако…с! Один случай я им простить не могу. Да и не хочу! Речь идет об уже упомянутом митинге в церкви прошлой весной. Рассказываете, Таупер!

ТАУПЕР. Ах, да! Это было во время Троицы. Служба уже подходила к концу, как вдруг появляется подстрекатель в маске, согнал меня с кафедры и приказал людям не расходится, а слушать его поганую хулу!

ХАБИХТ. И я тогда был в церкви! И я приказал людям разойтись! Один раз! Другой! Часть ушла. Но не все. Мне пришлось попросить управляющего Корма отметить имена тех, которые не подчинились моей воле. (Звонит. Появляется камердинер.) Рец, пригласите управляющего Корма! (Рец кланяется и выходит.) Список непослушных хранится у меня, но я даже не взглянул на него. И не буду этого делать. Личная месть не моя цель. Это было бы ниже моей чести. (Стук в дверь. Появляется Корм.)