Леонид Андреев - Милые призраки

Леонид Николаевич Андреев

Милые призраки

Драма в четырех действиях

Действующие лица

Михаил Федорович Таежников, бывший студент.

Тимофей Аристархович Горожанкин, чиновник, пьяница.

Елизавета Семеновна, его жена, чахоточная.

Таня, их дочь, двадцать лет.

Сеня, горбатенький, их сын.

Егор Иванович Монастырский, хорист, друг Таежникова.

Генеральша Тугаринова.

Раиса Филипповна Тугаринова, ее дочь, красавица.

Гавриил Прелестнов, отставной капитан, кабацкая душа.

Паулина (Полина) Ивановна Мюллер, подруга Тани.

Иван Алексеевич Незабытов, известный поэт, редактор журнала.

Григорий Аполлонович, известный критик.

Яков Иванович, старичок из богадельни.

Ванька, Митька, Степа – пьяные.

Действие происходит не в наши дни.

Действие первое

Летний Петербург, пора белых ночей.

Квартира чиновника Горожанкина в полуподвальном помещении. Состоит она из двух комнат: в одной, где кухня, спит и живет семья Горожанкина, во второй, что на сцене, помещается он сам, и в светлом углу, за ситцевой перегородкой, проживает бывший студент Михаил Федорович Таежников. Два окна под потолком выходят на узкий и темный двор, где в настоящую минуту – часов пять дня – играют и кричат дети со всего многоэтажного дома. Нищета в квартире отчаянная, подвал сырой, заливаемый в наводнения, обои местами набухли и отлипли; и такой же нищенский мутный свет в оконца. В отделении Горожанкина – его кровать, стол и два хромоногих стула, да еще на стене кое-какое старое форменное платье; есть еще кресло, когда-то было обито кожей, а теперь через порванную клеенку лезет мочала. У Таежникова – столик для письма и стул; под столом несколько книг, на гвоздике старая черная пара платья и ничего другого, тут все имущество. Бедность во всем непокрытая, но видна забота о чистоте, даже желание как-нибудь приукрасить жилище: на стенах у Горожанкина приклеены хлебным мякишем иллюстрации из журналов, подметено чисто, у порога половичок, а на обоих окнах кисейные занавесочки; у студента даже цветок на окне – чахлая герань с единственным красным цветочком.

При начале действия Таежникова нет дома: он ушел в редакцию журнала за ответом по поводу своей рукописи. Таежников – среднего роста, красивый, очень бледный молодой человек с неестественно горящими глазами и угольно-черной бородкою. Горд и от гордости застенчив: на людях сутулится, смотрит боком и исподлобья, но, когда один или в минуты сильного волнения, выпрямляется и так же прямо смотрит. Переходы в настроении очень резки и порою непонятны для окружающих.

На сцене, когда поднимается занавес, трое: Елизавета Семеновна, дочь Таня, красивая, скромная девушка с робким лицом, и старичок из богадельни, бывший чиновник, Яков Иванович; одет в старенький вицмундир. Елизавета Семеновна в мучительном состоянии: нынче муж ее, Тимофей Аристархович Горожанкин, получает жалованье и должен был принести его домой, но вместо того, очевидно, отправился С товарищами в кабак; пропадает приготовленный в виде сюрприза обед, и неизвестно, как поступить с приглашенным гостем, Яковом Ивановичем, который, будучи глух, не понимает происходящего и кротко ожидает обеда. В то же время заболел сильной простудой и горбатенький сын Сеня, мальчик лет двенадцати, лежит в соседней комнате в жару. По виду Елизавета Семеновна худая, костлявая, когда-то красивая дама, видавшая лучшие времена; в порывистых движениях ее, крайнем волнении и горделивых манерах, не соответствующих обстоятельствам, чувствуется начало душевной болезни. Одета в заношенное, но парадное платье, на голове грязноватая кружевная наколка. С крайним волнением, стоя в стороне, следит за тем, как Таня безуспешно уговаривает старика.

Таня (громко). Яков Иваныч! У нас Сеня заболел… Сеня заболел, Сеня!

Яков Иванович (деликатно). А? Да, да. Хорошо. Еще рано, да.

Таня. Сеня заболел, у него жар, слышите? Яков Иваныч!

Яков Иванович (улыбаясь, все так же деликатно). Да, да, я подожду. Жарко? Нет, не жарко, ничего. Я подожду.

Елизавета Семеновна (в крайнем нетерпении). Нет, оставь его, Таня, это возмутительный старикашка, я просто не могу его видеть. Ну чего он улыбается, ну что тут смешного?

Таня. Не беспокойся, мама. Я его отправлю, он уйдет.

Елизавета Семеновна. Как же я могу не беспокоиться? как ты странно говоришь, Таня, извини меня! Человека звали обедать, человек слепенький, глухой, из богадельни, его звали обедать, он кушать хочет, а теперь говорят: идите домой, обеда не будет!

Таня. Кто же мог думать…

Елизавета Семеновна. Кто? Все, кроме нас! Твой отец бесчестный человек: зачем он клялся, божился на икону, что вернется трезвый и принесет жалованье? Он бесчестный, клятвопреступник, и я буду молить Бога, чтобы он умер! Я денег заняла на обед, я ему сюрприз делала, у нас гость… и опять! и опять! (Плачет, отворачиваясь от старичка, и кашляет.)

На дворе, за открытой форткой, слышнее крик играющих детей.

(Сквозь слезы.) Закрой фортку, я не могу слышать, как они там кричат!

Таня (закрывая). Они играют.

Елизавета Семеновна. И Сеничка играл бы с ними… горбатенький… За что все не любят горбатых? За что Тимофей Аристархович не любит Сеничку, разве Сеничка виноват, что у него горбик? Какой негодяй твой отец! (Кашляет.) Предложи ему чаю.

Таня. Кому?

Елизавета Семеновна (раздраженно). Якову Иванычу! Слышишь, сейчас же предложи.

Таня. Хорошо, я предложу.

Елизавета Семеновна. Котлеты совсем перегорели, теперь хоть собакам выбросить… а сам просил с луком… подлый человек! – Михаил Федорович где?

Таня. Ушел по делам.

Елизавета Семеновна заглядывает в комнатку Таежникова, слегка поправляет постель и поднимает с пола соринку.

Елизавета Семеновна. Ну кто у нас останется жить при таких условиях? Ты поливала цветочек, Таня, он сухой… не надо забывать, мой друг. Михаил Федорович такой благородный, такой великодушный юноша… Смотри: он опять улыбается! Ну что это за дурак, что он думает? Он все ждет обеда… (Вспыхнув.) Яков Иваныч, уходите, слышите!

Яков Иванович продолжает деликатно улыбаться, кивая головой.

(Топнув ногой.) Нет, я положительно не могу! Приходят, когда в доме такое несчастье… ребенок в жару, отец где-то пьянствует, с какими-то мерзавцами, которые не боятся Бога! Я не могу!.. (Выходит, кашляя.)

Таня говорит старичку на ухо громко.

Таня. Яков Иваныч, миленький, обеда сегодня не будет, идите.

Яков Иванович. Что? Не будет… да, да, я подожду.

Таня. Обеда совсем не будет, идите домой, миленький, домой. Мне так жалко…

Яков Иванович. А, домой… (Встает, растерянно.) Да, да, я пойду, извините… я думал… извините… (Встает.)

Елизавета Семеновна окликает из дверей.

Елизавета Семеновна. Таня!.. Дай ему, я завернула котлетку, пусть хоть дома поест.

Таня. Подождите, Яков Иваныч… Вот возьмите, миленький, и еще двадцать копеек, не уроните.

Яков Иванович. Я в платок заверну. (Бормочет.) Спасибо, спасибо…

Завертывает в платок монету. Таня тихонько направляет его к двери. Вошла Паулина Мюллер, подруга Тани, полнотелая немка-девица из Риги с густо накрашенными щеками и наивным взглядом голубых, немного бараньих, подведенных глаз. Одета вызывающе, неряшливо и бедно. Тяжело устремляется к Тане и отнимает ее восторженно и страстно.

Паулина. Моя милая Таньхен, мое сокровище, мой ранний светик!.. Но что ты невесело глядишь, мое сокровище?

Таня. Погоди минутку, Полина, мне надо проводить Якова Иваныча…

Паулина. А я его и не подметиль… здравствуйте, старичок! Какой он сегодня авантажный, просто прелесть! Яков Иваныч, у вас есть невеста?

Таня. Оставь, Полина, он домой идет. Идите, Яков Иваныч, идите, миленький.

Что-то сообразив, Яков Иванович шамкает на ухо Тане.

Яков Иванович. Тимофей Аристархович, а?.. Запил, а?

Таня. Да.

Яков Иванович, сделав плачущее лицо, как у старухи, долго, соболезнующе и деликатно покачивает головой, уходит. Девушки одни.

Паулина. А папа нет дома?