Жан Ануй - Золотые рыбки или Отец мой славный

Жан Ануй

Золотые рыбки

или

Отец мой славный

Les Poissons rouges ou Mon père, ce héros de Jean Anouilh (1968)

Перевод с французского и русский текст Алексей Коновалов-Луваль ©

Действующие лица:

Антуан дё Сан-Флур — драматург

Ля Сюретт или Кислюк — друг детства

Горбатый доктор

Тото — его сын восьми лет

Шарлотта — его жена

Эдвига Патаке — его любовница

Мадам Прюдан — его тёща

Камомий — его пятнадцатилетняя дочь

Бабушка — призрак

Адель — очень молодая горничная

Первая дама

Вторая дама

Портниха

Подмастерье (бессловесный персонаж)

Действие происходит на берегу моря в Бретани 14 июля[1] 1960 года и в голове автора.

Действие первое

Условные декорации или просто пустая площадка, на которую выставлена кое-какая мебель. Две ширмы загораживают оба выхода. Антуан стоит на карачках, он занят не понятно, чем, кажется, возится с детским конструктором. Это мужчина лет сорока, одет обычно, только расстёгнутая на груди рубашка, отличается дантоновым (прямым и высоким) воротничком, а на голове его сидит забавная матросская бескозырка. Входит Бабушка, одетая по-старинке.

Бабушка. Конечно, возишься, как всегда! Сделал уроки?

Антуан играет на полу и не отвечает.

Бабушка. Я с тобой разговариваю, Антуан! Ты сделал уроки?

Антуан. Да, бабуля.

Бабушка. Руки у тебя чистые?

Антуан. Да, бабуля.

Бабушка. А кто написал в аквариум с золотыми рыбками?

Антуан застенчиво встаёт. Он с бабушку ростом.

Бабушка (вне себя, приближаясь к нему). Дрянь! Убийца! Ты закончишь на эшафоте.

Бабушка даёт Антуану две оплеухи. Свет резко гаснет, однако, скоро вновь освещает сцену. Антуан, в том же костюме, сидя в кресле, читает книгу и курит сигару. Бескозырка исчезла, на шее у Антуана повязан галстук. Входит Шарлотта, женщина ещё молодая миловидная, немного худощавая.

Шарлотта. И ты читаешь!

Антуан. Да.

Бабушка. Через три недели дочь твоя выходит замуж, а ты читаешь?

Антуан. Да.

Шарлотта. Что ты читаешь?

Антуан. Гражданский кодекс. Про разводы. Изучаю возможности вытянуть её из этого брака через год.

Шарлотта. Ты — чудовище! Дети любят друг друга.

Антуан. Именно это меня и пугает. Мы тоже любили друг друга.

Шарлотта. Желчность, как обычно! Единственное, что ты нашёл по дешёвке, чтобы казаться глубокомысленным. Подумать только, этим ты дурачил окружающих в течение двадцати лет. Наконец-то, твой театр вывели на чистую воду. Он всем надоел. Теперь талант — Ионеско. Тебя только в богадельнях и ставят.

Антуан, озабоченный курением сигары и чтением гражданского кодекса, замечает с обречённым жестом…

Антуан. Причины чрезвычайно ограничены. Адюльтер, веское оскорбление, позорный приговор. Вот, собственно, и всё.

Шарлотта (пожимает плечами). Через пятнадцать дней мы отдаём Камомий замуж за Жирара Куртпуанта, она очень молода, я это знаю, но Камомий… ты когда-нибудь вообще интересовался дочерью? Нет. У тебя, разумеется, не было времени. Ты предпочитал пыхтеть над актрисульками, которые издеваются над тобой, милый друг, а за кулисами все над тобой смеются. Ладно, оставим! Меня это мало касается! Камомий — редкостное юное создание, но вполне зрела для своих лет. А Жерар Куртпуант, если он и молод, то зато по получении аттестата зрелости сразу займёт прекрасное место на пластиковом заводе отца. (Антуан делает неопределённый жест рукой.) Я знаю, что тебе всё равно! Ты выше денежного вопроса… хотя и зарабатываешь всё меньше и меньше. Это ещё одна из твоих поз. Антуан дё Сан-Флур — вот великий и честный человек, который выше всего на свете! Ах, пожили бы они с тобой хоть чуть-чуть!

Антуан. Кто это?

Шарлотта. Те, кто тебя обожает. Но опять же, не будем об этом… У нас нет времени для полноценной ссоры — меня ждут у парикмахера. Подумал ли ты о фраке? Естественно, я, как всегда, хлопочу обо всём, несмотря на мои постоянные мигрени. Я держусь только, благодаря лекарствам. Тебя это не беспокоит, ты-то спишь, пока я мучаюсь бессонницей! Платья, приглашения, ленч на сто пятьдесят персон, твои же цилиндр и фрак. Патрик Фосспаспорт сказал мне, что для международных конгрессов зубных врачей он брал напрокат фрак, сшитый нарочно по его меркам недалеко от бульвара Сан-Жэрман. Это значительно экономичнее. Ты там был? Нет, разумеется, сомнений и быть не может!

Антуан. За кого ты меня принимаешь? Я заказал фрак у лучшего в Париже портного.

Шарлотта (язвительно). И при этом ты ужасно скуп, когда дело касается моих платьев. Ты ведь такой домосед, что никогда больше его не наденешь!

Антуан. Никогда! Но дочь моя выходит замуж в пятнадцать лет, забеременев после первой же вечеринки. Я подумал, что эту церемонию необходимо отметить некоторой торжественностью. Так что у меня будет мой личный фрак!

Шарлотта (обиженно). Беременная! Одно у тебя на устах. Нет у тебя никакого стыда. Какой ты противный!

Антуан (несколько кривляясь). Ну почему? Я же не упрекаю Камомий в том, что она беременна, напротив, нахожу это обстоятельство скорее симпатичным. Я упрекаю её в том, что она выходит замуж за болвана. Вот её единственный непростительный проступок. И так как платье твоей дочери будет сшито с большим вкусом, чтобы скрыть от парижского света (который, кстати, целиком в курсе того, что она выходит замуж беременной), на мне будет цилиндр, чтобы скрыть краску стыда на моём лице!

Шарлотта (ядовито). Строй шута горохового, как обыкновенно… шута, который вышел из моды. Твои шутки даже не смешат публику. Твой последний прогон был ужасным, дружок.

Антуан. А я в ванне смеялся и произвел уже достаточно шума!

Шарлотта. Ты был единственным. Ионеско смешит людей абсурдом. А твой юмор устарел. Он нас больше не трогает. Разве нельзя проникнуться немного трагическим, нелепостью людских судеб, нельзя? Для тебя это слишком, не так ли? Человек с сердцем сделал бы это хотя бы для своей семьи. Ты же слишком дорожишь своей честью и никогда не позволишь себе держать нос по ветру!

Антуан. Я боюсь простудиться.

Пожав плечами, Шарлотта уходит…

Шарлотта (на пороге). Как смешно! Ты старый водевильный писака, просто-напросто бульвардьё. Вот где, голубчик, правда. Ты — предсказуем. Твоя дочь беременна в пятнадцать лет, это так. Но если бы мать её, благодаря тебе, была счастлива, думаешь, оказалась бы она в таком положении? Ты уверен, что тебе не в чем себя упрекнуть?

Она выходит. Антуан, молча и глубоко задумывается и, наконец, с прямодушием говорит…

Антуан. Нет.

Бабушка появляется в старинном наряде, недолго пытливо смотрит на Антуана с ненавистью.

Бабушка. А кто написал в аквариум с золотыми рыбками?

Антуан конфузится в то время как свет гаснет. Когда он опять зажигается, на площадке больше нет мебели. Антуан одет по-прежнему, он едет на велосипеде по дороге, которая, кажется, намечена ширмами; рядом, с мучительным видом крутит педали мальчик того же возраста. Они оба в гимназических фуражках, одеты в рубашки с высоким дантоновым воротничком.

Кислюк (крутя педали). Я всё-таки дал тебе списать домашнюю по математике…

Антуан (тоже крутя педали). Дал.

Кислюк. Ну, тогда одолжи мне сто франков?

Антуан. У меня их нет.

Кислюк. Легко отделаться хочешь! У господина папу от лавандоса прёт, а у самого никогда денег карманных нету!

Антуан. Вот тебе доказательство. Меня воспитывают по хорошим принципам.

Кислюк (с ненавистью). Антуан дё Сан-Флур, при санфлуровой фабрике. Я же сын народа, учусь на стипендию. Мсье, быть может, кое-когда забывает об этом.