Франц Грильпарцер - Волны моря и любви

Франц Грильпарцер

Волны моря и любви

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Геро.

Верховный жрец, его дядя.

Леандр.

Навклер.

Ианта.

Храмовый страж.

Родители Геро.

Служитель.

Рыбак.

Народ.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Перед храмом Афродиты в Сестосе. Средний план сцены занят широко расставленными колоннами, образующими перистиль. На заднем плане храм, к которому ведут мраморные ступени. Впереди, справа, статуя Амура, слева статуя Гименея. Раннее утро.

Г е р о

(держа в руке корзинку с цветами, выходит из храма и спускается по ступеням)

Ну вот, теперь он в праздничном убранстве, Наш древний храм; цветет, благоухает… Гирлянды роз, зеленый лавр и мирт Беззвучно говорят о торжестве, Что состоится в честь мою сегодня.

На славное я поприще вступаю! Без смысла и без цели дни мои Влачились прежде; но отныне я Их посвящу служенью Афродите И, как из скромных полевых цветов, Растущих одиноко средь травы И беззащитных пред стопою грубой, Из них богине я сплету венок.

Я счастлива: заветный день настал. О, как он тих, как ясен, безмятежен! Ни облачка в бездонном синем небе, И Феб, поднявшись из лазурных вод, На землю щедро льет свои лучи,

Благословенье мне ниспосылая. Считаешь ли ты, светлый бог, меня Уже высоким тайнам сопричастной? Ты, верно, знаешь, что резвунья Геро, Игравшая на храмовых ступенях, Уж не ребенок больше и теперь По праву, коим род ее владеет, Высоким саном жрицы облечется, И что сегодня утром, до полудня, Народ тесниться будет перед храмом С дарами в честь бессмертных олимпийцев, Богиню славить будет он, ликуя, И озарит сиянье этой славы Младую жрицу… Что же я, однако? Стою и трачу бесполезно время! Ведь сколько здесь еще венков, цветов, Мне надо в дар богам их принести. О Гименей, связующий супругов, Прими венок от той, кому безбрачье Желанным представляется уделом. Жена и муж по твоему веленью Друг другу души отдают навечно. Я сохраню свою лишь для себя. Кто знает, что мне может дать чужая?

Второй венок дарю тебе, Амур. Ты сын богини, я же дочь ее, А раз с тобой мы близкая родня, Нам должно жить всегда в ладу и мире: Не станем мы друг с дружкой враждовать. Не правда ли? Тебя я буду чтить! Ведь люди чтят и то, чего не знают. Еще цветы мне нужно здесь рассыпать… Но почему разбросаны повсюду Кувшины, опахала, ленты, гребни? Ах, как же вы, прислужницы, ленивы! Забавы, игры вам всего важней! Лежите, вещи, пусть им будет стыдно! Нет! Не могу такое я стерпеть. Предметам недостойным здесь не место!

(Нагибается и начинает собирать вещи.)

А, вот идут, игрой возбуждены! Хочу одна я все убрать, без них.

Входят Ианта и другие прислужницы.

И а н т а

В столь ранний час уже за делом, Геро?

Г е р о

Он ранний лишь для тех, кто нерадив. Прислужницы убирают остальное.

Ианта

Вы слышите? Нас упрекают в том, Что мы слегка замешкались с уборкой.

Геро

Замешкались слегка, но опоздали.

Ианта

Чуть свет — уж мы работали усердно; Потом нам захотелось порезвиться.

Геро

Вот вы и упорхнули, позабыв, Что храм богини все еще не убран И что работа завершенья ждет. Нет, мне вас не понять! Оставим это.

Ианта

Угрюма ты, к уединенью склонна… Так что же, надо тосковать и нам?

Геро

Я не угрюма, нет, я предаюсь Охотней вас веселью; вечерами Не раз досадовала я на то, Что быстро вам наскучивают игры. Но развлеченья с важными делами Я смешивать не стану никогда!

И а и т а

Прости нас, Геро, девушек незнатных; Мы знаем: ты из жреческого рода…

Геро

Да, это так.

И а н т а

И для высокой цели Ты рождена на свет.

Геро

Горжусь я этим! И а н т а

Забавы наши для тебя низки..

Геро

Язви! Я препираться не умею.

И а н т а

Но все ж, когда бы с нами ты пошла И у ворот двух юношей прекрасных Узрела…

Геро Замолчи!

И а н т а

Ты непременно На них еще раз глянула б украдкой.

Геро

Молчи, остановись! Мне надоело Терпеть твою пустую болтовню. Ни слова больше! Иль, клянусь богами, Все передам я дяде моему, И пусть своею жреческою властью Тебя накажет он. Я сожалею, Что чувству гнева поддаюсь, но, право, Такие речи слушать мне невмочь!

Справа входит жрец, его сопровождает храмовый страж.

(Жрецу.)

Как рада я, что ты пришел, мой дядя! Я чуть было сейчас не впала в гнев. В такой-то день! — когда мне предстоит… Прости меня!

Жрец

Но какова причина Волненья твоего, мое дитя?

Геро

Дурные речи девушки нескромной. Ну разве не преступно — насмехаться Над тем, что люди чтят, — лишь потому, Что сам ты слеп и этого не чтишь! Увы, над добродетелью нередко Глумливое нечестье верх берет, И многие ему охотней внемлют.

Жрец

Которая ж из этих дев решилась Нам нанести такое оскорбленье?

Геро

(после паузы)

Не стоит называть ее, пожалуй, Хоть ей и надо было б дать острастку. Ты побрани их всех и отошли. А то, что причитается на долю Виновной, пусть возьмет себе сама.

(Храмовому стражу.)

Сходи проверить, нет ли посторонних Вблизи ворот…

Жрец Как! Разве… Геро

Я прошу.

Жрец

Тогда иди! И вы ступайте прочь.

Но впредь остерегайтесь гнев мой вызвать!

Храмовый страж уходит направо, девушки — налево

Геро

Вот правильно! Была б я с нею мягче, Когда б она себе одной вредила, Не домогаясь одобренья прочих.

Жрец

Мне

по душе, что избегаешь ты Людского роя, что подруг не ищешь Средь грубой, неотесанной толпы. Но почему сердечное влеченье Тебя не свяжет с равными тебе? Жить замкнуто — удел суровой жрицы, Но нет нужды жить вовсе без людей.

Геро

Другие нам ни в чем помочь не могут:

Нести свой долг обязан каждый сам.

Притом быть жрицей здесь отнюдь не значит

Жить замкнутой, уединенной жизнью.

Со всех сторон сюда стремятся люди;

Дня не проходит, чтоб чредою длинной

Не

шли паломники богиню славить. Уже с утра стекается народ, И нет числа дарам, священным жертвам! А сколько дел на дню у жрицы храма! Плести венки, следить за чистотой, Цветами украшать алтарь, колонны И статуи, приглядывать за стадом Животных жертвенных… Где ж время взять Для болтовни с какой-нибудь подружкой?

Жрец Нет, ты маня не поняла…

Геро

Тем лучше; Что непонятно, то и нежеланно. Уж какова я, пусть такой и буду.

Жрец

Однако время склонности меняет.

Геро

Вот говорят, что тот, кто неразумен, Всегда стоит упрямо на своем! Так почему считать людей разумных Глупей и переменчивей глупцов? Мое желанье ясно, выбор сделан, — Верней, мне не пришлось и выбирать: Я случаем приведена счастливым Сюда, и, словно утомленный путник, Который, летним вечером придя К морскому берегу, ступает в воду И, окруженный ласковой стихией, Бездумно ей свое доверив тело, Себя уж от нее не отличает, — Я растворяюсь радостно во всем, Что вкруг меня, и все душой объемлю. Лишь здесь я детские стряхнула сны, Державшие мой ум в оцепененье; Здесь, созерцая светлый лик богини, Свое я осознала бытие, И мне открылись в жизни смысл и цель. А кто же, гавани с трудом достигнув, Вновь пустится в клокочущее море? Колонны эти, статуи богов Со мной в единстве нераздельном слиты. Я обвилась вокруг них, словно плющ, Без них я тоже стану мертвым камнем.

Жрец

Однако, так свой ограничив дух, Рискуешь ты прослыть себялюбивой. Любить покой присуще человеку. Но жизнь того, кто порывает с миром

И черпает из самого себя Все содержанье духа своего, Законам естества противоречит И представляется суду людей Чудовищно нелепой, извращенной, Но также и убогой, тусклой, серой. Ты знаешь, род наш исстари отмечен Высоким правом прорицать судьбу И знамения свыше толковать. Рекли устами многих наших предков Повелевающие миром боги. Уж я не раз советовал тебе: Воспользуйся исконным нашим правом Себе во славу и на благо людям; Приди, когда сгустится ночи мрак, В святилище и, слух насторожив, Потусторонним голосам внимай.

Геро

По-разному нас одаряет небо. Мне боги не судили быть вещуньей. К тому ж для дела — день, а ночь для сна Отведены; нет счастья мне без солнца!

Жрец

Особенно сегодня было б нужно… Геро

Сегодня поднялась я до рассвета И в храм пошла; и долго там сидела Я пред моей богиней, но молчали Божественные голоса; тогда Я принялась плести венки для статуй, И радость испытала…

Жрец

А о чем

Ты думала при этом?

Геро

О венках.

Жрец

И только?

Геро

Да.

КТА

Жрец

Родителей своих Не вспоминала?

Геро Нет, ведь и они Не помнят обо мне.

Жрец

Несправедливо Ты говоришь о них.;

Геро

Нет, я права. Поверь мне, я была для них обузой, И в доме вечно были нелады. Отец меня без повода бранил, А мать терпела все, пред ним робея. Мой старший брат — единственный из смертных, Кого я поминаю не добром, — Избрал меня предметом для насмешек Лишь потому, что я его слабей! Но я сносила стойко все обиды.