Алина Литинская - Акварели

Алина Литинская

Акварели

Ночное

Я не умею рассказать, что это значит: стук колесный,и кто под этот звук распят, а кто его не слышит просто,и что повисло над мостом, как под шатром ненаказанья.Ну, мост как мост, но чье-то в нем окаменевшее сознанье;на рельсы брошена душа, залиты сухожилья сталью,мчат поезда, висит звезда — блюстительница расстоянья.Я не умею рассказать о том, как звук дороги тонет,как поворачивает вспять движенье маминой ладони,как в детстве виденный чудак от счастья захлебнулся в пенье,и как десятки лет подряд идем мы к своему рожденью,о том, как куполом повис знакомой песни призвук дальнийи где, и как пересеклись последний звук и звук начальный.А тишина туга-туга, ее прессует стук колесный.Я не умею рассказать… Уже светает, уже поздно.

«Я разжала ладонь…»

Я разжала ладонь — и поплыли в пространствеСтаи писем, как снег, не касаясь земли,Я разжала ладонь — и отправилась в странствиеЧья-то жизнь по законам судьбы-несудьбы,Я разжала ладонь — и закончилось детство,То, что было давно, то, что было всегда,Я разжала ладонь — закатилось под сердцеИдеально заточенное "никогда".

У меня на руке перепутаны меры,Мои дети без возраста и без числа.И протянуты нити от неба — до небаОт земли — до земли, от меня — до меня.

То ли сын, то ли брат, то ли внук, то ли свекор:Швы конвертов заклеены наискосок.Я на праздник себе покупаю бинокль…А для этой строки не пришел еще срок.

«Здесь чаша высохших озер…»

Здесь чаша высохших озерИ берега с песчаной далью,Ссутуленные плечи горПод сединою слоя давним.

Здесь путаница зим и лет,Здесь цвет без правил и без лести,Здесь что-то есть, чего-то нетЗдесь все отдельно и все вместе.

То создавалось много летНепреднамеренной рукою:Отца палитра предо мною –Еще один автопортрет.

Портрет

Дочери

Из шума многоликой жизни — вдруг,Из окон, вырвавшись и пронесясь над крышей,Меня догнал и лег на плечи звук.Я оглянулась, вслушалась, и слышу.

Я слышу все, мгновенно опознав,Висок и лоб, и профиль чуть в наклоне,Движенье рук, полудвиженье глазИ нотный лист, темнеющий на сломе.

Страницу ту с оторванным углом –Следы усердия и занятости пальцев –Хотелось бы мне поместить в альбом,Где средь своих портретом мог бы зваться.

Вчера мне повстречались ясным днемТе звуки с человеческим лицом.

«Осиротело место на балконе…» 

Осиротело место на балконе,И птицы удивленно косят глазом,Они родня уже. О чем я?О ладони, что, разжимаясь, отпускает разомИ тех, кого люблю, и тех, кого не очень.И двери приоткрылись среди ночи(Раздолье сквознякам в моей квартире),И я живу мишенью в странном тире,Где попадают просто, без прицела,И целиться не нужно, вот в чем дело:Куда ни глянь — кругом одни десятки,Но до сих пор со мной играют в пряткиТе звуки-незвуки и выстрел-многоточье…Далёко те, кому и мать, и дочь я.И зуммер — сердцебиенье телефонье.О чем я? Все о том же. О ладони.

«Я теплому дождю подставила лицо…»

Я теплому дождю подставила лицо.Покой и благодать. И лучше не бывает.И, кажется, меня оберегаетПрозрачных капель хрупкое кольцо.

Ни глаз дурной, ни слово-шепотокНе проползут, как маленькие змейки,И небо поливает нас из лейки,Взимая молчаливости оброк.

Прошу вас, не спугните шум дождя,Не разбивайте слова в тишине упругой.Молчание и дождь, чтоб встретиться друг с другом,Назначили свиданье у меня.

«Рождественский цветок…»

Рождественский цветок, что на моем окне,сошел с ума.Он, перепутав времена, зацвел весной.А оказалось, что не он, а ясошла с ума,И, перепутав дни и времена,весною, а не в январеотпраздновала Рождество в душе.

Орфей

Памяти Ф. Н.

В подземном переходе флейтист играет Глюка.Здесь мир иной. Здесь звук иной. Здесь нету звука,А время, что пропущено сквозь флейту,Шуршание шагов — не звук, а отзвук чей-то.Пространство опечалено Орфеем,Здесь ожил миф, и здесь же он развеян:Ничто не окончательно в природе,Покуда мальчик, что в подземном переходе,В смирении припав губами к флейте,Посланье за посланьем шлет в столетья.И, может быть, суровый приговорДавно уж отменен или смягчен с тех пор,А красоту — наперсницу печали –Тысячелетиями мифы оставляли,Как индульгенцию для всех миров грядущих,Чтоб глаз не отводить от мертвых и живущих.И да простят меня все в мире Эвридики:Орфея голос жив и флейты голос тихий.И совестно покинуть подземелье,Где шарканье и шум в табачном зелье,А звуки флейты тонкой нитью вьются,Монеты редкие в надтреснутое блюдце –Скупая мзда посреднику столетий.И все ж я покидаю своды эти,И привкус вечности я уношу с собою,Как будто только что поговорил с тобою.

«Мы говорили…»

Мы говорили, будто на волнах качались,Играя словом, как вода лучом.Игра была не в том, что притворялись,А в том, что не было притворства в том.

«Я каждый день хожу по аллее…»

Я каждый день хожу по аллееМимо пустой скамейки.

Однажды на ней                    появились двое,А потом              опять — никого.

И теперь каждый день я хожу по аллееМимо очень пустой скамейки.

По кругу

…Всегда загадочны утраты

Быть может, что-то я не так сказала…Я шла пешком от самого вокзала,И знала, к горю своему, я знала,Что больше не увидимся,И то, что говорю — не говорила,А делала лишь вид, что говорю,О том, что ничего не происходит,Вокзала нет, и поезд не уходит,Что холодает только к ноябрю,А нынче лишь сентябрь, говорю.

И что-то мне напомнило колодезь,Где тени слов от стенки к стенке бродятГримасой превращаясь в каламбур,Где след размыл значенье первозвука;Перрон все поглотил: ему докукойБессмыслица и смысл вчерашних слов,Он знает циферблат, а не приметы суток,Из голосов вокзальных — крик гудков,Я узнаю их нынче в крике уток,Озерных уток ближних берегов.

Я шла пешком от самого вокзала,И город спал; толпа вокруг сновалаПри полной тишине и при беззвучьи ртов,Лишь краткий крик гудков мой слух ловил из дали:Мне показалось, ты меня позвал.Лечу назад, но рельсы пустовали,Перрон был пуст в двух тысячах зеркалИ небо надо всем бездомностью зияло…

… И снова шла пешком я от вокзала.

«Дуга — и… Как невелика планета…»

Дуга — и… Как невелика планета!Плюс-минус океан — и все.Полсуток солнце бьет в лицо,Сжигая грани между “та” и “эта”.А за спиной тихонько так и глухоЗвучит Вивальди. И припала ухом,Качнувшись, в изумлении Земля.И ничего уже остановить нельзя,Мотора гул, Вивальди, ускоренье,Покачиванья вечное движенье,Покачиванье лодки на волнахВ такт колыбельной песни о ветрах,Той песни, где расспрашивала мать:“Ты где это изволил пропадать?”.Я эту песню пела своим детям,Не ведая, что следует за этим.Откуда знать? Нам это не дано.И я стою на берегу. А дноГлядит озерными глазами в небо,Как тот глядел, кто здесь со мною не был.Я эту неподвижность берегу,Как тайный смысл вечного движенья,Включен мотор, но выключено время.Я против времени по воздуху бегу.

Мой циферблат растянут океаном,А вместо цифр — только лица, лица…Им в памяти моей остановитьсяИзображением графически-чеканным.

Помилуй Бог, реально или мнимо?Береза милая и берег сердцу милый.Какая воля вас сюда переселила?Все повторяется. И все неповторимо.

«Я проснулась в деревне…»