Александр Навроцкий - Злой город

Александр Навроцкий

Злой город

То было давно, княжил Рюрика род;Всю Русь на уделы разбилиПотомки варяга; славянский народОни меж собою делили.

Отростки великой и славной семьи.Чрезмерно они расплодились,И в вечной вражде, как весной воробьи,За право владения бились.

От этих раздоров лишь горе всегдаНароду в удел доставалось,И тяжко над бедною Русью тогдаУсобица та отражалась.

Вдруг грянуло новое горе; беда,Какой на Руси не бывало:С востока татар азиатских орда,Как туча, всю Русь облегала.

Как рой саранчи налетела она,Как град все собою забила,И следом за ней оставалась однаЗалитая кровью могила.

Батый, её вождь, как восточный тиран,Не ведал, что значит пощада;Ведь муки и кровь из зияющих ранДля хищника — только отрада.

Где только встречала преграду орда,Живое там все исчезало;Где город стоял—не осталось следа,И место травой порастало.

Натешившись вдоволь и Русь полонив,И всех истребив, кто не сдался,И все, где прошел он, в конец разорив,Батый уж домой возвращался.

Вдруг город один ему путь заслонил,Ничтожный, пустой городишко;Батыя сначала он лишь разсмешил,Как дерзкий, безумный мальчишка,

Который дерзнул бы бороться со львом,И встретив голодного зверя,Стал смело грозить бы ему кулаком,В могучесть его не поверя.

Батый рассмеялся и выслал послов,Сказать этой горсти безумных,Чтоб лучше послушались милости слов,Чем мыслей своих безрассудных.

Пусть тотчас покорно склонятся во прах,И он им их дерзость прощает,И чтоб не вселить в них отчаянья страх,Им жизнь сохранить обещает.

К воротам Козельска прибыли послы;Но в город послов не пустили,И, выслушав ханский наказ у воротПослов подождать попросили.

Раздался торжественный звон вечевой,И слышен быль звон тот далече,И все горожане, готовые в бой,Оставив на случай отряд боевой,Сошлись на народное вече.

Поведали им, что велел передатьПосол беспощадного хана;Поведав, спросили: — бороться — иль сдать,И ханское слово как милость принять,И в город пустить басурмана?

Безмолвно стояла толпа и ждалаСтарейших глагола на вече;Привыкла выслушивать молча она,Доверием к старости мудрой полна,Их мудрые опытом речи.

И вот из толпы выступает старикИ поступью медленной, важной,На паперть выходит; суров его лик,Решимостью блещет отважной.

И знаменьем крестным себя осенив,Пред храмом старик преклонился,Потом, к горожанам лицо обратив,Он трижды им всем поклонился

И молвил — «Кто ходит молиться во храм,Тот пусть татарве не сдается,Коварным Батыя не веря словам,На смерть пусть с погаными бьется.

Вы знаете все: этих тигров ордаВсю бедную Русь разорила,И стольный Владимир, и все городаКровавой волною залила.

Неужели ж мы не обычным путемРешимся отстаивать волю,И трусить, как малые дети, начнем,И смерти в бою, как рабы предпочтемТатарскую злую неволю?

Погибнем мы все! но не скажут про нас,Что струсили мы пред врагами,Что храбрости луч в нашем сердце угасПред хана Батыя ордами.

Погибнем! но честно, как гибнут орлы,Гнездо от врагов защищая,Отвагой и силой могучей полны,Пощады не ждя и не зная.

Докажем, что взять нас в неволю нельзя,Пока у нас жизнь не отнимут!Припомним завет Святослава, друзья,Что мертвые сраму не имут!»

Тут крест с своей шеи могучей он снялИ голос напряг необычно,И кверху десницу высоко подъял,И крест золотой в ней толпе показал,И крикнул могуче и зычно:

— «Клянитеся, братья! что каждый из васНа смерть будет биться с врагами!Клянитеся дружно в торжественный час,Изменников нет между нами!

А трусом никто никогда не посмелНазвать нас — и впредь не решиться;Ребенок — и тот уж отважен и смел,Когда он в Козельске родится.

Клянитесь!» — «Клянемся!» — раздалось в ответИ дружно все руки подняли,И знаменьем крестным, как братства завет,В знак клятвы себя осеняли.

Вернулись послы и ответ козельчанБатыю со страхом сказали,И гневом вскипел избалованный хан,И тотчас велел, чтоб послали

На приступ татар особливую рать,Ужасных как дикие звери,И город сполна им в добычу отдать,Чтоб дерзких безумцев в пример наказатьЗа то, что противиться смели.

Полдня нападали на город ониИ лезли на крепкую стену;Когда уставали иль гибли одни,Другие являлись на смену.

Но стойко врага отражая удар,Как львы осажденные бились,И целые сотни погибших татар,Как мусор, со стен их валились.

Устали татары; уж бой затихалИ с тьмою совсем прекратился;Сам грозный Батый поспокойнее стал,Должно быть и он утомился.

И в ханскую ставку вернувшись, собратьВелел воевод и поведал:— «На завтра сменить утомленную рать,С удвоенной силою приступ начать,Никто чтоб пощады не ведал;

Но бить, и рубить, и колоть, и стрелять,В конец истребить непокорных,И страшной расправой пример показатьНад горстью безумцев задорных».

На утро опять закипел страшный бой,Но город врагам не сдавался;Неделя текла за неделей, седьмой —Черед подходил, но за крепкой стенойКозельск от татар отбивался.

Редела защитников малая рать,И быстро они умалялись,Но жены и дети, стремясь помогать,На смену уставшим являлись.

Тушили поджогов опасных огни,На бревна дома разбирали,И за ночь на стены сносили они,А днем на врага их метали.

Торжественно данную клятву блюдя,Все часа последнего ждали,И дружно трудясь, не жалея себя,Все свято ее исполняли.

Батый все сильней и сильней свирепел,И злобою полный надменной,Орды не щадя, наконец, повелел,Чтоб с битвы никто возвратиться не смел,Погибнуть — иль взять непременно!

Чтоб кончить к закату, и если к ночиБатыя приказ не исполнят,То их головами в ту ночь палачиВсе рвы городские наполнят.

И вот закипел самый яростный бой,Отчаянно лезли татары,Никто не хотел возвращаться живой,Чтоб ночью расстаться с своей головой —Боялись Батыевой кары.

Враги все росли, а защитников горстьВсе меньше числом становилась,Но смело встречая татарскую злость,Все с той же отвагою билась.

Но храбрость хоть многое может творить,Однако имеет пределы,И сила должна была храбрых сломить,Хоть были отважны и смелы.

Конец наступил но никто не сробел;Живыми врагу не сдаваясь,Погибли они не от вражеских стрел,А грудью с врагами сражаясь.

Кто тяжко быль ранен, себя добивал,Свой меч себе в сердце вонзая,И Господа гнев на врагов призывалЗа гибель родимого края.

Орда одолела. Как волны онаВрывалася в город без счета,Отвагою злобы и мести полна,Последнего жаждя расчета.

Защитников не было больше нигде,Для них все окончились беды,И слышались только в граде вездеПризывные звуки победы.

Проникнувши в город, татары спешатНа вече, к соборной ограде,Где сами себя наградить поспешат,Как волки в зарезанном стаде.

Известно им было, что немощный люд,Что жизнь лишь влачил, умираяПо целым годам, неспособный на трудЗащиты родимого края,

А главное женщины — ценный товар,Пред ужасом муки и срама,Имели обычай от злобных татарСпасаться под сводами храма.

Татары спешат подбежали глядят…Но тщетно для жадного взораНет пищи, лишь голые стены стоят;Замкнуты все двери собора.

Заложены наглухо окна его,Заложены крепко бойницы,Не только людям не проникнуть в него,Не могут проникнуть и птицы.

Татары за дело: огромным бревномСтараются выломать двери,И пробуют стены рубить топором,И воют, как дикие звери.

Но крепко могучие стены стоят,Не страшны им грозные крики,И только сурово над входом глядятСвятителей строгие лики.

В соборе ни звука… Вдруг легкий дымокНад крышей собора поднялсяИ к небу взвился вот за ним огонекВ окне угловом показался…

Еще и еще… все сильней и сильней…Вот треснула крыша от жара,И вспыхнуло, ярко взлетевши над ней,Багровое пламя пожара.

Татар озаряя своей краснотой,Все выше оно поднималось…Вдруг стройное пенье молитвы святойВо храме пылавшем раздалось.

Все громче и громче звучала она,И пламени треск заглушала,И громко, священного чувства полна,Окрестность собой оглашала.

Безмолвно стояли татары вокруг.Казалось, что звуки молитвы,Как Божия весть, охватили их вдруг,Глуша в них все ужасы битвы.

Вот рухнула крыша… но в этот же мигОткрылись соборные двери,И в них показался суровый старик,И грозно сиял его доблестный лик,И ярко доспехи блестели.

В деснице быль меч, его шуйца с крестомВысоко была им подъята.И ринулся он с обнаженным мечомНа гибель врага-супостата.

За ним устремилася горсть удальцов,Седых, но отвагою полных,Последних за волю Козельска бойцов —Последних, но самых отборных.

И бились на смерть, где клялися они,Где было последнее вече,И все полегли на защите землиВ последней ужаснейшей сече.

Доволен Батый! Наконец-то сломилОн дерзость безумцев упорных;Но только ценой дорогой победилОн горсть удальцов непокорных.

Он сел на коня и, доехав до стен,Стал думать: какие бы мукиИзмыслить для тех, кто достанется в пленВ его всемогущие руки.

На встречу ему приближался Ахмет,Любимый его воевода,Обычный и радостный вестник побед,Потомок знатнейшего рода.

— «Великий Батый, не гневися на нас —Он молвил — приказ твой исполнен;Настал для безумцев возмездия час,Их трупами город наполнен.

С победою полной! Гнездо козельчанСо всем, что в нем есть, нам досталось».— «А пленные где?» — «Не гневись, грозный хан,В живых никого не осталось!»

— «Неужели все?»—«Да, должно быть, что страхИх так обуял, что не смели» —«А женщины? дети?» — «На наших глазахЖивыми во храме сгорели».

Батый победил. Но за то никомуУж мстить не пришлось; не осталосьВ живых ни души, и для мести емуЛишь кладбище мертвых досталось.

И он повелел, чтоб свой гнев показать.И страх по Руси всей навеять.Разрушить Козельск и с землею сравнятьТо место, где был он, сохой запахатьИ сорной травою засеять.

Исполнили волю владыки рабы,С землей бедный город сравняли,И городом злым, за упорство борьбы,Козельск с той поры называли.

1876 г.