Андрей Родионов. - В электричке

Андрей Родионов

В электричке

Андрей Родионов — один из самых значительных поэтов России. До сих пор работает в красильном цехе одного из московских театров. Пишет стихи, стоя за одноногим столиком в чебуречной. Раньше выступал в клубах вместе с панк-группой «Братья — короли». Его поэзия — поэзия окраин большого города: заборы, электрички, дешевый алкоголь, борьба с инопланетным разумом.

В электричке

В электричке — капли на оконном стекле,Пассажиры заняты транспортным флиртом,Вверх ногами висит на стенеРеклама борьбы со спиртом.

Он сел напротив меня.Трехголовый, я сразу понял, что свой.Откуда-то на три дняПрилетел погулять выходной.

Нам слов не надо, чтоб говорить,Не надо мыслей читать.Это миф, что сказочные герои не любят пить,Просто они не умеют блевать.

— Где здесь можно? — спросил онИ похлопал себя по горлу.— Можно на следующей взять гондонЗа тридцать шесть рублей пол-литровый.

У него пятнадцать, и у меня четвертак,Мы вышли в Подлипках, взяли пол-литра.— Пошли теперь в гости, ты клевый чувак,Здесь живет художник по кличке «Палитра».

Это он нас когда-то нарисовал:Тебя, алкаша, и меня — Змей-Горыныча.Ты стоял на четвереньках, а я леталНа плакате, заказанном противниками синего.

И он повел меня в престранные гости,А там все сидели уже на игле,И художник, руками, трясущимися от нарко-похотиРисовал мак, выросший на пне.

Наркологи этот плакат заказали:Пень означает, что все потеряно,Все, во что верили, все, что знали,А мак как бы заменяет огромное дерево.

Что это за дерьмо, в натуре?!Что изобразили твои карандаши?!Мак не пускает корней в древесной структуре,Об этом знаем даже мы, алкаши!

Сраный создатель отстойных плакатов,Выйди на улицу и посмотри вокруг!

Лучше нарисуй дерьмо на лопатеИ напиши: «Добро пожаловать в Москву!»

— Это очень хорошая идея, — сказал он, и выгнал нас, —И меня, и трехглавого змея.

Все это время у подъезда опер пас:— Ну что, ребята, медленным затарились?Покажите мне вены, вы, два говнюка,Дырок нету, по ноздрям запарились?Новички в этом деле? Гоните оба дозняка!— Мы не брали героина, мы по синему делу,И денег у нас нету ни копья!

Я очнулся в электричке, привалившись к чужому телу.Что было с нами дальше, не помню ни хуя.

Да так ли это важно — то, что было когда-то,Капли продолжали стучать и стучать за окном.Выхожу, а на вокзале везде плакаты:«Добро пожаловать в Москву!» — и лопата с говном.

Скандофорды На платформе Москва-Третья

Продает скандофордыМаленький дедушка в пиджаке.Морщины на лбу у него как фиорды,И синяя жилка на желтом виске.

— Мне семьдесят пять лет,Я продавать скандофорды вынужден,Чтобы купить дорогие лекарства, —Так говорит, глядя на наши наглые морды.

Я не купил скандофордов у деда,Я не люблю ребусы,Чтобы убить время, оставшееся до смерти.Достаточно купить дорогие лекарства.

Мне тридцать лет, и я вынужденЕздить на электричках и на метро.Не заставляйте меня хотя быРазглядывать скандофорды по дороге!

Монах и девочка с глазами собакиСовещаются, кто первый пойдет в вагон побираться.Они еще старые не очень,Но им тоже нужны дорогие лекарства.

И вот уж следом вошли музыканты,Раздались синтезатора мощные аккорды:Будут деньги на дорогие лекарства,И даже хватит на скандофорды.

Гуляет поезд по кривым фиордам,Карманы забиты ненужным, прошлым.И все уже в прошлом мои скандофорды,И дорогие лекарства тоже.

Красавица и наркоманка с длинными ногамиЖивет со мною уже около года.Она бывшая девушка известного музыканта,Совершенно сторчавшегося рейвера-урода.

Я знаю: наверное, она мне не изменяет,В последнее время чего-то боится:Старается не встречаться со старыми друзьями,Предпочитает общение с одноразовым шприцем.

Я ее понимаю, она усталая сука,Нужна тихая гавань и большому фрегату.Со мной она отдыхает — я спокойный и скучный,И никогда при ней не ругаюсь матом.

Она работает секретаршей, я потихоньку воруюВ секонд-хендах, магазинах USA Global,Приторговываю шмалью, на Арбате танцую:Под рейв перед лохами кручу жопой.

Мама говорит: во всем жена виновата,Что я скоро надорвусь, да и я сам это знаю.На кончике иголки коричневая вата,Но я не боюсь, это жизнь такая.

Я стараюсь быть сильным, стараюсь быть смелым,Пить наравне с ее бывшими френдами.Жить по-настоящему, отдавать всего себя,Хотя по жизни окружен сплошными секонд-хендами.

Она тоже секонд, в некотором роде:Вещи устают и ищут тихих хозяев.И, кстати, героин, в отличие от природыНе оставляет впечатления потерянного рая.

Олег и Валентин повстречали Леонида,Который дал им утром денег,Чтобы ему привезли белый.

Вечером они и повстречали Леонида,И Леонид спросил Олега и Валентина:— Ну что, привезли?

Олег и Валентин достали белый.Леониду, когда он развернул, показалось,Что его обманывают.

— И это все? — спросил он.— Это все, Леонид, — отвечали друзья.— Но здесь очень мало белого,

Тогда отдавайте деньги!— Деньги у нас отняли в милиции, Леонид, —Отвечали друзья.

Я слышал, как они орали друг на другаПрактически до самого метро «Чеховская».— Где деньги, где деньги, Олег и Валентин?!

— Нас кинули, Леонид, нас кинули, Леонид!— Танцующий приедет сейчасСкиньтесь со Стасом, если хотите.

Танцующий привезет белыйЧерез полтора часа, подождите.— Нет, Леонид, не доставай ножа!

Давай, Леонид поговорим не спеша!Олег и Валентин, Олег и Валентин…— Где белый, где деньги?

— Потом поговорим.Около метро «Чеховская» я встретилТанцующего и Стаса.Они были под белым.

Однажды на море, стоя около дельфинарияИ находясь в плохом настроенииЯ услышал вдруг из репродуктора: «А сейчас прозвучит ария»,И следом отвратительный рев вместо пения.

Не сразу я понял, что это былаИз дельфинария прямая трансляция.Мое настроение упало ниже нуля,Но после этих мерзких звуков

Я вдруг услышал овации.Дельфиньи старанья были сполна вознагражденыЗаполненным до отказа зрительным залом:Люди, приехавшие со всех концов страны

Считали хорошим то, что я считал калом.Мне захотелось курить, хотя на отдыхе я не курю.Я решил, что с меня довольно арий.Пройдя метров двести, я сел на скамью у какого-то здания,

Но это оказался еще один дельфинарий.И когда из открытых дверей донеслось:«А сейчас вы услышите пение котика»,Я сорвался со скамьи, как будто сел на гвоздь.

Еще немного, и мне опять захочется наркотиков.К сожалению, я не мог уходить,Поскольку у меня здесь была стрелка забита.Что заставляет этих животных так выть?!

Что заставляет так выть паразитов?!А может, они глумятся над тем,Что люди прикалываются к их мотивам?Они, дельфины, в натуре ничего не стесняются совсем:

Чего стесняться, если ты — рыба!Но больше всего меня умиляло то,С каким восторгом их пение встречала публика.Наверное, чувствуешь себя как Кусто,

Слушая звуки моря, не выходя из кубрика.В тот вечер я сильно напился с горя,И все равно долго не мог забыться сном:Мне казалось, я слышу чье-то пение из моря,

Но это пение мне уже не казалось таким говном.

Мой ночной вор АликХодит за мной по пятам.

Если я пьяным заснул на бульваре,Алик сразу лезет ко мне в карман.

Алик за три года украл у меняТри пейджера и два телефона,

Один бумажник, в котором было два рубля,Еще две кожаные сумки стали добычей этого вора.

Один раз проснувшись на лавочке утромЯ обнаружил на пальцах пропажу серебряных гаек.

В моей записной книжке была сделана надпись красной ручкой:«Привет. Я твой ночной вор Алик».

Кажется ночью, в пьяном бреду,Я видел его лицо в бумажном стакане.

Алик, Алик, гореть тебе в аду!Гореть тебе в аду, проклятый Алик!

Мой ночной вор крадется за мной,Когда я иду в ночное кафе.

С клетчатой сумкой, пока пустой,Он ходит вокруг меня и улыбается мне.

Алик — акула ночных скамеек,Это стая наглых чаек.

Вот все, что умеетМой ночной вор Алик.

Когда-нибудь я куплю гранатуИ обклею ее золотою фольгою:

Пусть Алик взорвется, вернувшись на хату,И больше не будет ходить за мною.

Пусть он подавится золотым пейджеромИ еще одним золотым телефоном.

А я спокойно вздохну, и вечеромТихо пойду дорожкой знакомой.

Давным-давно, в магазине «Книги»Работал я экспедитором-грузчиком.

Входившая в моду профессия барыгиЗаставляла меня относиться к книгам, как к мусору.

В то время произошел случай со мной,Точнее, неприличный случай с моим начальником.

А моим начальником была женщина-алкоголичка.Она пила, как лошадь, работала, как вол.

«Под небом голубым есть город золотой», —Ей очень нравилась эта песня.

Временами у нее начинался запой,

Шаг за шагом она приближалась к бездне.

К бездне, в которой, если лететь до самого дна,Можно попасть в Золотой Город прямиком.

Забыл сказать: она пила не одна,А с мужем своим, телемастером, обычным мужиком.

Однажды приходит она рано утром на работуИ сразу вызывает меня:

— Иди и купи портвейна на сотку.По тем временам это было до хрена!

Мы сели пить, и примерно к обедуВыпили все, что я на сотку принес.

— Сходи еще, я домой не поеду:

Останусь здесь ночевать. — Не вопрос, —

Я отвечал, еле ворочая язык.До этого мы, кстати, сидели молча,

Ее глаза были, как два входа в тупик.Мы выпили еще, и я услышал такую

Историю, достойную пера Генриха Сапгира:Мать ее мужа разрешала этому мудаку Юре

Днем изменять жене в своей квартире.Сама же отмазывала его перед женой,

Говорила, что он пожрать к ней заходит.«Под небом голубым есть город золотой», —

Пришла мне на ум одна из ее любимых мелодий.

— И как же вы вычислили этого вонючего козла? —Спросил я, вытягивая сигарету из ее пачки.

— В обед случайно к его матери я зашла,

А она открыла дверь, не надев собачки.

Он валялся на диване с какой-то блядью,А мать слушала в это время «Маяк».

И тут она заплакала.Она плакала до вечера, и мы пили коньяк.

Вскоре ее уволили за пьянство,Потом и меня поймали на воровстве.

И я всегда вспоминаю об этом блядстве,Когда читаю в своей трудовой книжке,

Что уволен по статье…

Город тупиков, гаражей и заборов,Рождает истории, одна паршивей другой.

Я стою на пустыре с трудовой книжкой вораИ пою: «Под небом голубым есть город золотой».

Проезжая мимо помойкиИногда увидишь: в грязиЛежат холодильник или плита,Расписанные фантастическими цветами.

Эта тяга народа к творчествуУмиляет и настораживает,Но примитивное зодчествоПомойку облагораживает.

Твой холодильник не такой, как у всех,На твоем серванте — бумажная аппликация.На стене — картина неизвестного художника,Который умер в четырнадцать летВо время мастурбации.

Ты как вылезший наружу конец пружины диванной,Ты была большая оригиналка.Твой холодильник, раскрашенный странноЯ вспомнил, проезжая мимо свалки.

И пусть уже пусто, и нет просвета:Потянулись заборы и гаражи,Ты продолжаешь вкладывать душу в предметы,В предметы, у которых нет своей души.

Я сел в поезд одного из направлений местных,Вагон был почти пустой.

Заняты были всего три места,И все три заняты передо мной.

На одной скамье сидели втроемБаба и два мужика.

Я им, видимо, помешал, не знаю, в чем:Они с ненавистью посмотрели на меня.

Вагон тронулся, я устроился удобно,И притворился, что крепко сплю.

Минуты три они сидели спокойно,Потом пересели на другую скамью.

— Что они там делают, узнать пора бы, —Продолжая как-будто спать,

Я увидел, что торчащую над сиденьем голову бабыМужская рука попыталась обнять.

Внезапно один из мужиков обернулся,Но я вовремя успел глаза закрыть.

— Только бы этот мудак не проснулся, —Услышал я голос, но чей, не смог определить.

Тогда я решил вскрыть неизвестности дамбу,Узнать тайну их странного поведения.

Я встал, взял сигарету и пошел в тамбур.Все трое вздрогнули при моем появлении.

Раньше я мог видеть только их головы:Спинка сидения загораживала тела.

Но подойдя к ним, я увидел, что все трое — голые,И лишь подвернута на шее водолазка на бабе была.

Докурив сигарету, я вернулся,Оргия была в самом разгаре.

На меня уже не обратил внимания никто,И я спокойно сделал несколько фотографий.

Завтра продам их в «Мегаполис-Экспресс»По двести рублей за штуку.

Репортаж под названием «железнодорожный секс»Прославит двух работяг и привокзальную шлюху.

На платформе Северянин,Северянин, Северянин

Пьяный инопланетянинЭлектричку поджидал.

Подошел к нему я сзади,Добрый, блядь, самаритянин,

Подошел к нему я сзадиИ коленкой наподдал.

У меня крепки коленки,У меня крепки коленки,

Полетел он как в тарелкеНад платформою пустой.

Колесом товарный поездРаздавил его по пояс.

Мерзкий маленький захватчик!Не такой уж ты крутой!

Прилетали тут тарелки,Очень черные тарелки,

Злые инопланетянеГнули щупальца свои.

И нависли надо мною,И со мной забили стрелки

Ночью в следующую средуУ созвездия Змеи.

Над платформой Северянин,под платформой Северянин

Мертвый инопланетянинУлетел в последний рейс.

Я уехал в электричке,Я куплю змею на Птичке,

Я отвечу им предметноЗа работу МПС.

Из «Галактического цикла»