Александр Пушкин - Евгенiй Онѣгинъ

ЕВГЕНІЙ ОНѢГИНЪ.

Печать позволяется,

съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. С. Петербургъ, 27 Ноября 1836 года.

Ценсоръ П. Корсаковъ. ЕВГЕНІЙ ОНѢГИНЪ, РОМАНЪ ВЪ СТИХАХЪ. сочиненіе Александра Пушкина._____________ Изданіе третіе. _____________САНКТПЕТЕРБУРГЪ. Въ типографіи Экспедиціи заготовленія Государственныхъ бумагъ. 1837.

Pêtri de vanité il avait encore plus de cette espèce d’orgueil qui fait avouer avec la même indifference les bonnes comme les mauvaises actions, suite d’un sentiment de supériorité, peut-être imaginaire.

Tiré d’une lettre particulière.

Не мысля гордый свѣтъ забавить,Вниманье дружбы возлюбя,Хотѣлъ бы я тебѣ представитьЗалогъ достойнѣе тебя,Достойнѣе души прекрасной,Святоисполненной мечты,Поэзіи живой и ясной,Высокихъ думъ и простоты;Но такъ и быть — рукой пристрастнойПрими собранье пестрыхъ главъ,Полу-смѣшныхъ, полу-печальныхъ,Простонародныхъ, идеальныхъ,Небрежный плодъ моихъ забавъ,Безсонницъ, легкихъ вдохновеній,Незрѣлыхъ и увядшихъ лѣтъ,Ума холодныхъ наблюденійИ сердца горестныхъ замѣтъ.

ЕВГЕНІЙ ОНѢГИНЪ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

И жить торопится и чувствовать спѣшитъ.

К. Вяземскій.

I.

«Мой дядя самыхъ честныхъ правилъ,«Когда не вшутку занемогъ,«Онъ уважать себя заставилъ,«И лучше выдумать не могъ;«Его примѣръ другимъ наука:«Но, Боже мой, какая скука«Съ больнымъ сидѣть и день, и ночь,«Не отходя ни шагу прочь!«Какое низкое коварство«Полуживаго забавлять,«Ему подушки поправлять,«Печально подносить лѣкарство,«Вздыхать и думать про себя:«Когда же чортъ возметъ тебя!»

II.

Такъ думалъ молодой повѣса,Летя въ пыли на почтовыхъ,Всевышней волею ЗевесаНаслѣдникъ всѣхъ своихъ родныхъ. —Друзья Людмилы и Руслана!Съ героемъ моего романаБезъ предисловій сей же часъПозвольте познакомить васъ:Онѣгинъ, добрый мой пріятель,Родился на брегахъ Невы,Гдѣ, можетъ быть, родились вы,Или блистали, мой читатель!Тамъ нѣкогда гулялъ и я:Но вреденъ сѣверъ для меня1.

III.

Служивъ отлично, благородно,Долгами жилъ его отецъ;Давалъ три бала ежегодно,И промотался наконецъ.Судьба Евгенія хранила:Сперва Madame за нимъ ходила,Потомъ Monsieur ее смѣнилъ.Ребенокъ былъ рѣзовъ, но милъ.Monsieur l’Abbé, Французъ убогой,Чтобъ не измучилось дитя,Училъ его всему, шутя,Не докучалъ моралью строгой;Слегка за шалости бранилъ,И въ Лѣтній садъ гулять водилъ.

IV.

Когда же юности мятежнойПришла Евгенію пора,Пора надеждъ и грусти нѣжной:Monsieur прогнали со двора.Вотъ мой Онѣгинъ на свободѣ;Остриженъ по послѣдней модѣ;Какъ Dandy2 Лондонскій, одѣтъ:И наконецъ увидѣлъ свѣтъ.Онъ по-Французски совершенноМогъ изъясняться и писалъ;Легко мазурку танцовалъ,И кланялся не принужденно:Чего жъ вамъ больше? Свѣтъ рѣшилъ,Что онъ уменъ и очень милъ.

V.

Мы всѣ учились понемногу,Чему нибудь и какъ нибудь:Такъ воспитаньемъ, слава Богу,У насъ немудрено блеснуть.Онѣгинъ былъ, по мнѣнью многихъ(Судей рѣшительныхъ и строгихъ),Ученый малый, но педантъ.Имѣлъ онъ счастливый талантъБезъ принужденья въ разговорѣКоснуться до всего слегка,Съ ученымъ видомъ знатокаХранить молчанье въ важномъ спорѣ,И возбуждать улыбку дамъОгнемъ нежданыхъ эпиграммъ.

VI.

Латынь изъ моды вышла нынѣ:Такъ, если правду вамъ сказать,Онъ зналъ довольно по-латынѣ,Чтобъ эпиграфы разбирать,Потолковать объ Ювеналѣ,Въ концѣ письма поставить vale,Да помнилъ, хоть не безъ грѣха,Изъ Энеиды два стиха.Онъ рыться не имѣлъ охотыВъ хронологической пылиБытописанія земли:Но дней минувшихъ анекдоты,Отъ Ромула до нашихъ дней,Хранилъ онъ въ памяти своей.

VII.

Высокой страсти не имѣяДля звуковъ жизни не щадить,Не могъ онъ ямба отъ хорея,Какъ мы ни бились, отличить.Бранилъ Гомера, Ѳеокрита;За то читалъ Адама Смита,И былъ глубокій экономъ,То есть, умѣлъ судить о томъ,Какъ государство богатѣетъ,И чѣмъ живетъ, и почемуНе нужно золота ему,Когда простой продуктъ имѣетъ.Отецъ понять его не могъ,И земли отдавалъ въ залогъ.

VIII.

Всего, что зналъ еще Евгеній,Пересказать мнѣ недосугъ;Но въ чемъ онъ истинный былъ геній,Что зналъ онъ тверже всѣхъ наукъ,Что было для него измладаИ трудъ, и мука, и отрада,Что занимало цѣлый деньЕго тоскующую лѣнь, —Была наука страсти нѣжной,Которую воспѣлъ Назонъ,За что страдальцемъ кончилъ онъСвой вѣкъ блестящій и мятежнойВъ Молдавіи, въ глуши степей,Вдали Италіи своей.

IX.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

X.

Какъ рано могъ онъ лицемѣрить,Таить надежду, ревновать,Разувѣрять, заставить вѣрить,Казаться мрачнымъ, изнывать,Являться гордымъ и послушнымъ,Внимательнымъ, иль равнодушнымъ!Какъ томно былъ онъ молчаливъ,Какъ пламенно краснорѣчивъ,Въ сердечныхъ письмахъ какъ небреженъ!Однимъ дыша, одно любя,Какъ онъ умѣлъ забыть себя!Какъ взоръ его былъ быстръ и нѣженъ,Стыдливъ и дерзокъ, а поройБлисталъ послушною слезой!

XI.

Какъ онъ умѣлъ казаться новымъ,Шутя невинность изумлять,Пугать отчаяньемъ готовымъ,Пріятной лестью забавлять,Ловить минуту умиленья,Невинныхъ лѣтъ предубѣжденьяУмомъ и страстью побѣждать,Невольной ласки ожидать,Молить и требовать признанья,Подслушать сердца первый звукъ,Преслѣдовать любовь — и вдругъДобиться тайнаго свиданья,И послѣ ей наединѣДавать уроки въ тишинѣ!

XII.

Какъ рано могъ ужъ онъ тревожитьСердца кокетокъ записныхъ!Когда жъ хотѣлось уничтожитьЕму соперниковъ своихъ,Какъ онъ язвительно злословилъ!Какія сѣти имъ готовилъ!Но вы, блаженные мужья,Съ нимъ оставались вы друзья:Его ласкалъ супругъ лукавый,Фобласа давній ученикъ,И недовѣрчивый старикъ,И рогоносецъ величавый,Всегда довольный самъ собой,Своимъ обѣдомъ и женой.

XIII. XIV.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XV.

Бывало, онъ еще въ постелѣ:Къ нему записочки несутъ.Что? Приглашенья? Въ самомъ дѣлѣ,Три дома на вечеръ зовутъ:Тамъ будетъ балъ, тамъ дѣтскій праздникъ.Куда жъ поскачетъ мой проказникъ?Съ кого начнетъ онъ? Все равно:Вездѣ поспѣть немудрено.Покамѣстъ, въ утреннемъ уборѣ,Надѣвъ широкій боливаръ3,Онѣгинъ ѣдетъ на бульваръ,И тамъ гуляетъ на просторѣ,Пока недремлющій БрегетъНе прозвонитъ ему обѣдъ.

XVI.

Ужъ темно: въ санки онъ садится.«Поди! поди!» раздался крикъ;Морозной пылью серебритсяЕго бобровый воротникъ.Къ Talon4 помчался: онъ увѣренъ,Что тамъ ужъ ждетъ его ***.Вошелъ: и пробка въ потолокъ,Вина кометы брызнулъ токъ,Предъ нимъ Rost-beef окровавленный,И трюфли — роскошь юныхъ лѣтъ,Французской кухни лучшій цвѣтъ, —И Стразбурга пирогъ нетлѣнныйМежъ сыромъ Лимбургскимъ живымъИ ананасомъ золотымъ.

XVII.