Петр Артемьев - Сновидения петербуржца

Петр Артемьев

Сновидения петербуржца

Не противься злому.

Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло. Если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?

Тогда отдало море мертвых, бывших в нем.

Предисловие

«Сновидения петербуржца» – это реальные сновидения, облеченные в поэтическую форму. Вначале видишь сон, записываешь его, потом выбираешь стихотворный размер – начинаешь сочинять.

Любой сон – загадка, требующая разгадки. Бывает, истолковать его не трудно: увидел, проснулся, записал, подумал – понял. Садишься писать стихотворение, заранее зная смысл. Но чаще приступаешь к работе, не представляя конечной идеи произведения. По мере поэтической разработки, в процессе поиска рифмы смысл сна постепенно проясняется и, в конечном итоге, становится очевидным. Поэтому техническое конструирование стихотворения на самом деле является инструментом познания сновидения.

События, происходящие на страницах «Сновидений петербуржца» с людьми и животными, – это выдумка, фантазия Сна. Актер Алексей Серебряков («Серебряков») не нападал на меня и не бил гвоздодером по голове. Сон сделал его злодеем из-за фамилии, в части которой «серебр» зашифрован Цербер, аллегория злой силы, гнетущей человеческие души.

Рассказанные истории заинтересуют читателя сюрреалистичностью и юмором. Но главное – знакомство с внутренним миром автора. Открыть его – это значит поделиться своим сокровенным, это значит – любить людей.

19.11.2007

Автор

Книга 1

Балтийские воды на солнце сверкали,Ласкали песок золотой.У самого моря меня провожалиДурак с неразлучным Лафой.

Прощайте, Лафа с Дураком!Смотрите: за дымкой виднеется город.Отныне там будет мой дом.

Меня принимает Кронштадт.Оттуда не ждите назад.Отныне там будет мой дом.Прощайте, Лафа с Дураком!

В тереме, где ни дверей нет, ни окон,Тих и бесстрастен, сидит одинокоЮноша с кротким и бледным лицомИ никогда не покинет свой дом.Руки сложил на коленях, смиренный.Он – осужденный, он – вечнопленный.Тут появляется женщина – Зоя,В нем принимает живое участье,И обещает, что кончится злое,И вдохновляет крылатой мечтою.Узнику грезится вечное счастье,Светлые дали, прекрасные страны.К терему я возлагаю тюльпаны.Юноша – имя его Кораблев —В путь свой последний, к “отплытью”, готов…

Какой-то остров. Еду на трамвае.Ночь белая, но краски вдруг померклиЗари вечерней. Двери открывают —И выхожу я у немецкой церкви.Орган гудит, и голоса поют,Что этот Храм для странника – приют.А здание похоже на ковчег.Приветливы распахнутые двери:Войдешь в него – останешься навек.Входящие (кто в лютеранской вере)Безмолвны: сомкнутые ртыИ лиц окаменевшие черты.В цилиндре каждый, фраке черном…Я шагом в Храм вхожу проворным.Но вскоре вышел через Южные ворота(Не по себе мне стало отчего-то)На улицу. Меня окутал мрак.Я понял, что в ковчеге том – чужак.И вышел на берег: напротив за Невой,Над островом, покрытым тьмой,На небе, как на черном мониторе,ЦПКиО – светились буквы, как сигнал,Что на Крестовском я… Ночную тьму прогналРассвет. И я увидел – море.И перенес меня в мгновеньеСон крылатый На площадь, гдеМорской собор Кронштадта.Стою на паперти, приблизился к дверям —И вот вхожу, как в бесконечность, в Храм.

И стал читать я письменаНа стенах, сводах —И понял: это именаВ безбрежных водах.

Я гулял по Невскому проспекту.У Публички как из-под землиВырос грозный госавтоинспектор.Хвать за шиворот: «Не там вы перешли!»Силой потащил меня к киоску.Тетка с юркими глазами, как у крысы,Из окошка высунула моську.Мент при ней всего меня обрыскал,Дескать эта тетка понятая.И, права мои законные читая,Произвел он паспорта изъятье.Ничего не смел ему сказать я.Объявил, что под арест я взят,Потому что правила нарушил.У Библиотеки карою грозя,Наизнанку вывернул мне душу.

Однажды во сне я поверил,Что мне повезло наконец.В шикарного дома двери

Внутри обстановка нарядная:Мрамор, колонны, ковры,Швейцар у подъезда парадного,И нет озорной детворы.

Творческой тихой работойИ время пройдет без заботы,Без жертв и моральных мук.

Подумал и благостно вышел,Важно спустившись с крыльца.

На Загородном проспектеЯ встретил толпу парней,И стали подонки этиВ меня сыпать град камней.

У них получалось здорово —Я увернуться не мог.Гравий обстреливал голову,Темя, затылок, висок.

Наполнился громом череп,Был камнепад в мозгу.С тех пор во дворец не верю,Но память навек сберегу.

Во сне мне грезилась гармонь. Она былаСамостоятельным как будто организмом.Сперва мелодию красивую вела,Но оказался нрав ее капризным.Вдруг       оборвались                    визгливо                                 звуки —И лязг           затвора                   раздался                               жуткий.Клавиши разом гармонь обернула,Их превратив в пулеметные дула.(Это была прелюдия.)И застрочила гармонь-пулемет.Спасения нет – везде достает.Мечутся в панике люди.Как бомбы патроны                               заряженной ленты.            Пальба их как музыка ада.И крики, и стоны                                  аккомпанементом          Для залпов смертельного града.

Я по мрачному шел коридору:На столах лежали и стылиВ простынях мертвецы, с которыхЯ одежды срывал простые.

Нужно мне было голову ЛиныОтыскать. Наконец повезло:Коридор скоро кончился длинныйИ кругом сразу стало светло.

В деревянном лотке земля голая,А на ней словно вырос цветок.Отсеченную Линину головуПосаженной вижу в лоток.

Расцвела, не подвержена тленью!Я достиг своего рубежа.И воздал я хвалу преступленьюИ отточенной стали ножа.

В троллейбусе порой ночнойДомой мы ехали с женой.

В салоне молодой нахалМеня толкнул, к жене пристал.

Рецидивиста-вора вид.Лицом ни дать ни взять бандит.

Он был какой-то смуглый,И черные глазаПылали, словно угли,Впивались, как гюрза.

Его я за плечи схватил —Их силу испытал:Под пиджаком я ощутил —Металл.

Ему расправиться со мнойРаз плюнуть, левою одной.

Но он не склонен был к борьбе,Не агрессивен был.Чтобы внимание к себеПривлечь, меня он злил.

Он что-то важное хотелСказать, его душаНосила бремя темных дел.Он начал не спеша:

«В горячих точках я бывал,В горах Кавказа воевал.

В сраженье под СухумиБыл ранен, как бы умер.

Пробила пуля ухо мнеИ в самый мозг вошла,Засела там, живу я с ней.Она причина зла.

И показал мне рану он,Простреленное ухо.«С тех пор вредить я обречен», —Признался павший духом.

I

Я возделывал сад, слушал пение птицИ кормился от щедрой земли.Два мальчишки-подростка в калитку вошлиС плутовским выражением лиц.

И сказали: «Пришли мы тебе помогать.(Я не верил лукавым речам.)Сторожить будем сад». – «Хватит, парни, вам лгать!Я читаю по вашим глазам».

II

На высоком холме сад цветущий мой рос.От него уходила вниз лестница.И взошла по ней женщина родом из грез.О ней думал я годы и месяцы.

Раньше только в мечте к ней навстречу летел,А теперь воплотилась она.Я любовью ее насладиться хотел,Чтобы знать о любви все сполна.

Велика власть веселых и нежных очей,Но закралась мне в душу тревога.Вижу – сумка висит у нее на плече.И тогда я спросил себя строго:

Вдруг там ноша лежит и она не легка?Неотрывно блаженство от мук.Прежде чем эта женщина станет близка,Избегу плена ласковых рук.

III

Все исчезло: деревья, цветы и кусты.Земля стала бедна и пустынна.До небес возвышался на ней монастырьВ честь Отца, Свята Духа и Сына.

Монастырь этот был красоты неземнойИ огромен был силой духовной.Кто отрекся земли, становился Женой,Предаваясь в нем ласкам любовным.

А у Южных ворот в белых ризах ЖенихПриходивших Невест обнимал.Целовать и ласкать собирался Он их,Но сперва покаяния ждал.

Вышел чинно на паперть седой иерей,Завлекая в обитель святую,Но был деготь в меду сладкозвучных речей:Яд смертельный проник в красоту их…

Ранит сердце и ум злом отточенный нож,Все благое за что-то карая.Землю, веру, любовь – все испортила ложь,Даже праведность Божьего Рая!

Какой-то человек принес однажды в школуВеличиною с кролика лягушку:«Пускай она попрыгает по полу.Живая будет, дети, вам игрушка!»

С глазами, полными упрека и тревоги,Сильней лягушка жалась к человеку:Внушали ужас ей топочущие ноги —Они раздавят, сделают калекой.

Но он пустил ее скакать по коридору.Смотрел со страхом я – ничем помочь не мог.И огласилась школа диким ором,Лягушку смял табун бегущих ног…

Через Волгу перекинут мост дугой,А на нем есть церковь из стекла.В ней иконостас, весь золотой.Только храм стоит совсем пустой:Ни одна душа в нем не зажглаНи лампады, ни свечи живой.

Город опоясал тайный круг.За проклятою чертой край света.Заступил я – и пропали вдругВолга с Ярославлем. Вихри вьюгРусское сменили лето.

В тундре вечная и лютая зима:Намело огромные сугробы,Между ними черные дома —Как тела, которые чумаРастлевает действием микробов.

Солнце село – два фантома ночи,Двух я девушек окинул взором:Лица безобразны, худосочны,А глаза раскосые порочны,Кожа вся изъедена узором,Плоть истлела, но мужчины хочет.

Грязным девкам без ума я рад.«Эй, – кричу, – любовь делить со мнойНе желаете?» Они: «Любовный ядБудем пить в компании иной.Нам Жюльен-француз милее во сто крат,Хоть болезнью заразил дурной.Он нам муж, лишь он огонь и зной».

Отказали – это не беда,Клином не сошелся свет на них.В Ярославле есть мужик. Он весел, лих,Глаз дурной, густая борода,Черная как смоль. КогдаПопрошу его, пришлет любых.Отправляйтесь к своему французу!(И прислал, а звали ее Пруза.)

Свою квартиру вижу я во сне.Извилист полутемный коридор.Вдруг тень мелькнула чья-то на стене.Прошел озноб колючий по спине:Из-за угла с улыбкой наглой ворВыходит, приближается ко мне.

Одет он был в костюм спортивный.Лет тридцати. С лицом противным.

Повадки мерзкого злодея.В поту, от страха холодея,

Кричу ему: «Ступайте вон,Не то я вызову ОМОН!»

Ничуть ему не страшно было —Угроза вора рассмешила.

До колик в животе он хохотал,Пока в изнеможенье не упал.

Потом пришел в себя, встал с полаИ фразой оглушил тяжелой:

«Эх, брат, родной ты мой козел!»Входную дверь открыл и прочь ушел.

Я эротический однажды видел сон:Вхожу в безлюдный порнопавильон.Для посетителей там зал был смотровой.                             В нем голые она и онДруг друга лаской истязали огневой.

И постепенно сам вошел я в раж:Стал на колени над телами,Хотел их обхватить руками.Но обнял пустоту, мираж!

Я понял: порнопавильон —Аттракцион, иллюзион,Порнографический же срам —Всего лишь фокус голограмм.

Взмыть хотел я в лазурь небесную.Настежь было раскрыто окно,Но захлопнулось плотно оно —Не покинуть мне комнату тесную.

А потом в глубину провалилсяИ в каких-то фабричных цехах,У кипящих котлов, очутился.Бесновался огонь в печах.

Среди них в школьной форме девочка,В алом галстуке пионерочка,Горько плакала, оробелая.Содрогалось детское тело.

Не видать мне лазури небеснойИ не хочется жизни честной,Если там пропадает девочка.Я останусь с тобой, пионерочка!

Комната: в ней за столомТопограф сидит, углубленный в работу,Разложены карты кругом.

Гостя заметив, приблизиться просит,Зовет меня жестом руки.На контурной карте кружок он наносит,Где рядом текут две реки.

«Смотрите, вот Кировск, город великий.Здесь древний священный Восток». —«Сошли вы с ума, звучит это дико! —Ему я поверить не мог. —

Кировск находится под Ленинградом,А вы говорите вздор!»Смерил меня он презрительным взглядом —И прекратил разговор.

Я в тоннеле перехода,Я в подземке. Там – буфет:Продает он соки, воды,Пачки сигарет.

Разные их маркиВыставлены в ряд,А на самой яркой —Цифра 50.

И под ней названиеСигарет – Российские.В цифре предсказание?Я в потемках рыскаю

По ночному городуВ поисках разгадки.Всюду вижу мордыРазных типов гадкие.

Попадаю на Заневский(В мыслях цифры тайный знак),Но маршрут меняю резко —Вижу свору злых собак.

Вот проспект пропал из вида,Он остался где-то слева.Справа вижу: пирамида,Называемая Нево,Возвышалась величаво.

Я взобрался по ступеням —И с вершины златоглавыйРядом с морем вижу Храм.Он гудит от песнопений,Гимнов радости и славыНеизведанным мирам.

И в незримом этом хореЧей-то голос мне секретВыдал: будто Храм у моря —Это Университет!

Там, где начинается улица Восстания,Мы стояли с Федором. Вдруг подряд все здания

Невского проспекта, сторону всю южную,Вмиг Нева смывает волн напором дружным.

Там, где жил я раньше, где был Поварской,Страшная пустыня, – думаю с тоской.

Впереди зеркальная гладь сплошная моряИ Собор виднеется на морском просторе —

Храм Христа Спасителя. Там Москва, столица.Я перекрестился, стал на Храм молиться.

Но и Он обрушился и ушел под воду.И гнетет предчувствие летального исхода.

С улицы Восстания спускаемся в подвал,Кто-то шприц стерильный бережно мне дал,

Но его я выронил, и упал он на пол,В грязь. Теперь негоден шприц, ну а я растяпа!

Я на Выборгской стороне.По квартире хожу во сне.

Узнаю в ней свой старый дом.Годы детства провел я в нем.

Но от ужаса жив едва:В коридоре встречаю льва!

Повезло, что он добрый, игривый:Лижет щеки, юлит у ног,Чтоб я гладил, трепал его гриву —В завитках золотое руно.

Он мне предан, он ласков, но жуткоСилу представить львиную.Ярость царя не шутка,Лапа и пасть звериная!

Мамин голос дошел до слуха,Чтоб не падал от страха духом:

«Лев не будет к тебе суров:Родом с Годарских он островов».

Жена, сын, я – мы шли втроем домой.За нами по пятам военный отставной(Его не знал я цели)

В зеленой наглухо застегнутой шинелиИ с непокрытой головой,С назад зачесанною шевелюрой чернойКак тень ходил, нахальный и упорный.

Ума не приложу, как незнакомец в домПроник, как он пролез в квартиру.Стал приставать к жене, – блудливая проныра!Когда на кухне мы сидели за столом.

Сгорая яростью, колоть стал ловеласаЯ кухонным ножом, которым режут мясо.

Сошли на нет порыв мой и отвага:Бумажный под шинелью был рулон.Пудов с десяток весил он.Не кровь текла – клочок бумагиНа острие из-под шинели извлечен.

Тогда другой избрал я метод,Устав колоть твердыню эту.

Рубить стал незнакомца я сплеча:Бумажное слоилось телоИ под ударами разящего мечаНа ворох клочьев он распался обгорелых.

Но не успел я вымести золу,Смотрю – а он сидит в углу:Живой и невредимый и спокойный.Серьезен, мрачен, свято предан злу.Его стихия – ненависть и войны!

Вот мой сон: как на грехЯ забрел в фабричный цех.В самом центре, на платформе,Вид меняя, как трансформер,Черный барабан кружится.Он то вещь, то зверь, то птица,То безликие скульптурыЧеловеческой фигуры,Словно без усилий рукЛепит их гончарный круг.

У платформы с барабаномИнженер ведет в блокнотеЗапись о его работе.Я в недоуменье странном:

Голову ломаю,Что все это значит,Но не совладаю С чертовой задачей.К инженеру подойду,Пусть мне объяснит!«Сударь, к моему стыду,          Не пойму,                    что к чему».

Он и говорит:«Парень, это ведь АЭС.Вот куда ты, брат, залез!И не ложь, не обман:Этот черный барабан —Прежних тел денатурат,Страшной силы в нем заряд.

Массы мрака кружит он.Называют циклотрон.И несет в себе угрозуРадиоактивной дозы!»У меня глаза на лоб:Здесь в момент загонят в гроб!

Заревела вдруг сирена.Ну, пропал – убьют рентгены!Инженер сказал: «НемногоПостращал тебя, тревогаЛишь учебная была.Но гляди – сгоришь дотла!»

Был захвачен универмаг.Террорист взял в плен толпы людей.Я попал в их число. ЛиходейОт себя не пускал ни на шаг.

Безоружен, но властен был он.Шла о нем ужасная слава:Его звали Кровавый Леон,Беспощадный Леон Кровавый.

Взгляд пронзительный, мрачный.Бородка Клиновидная, огненно-рыжая.Приказал подойти поближеИ ко мне обратился вот как:

«Я тебе дарую свободу,Чтоб на воле сказал Спецназу,Тем, кто хочет помочь народу:Снайпер истинный тот,Тот меня убьет,В чьем глазу мир, любовь и разум».

Во сне я приехал с другомВ город Пушкин, где музы живут.Мы жрецы их и верные слуги,И они нам воздали за труд.

И закончив богиням служенье,Поспешили скорей на вокзал.Там ужасное столпотворенье —В толчее друг куда-то пропал.

Я спросил у одной прохожей:«Когда поезд на град Петров?»Мне в ответ: «О, Господи Боже!Здесь не ходит таких поездов.

В Петербург нет отсюда движенья,Есть один с этой станции путь —Гренадерск. Деньги, власть, поклоненьеТам найдешь, но про чувства забудь!»

В Гренадерск ни за что мне не надо:Ведь я питерский, я не изгой.Чтоб найти поезда к Петрограду,Бегу на вокзал другой.

Напоследок назад оглянулся:У перрона стоит мой друг.Я в надежде ему улыбнулся,Что нам с ним по пути, но вдруг

Обступили стеной его люди,И поверил речам он их,И меня теперь позабудетРади новых друзей своих.

Тюремщики в камере билиС жестокостью бесчеловечнойКлементьева. Ужас насильяТерпел он, весь изувеченный.

Лупили по голому телу,Смакуя каждый удар.Глаз вытек. В крови, ослабелый,Клементьев воскликнул: «Пожар!»

И тотчас при этом словеОстановились убийцыИ больше ни капли кровиНе пролили. В грубых лицах

Милость и снисхожденье,Простить их Клементьева молят.Из камеры заключеньяУзник отпущен на волю.

В рассудке здравом шел домой.Вдруг стало голову туманить:Забылся адрес, город мойПредстал чужим, отшибло память.

Ушел я словно от родимого порога.И не вернуться мне – внутри меня препона.Вот вышел на какую-то дорогу —Проспект крестьянской обороны.

Как в глушь меня такую занесло?Дорога пролегла через село.

Какие-то крестьянские дома,Иду через сады и огороды.Как выбраться, не приложу ума:Кругом нет ни машин, ни пешеходов.

Но вот прохожий на пути.Спросил его, куда идти.

Он мне в ответ: «Кончается дорога.Ждать до прозрения немного.

Плетень заметили вон тот?Осталось сделать главный ход».

Я перелез через забор —И память стала как кристалл.Вдали Исаакиевский соборЗлаченым куполом сиял!

Однажды шел я в школу на работу.На пустыре заметил двух мужчин.Они в траве высматривали что-то.Один нагнулся вдруг и поднял карабин.Его товарищ – ленту пулемета.

Пустырь был настоящим арсеналом:Набрали в пять минут друзьяВинтовок – три, два помповых ружья.И этого им показалось мало!Нашли гранатометы, автоматы,Патронов ящик и гранаты.

Примером следопытов подогретый,Я на колени стал, нашарил под кустомПрикрытые репейника листомМакарова два черных пистолета.

И бережно их уложив в портфель(Он стал такой внушительно тяжелый!),Не понимая действий своих цель,Находку грозную понес я в школу.

Когда сотрудников радушная семьяМеня, приветствуя, вниманьем окружила,Я вспомнил: уголовная статьяМне за ношение оружия грозила.

Дверь отворив пустого кабинета,Зашел, как вор, под сердца громкий стукИ в связку книг запрятал пистолеты,Не в силах дрожь сдержать своих преступных рук.

Но тут меня окликнули за дверью.На голос в коридор я вышелИ с ужасом, ушам своим не веря,Такой сюрприз от директрисы слышу:

«Лежит здесь где-то связка книг.В мой кабинет ее снесите».Остолбенел тут я на миг,Сказав: «Минутку подождите!»

Скорей оружие мне перепрятать надо.К столу метнулся – связки нету.Ну положение – хоть стой, хоть падай!Исчезли книги, с ними пистолеты.

Туда-сюда по этажу,Но где оружие, ума не приложу.Оно ведь в книгах былоИ вместе с ними сплыло!В один момент стащить успели.Вдруг девушка идет с портфелем,Учительница молодая,И видит, что страдаю.Мой тайный страх весь на виду.Она портфель свой открывает на ходу —А в нем знакомые железные предметы,Добытые из книжек пистолеты!

Чист и свеж утром воздух в палате.Легко дышится мне, больному.Окна настежь. Лежу на кровати,А напротив, на крыше дома,Стоит трубочист неумытый,Взлохмаченный и сердитый.

Он не смотрит, что я больной,Подметать начинает крышу —Сор и гарь в окна сыплются свыше.Издевается он надо мной!

А потом, ловкий как обезьяна(Нервы крепкие у хулигана),На окно мое спрыгнул вниз,Зацепился рукой за карниз.Булыган достает из кармана.

Не уймется – все ему мало:Бросил снайперски, в пенис попал,Но смягчило удар одеяло.Не отбил, зато как напугал!

Допекал меня Ярёма,Нерадивый ученик.(Когда выведут, орем мы.)Гневный мой раздался крик:«Надоел, захлопни рот,Вон из класса, идиот!»Ученик ни слова мне,Пробирается к стенеИ снимает он с нееСкорострельное ружье.Настоящие патроны.Годно в целях обороны,С ним идти не страшно в бой.Я струхнул: пацан нашкодит,Но из класса он выходит.Не пальнул бы этот гусь!Как быть классу без ружья?И вдогонку крикнул я:«До уроков, утром рано,Ты ружье повесь на стену,Только честно, без обмана,Ведь оно для нас бесценно!»Но на следующий деньНе вернул ружье Ярёма,У себя оставил дома,Мол нести до школы лень.И ружье не возвратит!

I

Из трамвая контролерБезбилетников попер.

Вылезаю из вагона —Контролер кричит вдогон мне:

«Ты в морской пехотеСлужбу нес на флоте.

Моряки по блатуЕздят так, без платы».

Бред какой-то! Дал я дера:К черту щедрость контролера!

II

Тропка вьется вдоль оврага.Скользкий берег, корка льда.

Пробираюсь шаг за шагом.Снизу талая вода.

А кряхтя и ковыляя,Продвигается по краю

Старушонка впереди.Вниз бултыхнется, гляди!

Только я подумал так,Бабка съехала в овраг,

Во мгновение одноТопором пошла на дно

И пускает пузыри.(Ужас, что ни говори!)

Я тогда набрался духу —Прыг с обрыва за старухой.

Достаю ее со дна:Как мертвец она бледна,

Череп лысый, нос курнос.Я взобрался на откос,

Положил на берегу,А она и ни гугу.

Бабку надо откачать!Только в рот хотел дышать,

А она глаза открылаИ со мной заговорила.

Старушонка с хитрецой:Факт обмана налицо.

Натурально смерть сыграла.Напоследок мне сказала:

«Не узнал Далматову?Против меня ратовал,

Гнал и проклял сколько раз —А сегодня взял и спас!»

Вот Выборгский дворец культуры.Дверь открываю, захожу:У кассы люди, лица их понуры,Билеты на концерт спешат купить. Гляжу:

Он композитора, Великого Творца,Сыграет музыку. Потоки упоительныхМелодий будут литься без конца.

Мне не на что билет купить,И обувь сменную забыл я захватить:Кто с улицы, те в зале неугодны.

На верхнем этаже, у входа в зал, контрольУ публики билеты проверяет,И только с чистыми ногами пропускает,И требует, чтоб все имели соль.

Вот девушка: в глазах ее сияньеИ кроткая невинная любовь,А женщина исполнена страданья,И слезы катятся по щекам вновь и вновь.

Старушка на скамейке примостиласьВ домашних тапках, в шерстяных носках.Готовы все… С душой моей срастиласьХолодная и смертная тоска.

Иду уныло за свободный столик,А за соседний сел мужчина,

И теплого в себя стакан вливаю чаю.

Пришел ко мне гость, человек молодой,На плечи упали волной золотойБлестящие локоны. Дивный словарь

В подарок принес он. «Откроешь страницу, —Сказал незнакомец, – и вылетит птица.

Откроешь другую – словам моим верь! —Из книги волшебной выскочит зверь.

Но обращайся ты с ней осторожно:Нажить от нее неприятностей можно».

Я с нетерпеньем словарь открываю.

Тут прыг со страницы огромная кошка.Между ушами выросли рожки.

Нрав у зверюги хищен и зол.Иголок из пуза торчит частокол.

Втиснуть обратно в словарь я пытаюсьНо понапрасну за кошкой гоняюсь:Тварь не дается, иголками мучая…

Вовек не забуду сон вещий и мудрый,Как мне подарил чудоносный словарьВеликий волшебник золотокудрый,В светлосиянный одетый стихарь.

Я живу на даче летом.На горе стоит мой дом.Тишина, покой кругом.

Из окна мне виден сад.У калитки, на дороге,С моим папой говорятПарень с девушкой. Тревоги

Испытал я чувство. СлухШел давно про этих двух.

Новизна и перемена.Я боюсь их как огня.Девушку зовут Елена.

Как в их план проникнуть хитрый?

За двойным таюсь стеклом:Страшно мне покинуть дом.

«Папа, Дмитрий ждет с Еленой.Что впотьмах сидишь один?» —«Я, сынок, боюсь их плена».

Как глупец себя веду!Лучше встретить Лену с Димой.Я к черте неотвратимой!

Но задумался опять,Стал одежду поправлять,

Заправлял в штаны рубахуСлишком долго – дал же маху!

Поздно выбежал я в сад.

Подошел к отцу, спросил,Не сдержав досады слез:«Что Димитрий говорил?»Он ответил на вопрос,

Рассказал, что в ПолитехеОбучался Дима будто,Невзирая на успехи,Изгнан был из института…

Приуныл я. Вот досада!Мне бы другом стать их надо.(Краски темные сгустилНезаметно летний вечер.)Где, когда теперь их встречу?

Вдруг прожег мне спину жар.Караул! Пожар, пожар!

Дом горит, мой дом в огне.Все, что свято было мне,

Превратилось в страшный факел,Пламенеющий во мраке.

Нет сомнений, кто поджег,Это дело Лены с Димой,Но учесть необходимо:Помешать я им не мог.

План был дьявольски хитер:Меня выманив из дома,Развели внутри костер.

Всемогуща сила тленаТам, где Дмитрий и Елена.

Я во сне поле бранное вижу:Возле рощи стоит эскадрон,В три шеренги построился он,По бокам вороные и белые,Ждут сигнала, чтоб ринуться в дело.

Мучит их нетерпения зуд,Глаз на выкате, бешено зыркают,Удила, словно кости, грызут,Бьют копытом и яростно фыркают.

Возвестила атаку труба.Выезжает вперед командирВ треуголке. Проклял он мир:Поведет в страшный бой лошадей,Тот, чье имя Болконский Андрей.

Сотряслась земля топотом конским.Кони взвихрились. В диком самумеСкачут беды, вражда и безумье.

Глубокой ночью пуст проспект Лесной,И я на нем единственный прохожий.Но чувствую опасность за спиной,Как будто недруг следует за мной,И пробежал озноба жар по коже.

Я обернулся к незнакомцу резко,Ответный взгляд в меня метнул он дерзко.

Вскипела кровь от ярости пожара.Решил я первым нанести удар.Легко он уклонился от удара,

С тобою, Петр, встречались мы. Как преждеТы ходишь в старенькой обтрепанной одежде.Дешевый стиль. На что это похоже?Купи пальто из натуральной кожи,

Как у меня к примеру, и носи!» —Сказал и в мрак ночной уехал на такси.

В университетеЛингвистов много ценных.Научные светилаСошлись на семинар,Что значит Авиценна,Им было не по силам.(Какой позор, кошмар!)

Растерянные лица.А слово так знакомо!И тут нашли словарь.На первой же страницеОткрыли: видят фото —Лежит на крыше домаЛев, животных царь.

Зверь ужасный с крышиПрыгнул на дорогу.К университетуМчится он, рыча,В гости. Рев заслыша, —Спасите ради Бога! —Все из кабинетаДали стрекача!

В доме моем потайная есть комната.Вход посторонним в нее под запретом.Там я один, уголок мой укромный там.Вооружен я большим пистолетом.

Смертью незваным гостям угрожаю:Кто докучает, того ненавижу…Слышу шаги. Они ближе и ближе,В дверь постучали, волынь заряжаю.

Но вот незадача, вот странная штука:А длинные перья зеленого лука.Не верю, не верю, чтоб перья стрельнули!

Дверь открываю и вижу: на лестницеЖенщина. Хочет войти. ПистолетИ говорю ей: «Сюда хода нет!»

Она отвечает мне с наглой ухмылкой:«Мой милый, напрасно ты лезешь в бутылку,И брать бесполезно меня на испуг:

Жил на свете великий гангстер,Главарем был преступного мира.Среди киллеров слыл кумиром.

Что взбрело мне на ум с приятелемВ гости пойти к мафиози?Добровольные смерти искателиРавнодушны к ее угрозе.

Ну и что, пусть убьет этот зверь...Очутились в подземном тоннеле.Подходим к заветной цели.

Молодая встречает блондинкаС лицом прекрасным и строгим,Не пускает, вышла заминка.Говорит: «Уносите ноги

Прочь отсюда!» Смел и отчаянБыл в тот миг я и бросил фразу:«Пропустите. Нам нужен хозяин!»Так пароль верный был мной сказан.

Доверие в ласковом взоре.И увидели Черное море!

Словно жилы под кожей чудищаВздулись волны невиданной силы,Но к стихии безжалостной, губящейИскушенье меня поманило.

Говорю своему приятелю:«Меня манит к себе волна.Давай бросимся в моря объятия!»Он в ответ: «Вода холодна,

Шторм для жизни безумно опасен —Унести может в море открытое.Рев прибоя – послушай! – ужасен.Жажда жизни во мне не убита».

Только это сказал он – вдругНабежала волна могучая,Окатила. Упал я, и друг.Искупались по воле случая.

Я барахтался в теплой пене:Затянуло в одно мгновениеВ пучину свою необъятную.

Серьезно задумал злодей с ней расправиться:Предпринято было им пять покушений.

Взял под опеку я бедную женщину:Нависла угроза над нею громадная.Мною защита была ей обещана…С нею заходим однажды в парадную.

(Ее провожал каждый день до квартиры:Вдруг нам навстречу с улыбкой вампираПо лестнице тип спускается жуткий.

Сплюснут уродливо хрящ переносицы,В черном кожане, короткая стрижка,С наглой ухмылкой на женщину косится,Ей угрожает: «Теперь тебе крышка!»

Выстрелил в жертву свою из нагана.Льется обильно на каменный полЖаркая кровь из дымящейся раны.

В объятьях моих умирала испанка.Киллер признался: «Мой долг был убить ее».Бросил наган свой губитель в кожанке,

С места уходит кровопролитья.