Анастасия Михайлова - Правила моря. Современная поэзия

Правила моря

Современная поэзия

Анастасия Михайлова

© Анастасия Михайлова, 2016

© Марина Бартош, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-4233-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЛИМОНАДНЫЙ САТАНА

В аккуратном помещеньик ночи с раннего утратрудится дитя забвенья —Лимонадный сатана.Всё он делает как нужно:раз глагол, ещё глагол.Жить ему совсем не трудно,он подписывает протокол.Протокол российских граждан,жили как и почему,самый важный сердца орган,вовсе стал он ни к чему.Слышат люди гул демества,сбивчивый маланьин счёт,оболбесиваются дружнолюди влёт.Сатаны целебный образзаполняет циферблат.Дешифрировать не нужното, что люди говорят.Сатана по-тихой плачет,робко чахнет под страной.Пересчитывает сдачу,чууувствует он «не жи-вой».

РОДНОЙ

Хрупкий, тонкий, косоногий —по земле плетётся Стон.На безропотном кордонезасыпает он.Он не бросок, он – вареньеиз черники или алычи.Ему вовремя под горныпрививали всё врачи.За неполные пятнадцать он успел собаку съестьна том, как побезымянней в паспорт влезть.Модный, ловкий, физкультурный —по земле спешит Безумный.У него в кармане связь —редкой нужности напасть.Он смеётся, он шагает.Всё он в жизни понимает.Все пятнадцать с виду дашь,в связи у него крутой коллаж.Я тебя, чудак, не вижу.Вижу вещи и рюкзак,а к ушам моим тихонько подступает «фак».Вольный, с доброю душой, —по земле идёт Родной.У него в руках учебники линейка с шпателем.Он виляет в скверик в мастерскую к бате.У него есть тоже связь,у него вообще всё есть.Он успел в пятнадцатьстих этот прочесть.

ВСЕ ЗА ОДНОГО

А когда в последний раз путь очерчивался?Грунтует художник холст, чтоб не трескался.Звери на зиму готовят норки,а для шубы умерщвляют норку.Гром сильней, чем все симфонии.Посторонний в зал не входит.По порядку ходит очередьпо цепи кругом и день и ночь…Убивая комара, я думаю: «Мешаешься.Почему ты, собственно, в мою жизнь вламываешься?Что ты от меня хочешь, убогий?Я на 55ть килограммов тяжелее тебя, я точно Бог.У меня зелёный свет в жизни, видишь?!А ты тут летишь…»

Я делаю вид, что не осознаю, как чему-томожет помешать и мой труд.Как Вселенная ста триллиардами килотоннможет махнуть на мой писк и звон.И сказать себе по-человечески:«Дети то где, дети, а, где?Ты мне, детка, мешаешься,хоть и с виду стараешься.У меня, извини, тут план,а ты поперёк плана встала».Красноречиво можно поиздеватьсянад истиной.Она смешна, гола, до безумства неистова.Она улыбается ребёнками,просит бомжами, шутит смешнымии даёт друзьям взаймы.Коротаешь и без того короткое.Просто съел бы, сглотнул бы, да жёсткое.Откусить бы самое вкусное,да покрасивее, да получше бы.Ты, Вселенная, потише там, у меня обед.А ещё названивает сосед.И не так ли ты думаешь, как и я?Точно знаю, одинаковы ты и я.Ты, вот, смотришь на метеоритыи раскидываешь их по орбитам,чтобы чему-то важному не мешались.Может и к лучшему, как знать.Где в подсобных помещенияхкакие-то веники.Тут и ты со своим мнением:где венику встать, в каком углу.Всё исключительно правильно. Всё гут.

ПЕРЕНОСИТСЯ НА ИСПОВЕДЬ

Удивительно, как люди меняются:сломляются, предрекаются,уходят от проблем в лёгкое, сторонятся заборов и драм,а в пачке старых телеграмм и пары добрых слов не находят,кроме: =Выезжаю. Будь=Кто кроме вас, мамы, нам укажет путь?Кто, как не вы, знает нас больше всех вместе взятых людей.Мы в вас девять месяцев жилии не сразу покидали ваш дом скорей.Сцепить в котомку рукава и коленки.Бесполезно обвинять необвиняемых. У них тамкакая-то железная отговорка, мол, «я мать».Тяжело быть мудрее старших, они норовятчто-то очень мощное тебе сказать:«Ты вот; ты жив; ты должен; ты нет».А я же че-ло-век.У меня глаза, как собственная совесть, и пару тяжёлых век.Я рассуждаю точно также, как вы,с одной лишь разницей, я – собственная быль.Быль, которая будет радоваться всему, что движется.И всё сама знает.Как тяжело покориться собственной любви, если не приучен.Когда недостойно обидел собственного ребёнка,извивался как уж, плакал втихаря,но в итоге с повинной придя,выдавил из себя: «Тяжело быть мамой»,вместо простого: «Пожалуйста, прости меня».О, мама, это так просто, поверь,сделай хоть раз.У тебя же пример под боком есть.Мой говорил: «О, ты самый сильный человек,которого я знаю, именно потомучто приходишь сама к обидчику и прощаешь».Мне, правда, грустно от этого, ведь при таком раскладея вечно всё контролирую и правлю.И люди даже не замечают, как перестаютвообще как-то влиять.Но, слава богу, люди меняются:сохраняются, Esc, возвращаются.Всё переносится на исповедь.И в летах пройденных летгде-то в далёкой глуши этот человекулыбнётся и скажет:«Так и должно быть, мой такой путь».И напишет ещё одну телеграмму:=Выезжаю. Будь=

ПРАВИЛА МОРЯ

Низким голосом обеденного гуру,Звуком, напоминающим гул выдры,Наполняются постели и прочиеТщедушные убранства золотой рыбы.

Рыба знает, к чему всё приводит,Она обучена тонким правилам моря.Когда рыбаки закидывали сети,Она по-рыбьи ругалась: «Не эти».

У рыбы четыре месяца течка,Она выключила сознанье напрочь,Выбрав лучшее из течений,Улеглась на пол.

Под струю морского кондиционера,На водоросли своей механической души,Открывает жабры, ловит воду,Комментирует: «Дыши».

Вот у кого перебиты прицелы,У кого в ежедневнике засохли руки.Вместо рук выросло четыре плавника целыхОт кубанской жуткой скуки.

«Если есть на свете рай,Это тот, где я есть, край»(Она б могла ещё посоревноватьсяВ уровне самодовольства и бахвальства)

Только вот же неудача —В том раю нет мачо.Все, кто был – давно уплыл.Все, кто есть – их можно съесть.

Рыба нежится, лежит,Тихо-тихо так скулит.

Рыба может изменить вере,У неё даже есть кандидатура на примете.Тоже ничего такая рыбка:И чувствительна, и гибка.

Самый странный случай,Когда внутренний мачо лучше,И рыбы другие носятся косяком,Оставляя в жабрах честной тяги ком.

Хорошо, что кадык не растёт, Стю!Было бы уж совсем странно,И со своею толерантностьюНаловила бы пару рыбьих караванов.

А рыбы, знаете ли, такие звери,К своему полу подход найти не сумели.Я же не терплю истерик,А у рыб они каждый день.

УЛИКИ

Карамелью разлито множествоОтреставрированных порожекМоей странной извилистой лестницы —Жизни песенной.

Восхваляя порядок брошенности,Моё поле стоит не кошено,Пока доцентами и оперативникамиЗаполняются дни длинные.

Сделаю лицо страдальческим,Вспомню двух жён генеральских,Затем сменю на глубокомысленное.В мир непонятную улыбку впрысну.

Из меня вырвали нерв,И теперь я, как серый в дождь червь,Ползу под мостом бесчувственности,Пытаясь вспомнить себя и Русь.

Что такое «я», не помню.Где моя ватерлиния? Увольте.Разобраться бы в день погожий,Отчего я выгляжу всё строже и строже.

На берегу у мираЛежат две лирыИ мурлыкают о законе БожьемЧто-то, что можно.

А я не хочу этого слышать,Я хочу видеть, как люди дышат!Вот так, может, и становятся маньяками,Когда не хватает ощущений якоря.

Пусть это будет большой уликой,Пусть я буду дичее дикого,Но мне надоели эти сказкиО вселенской ласке.

Это неправда, мы – зубастые звери.Мы делаем то, что всегда хотели.Мы бьём, защищая своего,Покоряя своё добро.

Улыбаемся, демонстрируя здоровье,Болеем болью, если больно.Кусаем уши, если никто не видитИ априори ловушек не предвидим.

И фонтаном ещё раз хлынет кровь,Если разбить голову вновь.Тело не признаёт ошибки,Ему не помогут иголка и нитки.

Стоп, хардкор! Стоп… В упорНаслаждаюсь тонким допускомТвоего обесточенного тела.Я отыскать твой рубильник сумела.

БАЛЛАДАМИ