Виктор Кротов - Праздник по названию «ты». Свободные трёхстишия

Праздник по названию «ты»

Свободные трёхстишия

Виктор Гаврилович Кротов

Моей любимой Машеньке —

замечательному поэту и писателю

Марии Романушко

© Виктор Гаврилович Кротов, 2017

ISBN 978-5-4483-3004-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

«Собрание свободных трёхстиший» состоит из семи книг. Иногда мне казалось, что это многовато для одного поэтического жанра. Тем более что и жанр не самый лёгкий для восприятия. Но неверно было бы оставить написанное одной бесформенной грудой. И вот, снова и снова собираясь с духом, в несколько заходов, разделённых годами, я всё-таки сделал эту архитектурную работу. И очень рад, что она подошла к концу. Постараюсь вкратце описать её смысл.

Само по себе трёхстишие говорит скорее о мгновении или о вечности, чем о каком-то жизненном периоде. Но собирая трёхстишия вместе и заново переживая каждое из них, я ощущал те нити, которые тянули их друг к другу. Не всегда это была хронологическая близость. Часто сближение шло по силовым линиям того понимания прожитой жизни, которое сложилось гораздо позже, чем было написано само стихотворение. Определённое значение имела и литературная сторона дела, но она нигде не преобладала над этим взаимодействием переживаний. Это была прежде всего напряжённая внутренняя работа. Мне важно было разглядеть основные потоки жизни по их каплям, застывшим в слове. Небольшие сопроводительные тексты к каждой книге и к каждому циклу говорят именно об этом позднем восприятии. Может быть, они помогут тому читателю, для которого важно поточнее настроиться на авторскую волну.

Свободное трёхстишие – это самое естественное наименование того стихотворного жанра, который здесь представлен. Трёхстрочная разновидность верлибра, то есть свободного стиха. Но мне нравится и тот дополнительный смысл, который вносит сюда слово «свободный». Мысль, образ, фантазия – они и должны быть прежде всего свободны. В этом основа свободного трёхстишия. Но и та открытость стихотворной формы, которая свойственна именно становящемуся жанру, тоже многого стоит. Здесь ещё нет давних и богатых традиций, как для хокку или, скажем, для сонета. Есть открытое, свободное будущее.

* * *

Что касается именно этой книги, открывающей это «Собрание», в ней отражена история любви. История эта началась в том же 1972 году, когда я начал писать трёхстишия. Поэтому естественно, что она задаёт тональность и всем остальным книгам, поддерживая их своим особым светом, который любовь вносит в человеческую жизнь. Без той сплетённости судеб, которой посвящена эта книга, не было бы никакого собрания трёхстиший. Да и всё в моей жизни было бы не так! – и я счастлив, что уже могу позволить себе не задумываться об этом. Счастлив, что мне досталась такая любовь и что в какой-то мере мне удалось найти слова о ней.

Часть первая

Весенняя теплынь

Самый ранний цикл трёхстиший, написанных в марте-апреле 1972 года. В каком-то смысле доисторический цикл – так мне до сих пор странно, что был период, когда я трёхстишия уже писал, но с Машей Романушко (МР) знаком ещё не был. Может быть, уже донеслись до меня из ноосферы какие-то предчувствия?..

Большей частью эти стихи написаны во время командировки в новосибирский Академгородок и одиноких прогулок по тамошнему лесу. Меньше двух месяцев оставалось до нашей встречи.

Любуюсь тёплым обликом апреля

сквозь окно вагона,

не мытое с осени.

Видя волнующиеся вершины деревьев

начинаю понимать,

как композиторы пишут музыку.

Лес.

Белые лучи берез

насквозь просвечивают душу.

Пронзительно кричат вороны.

Белка насторожилась,

заслышав шорох моих шагов.

Сухими розгами ветвей

хлещут меня деревья:

давно здесь не был.

Теплынь весенняя…

А я совсем забыл,

что воздух может быть так ласков.

Порою хочешь быть счастливым лишь затем,

чтобы понять,

что значит быть счастливым.

Всё жарче и смелей дыхание весны.

Но почки замкнуты.

Ещё не верят ветви.

От зубов и когтей можно спастись —

не то что от железного лязга катастрофы,

от невидимых лучей, от ядовитого дыма…

Ходил по лесу, сучьями треща.

Потом застыл, весну вбирая телом.

Тогда лишь мне деревья улыбнулись.

Завидовать – иль просто любоваться:

вот белки взлёт среди ветвей упругих,

вот бег её волнистый по земле…

В лесу мелькают пары, здесь и там.

А может быть, и одиноких много,

но их среди деревьев не заметишь.

Весь слухом став,

той музыке учусь,

которой научиться невозможно.

Едва не погиб от восхищения:

весна! всё расцветает!..

Но не погиб. Ведь весна!..

Большая зеленеющая ветка,

не веря в увядание, лежит,

сверкая свежим срезом.

В снегу берёзы, снежные деревья.

Всё растаяло, а они в снегу,

верные памяти о метелях.

Тропинка – проводник мой. Белка – спутник.

Деревья – встречные.

А кто ж я сам?

Идти. Дышать. Смотреть и слушать.

И думать лишь о том, что видишь здесь.

А это значит – обо всём на свете.

Часть вторая

Праздник по названию «ты»

Первый раз мы встретились в литобъединении «Сокольники», которое вёл Симон Бернштейн, доброжелательный и философичный. Человек с большим умом, маленьким телом и открытой душой. И меня, и МР привела туда цепочка случайных обстоятельств (у каждого своя). Когда Романушка начала читать свои стихи, я вдруг понял, что такое влюбиться с первого взгляда. Впрочем, слово «влюбиться» мне пришло на ум уже некоторое время спустя. А тогда первым ощущением было именно что-то неожиданно праздничное. И это ощущение праздника уже не уходило.

Как путешественник,

я ухожу в твои глаза…

О, дай мне Бог однажды не вернуться!..

Мы приятели в мире, где свадьбы и роды,

мы друзья в мире мыслей и радужных слов,

мы влюблённые в мире надежд и мечтаний.

Славный наборщик набрал капителью

твоё имя

в лексиконе моей души.12

Твоя фигурка для меня – душа толпы,

сердце города,

смысл уличного движения.

Ты очень щедрая —

уходя,

оставляешь мне полные горсти грусти.

Три дня не видел твоих серых глаз.

Живу спокойно – как человек,

три года не поднимавший взгляда к небу.

А вдруг на Земле кончится воздух,

а вдруг я завтра проснусь безногим,

а вдруг ты больше обо мне не вспомнишь…

Мы с тобой немножко цыгане:

ты – как цыганка, прозорлива,

я – как цыган, разговорчив.

Открыл дверь – и ты вошла.

Открыл сердце —

ты осталась стоять у порога.

Сижу возле твоего дома,

дожидаясь назначенного часа…

Звенят пересохшие листья клёнов.

Мелькание солнца в листьях камыша,

поцелуи, смешанные со смешными словами.

В любимых глазах – то радость, то печаль.

Идём, глядя в глаза друг другу,

и добрый город

прячет нас от знакомых.

Шапито прикрыл нас брезентовой ладошкой

и радостно смеётся,

как беззаботный ребенок.

Даже «да» и «нет»

гуляют в обнимку

на празднике по названию «ты».

Плывёт сумасшедший кораблик

по пересохшему руслу надежды.

«Бред!» – кричат умирающие рыбы.

Любовь —

это когда не думаешь о любви,

думаешь о любимом.

Мы не слабые духом нытики.

Не плачем при расставании.

Плачем при встрече.

Опало пламя нашего приюта…

Ах, целая свеча уже сгорела…

Как кратко наше долгое свиданье!..

Самый непонятный для меня день:

чем я жил

в канун нашей первой встречи?..

Ты шла слепая от счастья,

доверившись мне,

тоже почти незрячему проводнику.

Свободнее и громче, чем крик в степи,

моё «люблю» —

и столь же непривычно к эху.

Мне мало сердца своего

тебя любить.

Пусть все тебя полюбят.

Грустно, Золушка.

Мы отыщем твою фею,

да меня вот уволили из принцев.

Молитва первая:

научиться любить.

Вторая молитва: не разучиться.

Проводив тебя,

бросился писать стихи,

как на влажном песке после прибоя.

Каждый день влюбляюсь в тебя заново,