Морис Кейн - Колючий индивидуалист

Морис Кейн

В нашу автомобильную эру мы чаще всего встречаем ежей посреди шоссе в виде сплющенных колобков. Эта странная мутация отнюдь не была запрограммирована Природой, а просто является следствием, увы, недостаточного приспособленчества, столь распространенного в наши дни. Еж рассчитывает проколоть шины своими иголками. Однако надежды приходится хоронить…

Эти печальные происшествия на дорогах тем более странны, что колючее четвероногое приняло солидные меры предосторожности, дабы прожить свои дни без злоключений. Его жизнестойкость способна довести до отчаяния еже-ненавистников. Если говорят, что у кошки девять жизней, у ежа их, очевидно, не меньше двенадцати.

Стойкость ежа к ядам и всякой отраве заставила бы побелеть от зависти покойного Митридата.

Один достойный представитель ежиного племени оказался в сорок раз крепче к змеиному яду, чем подопытный кролик. А когда дело дошло до столбняка, то тут еж упорно отказывался заражаться им. Его сопротивление было сломлено лишь дозой, способной умертвить семь тысяч человек. Неплохой организм для такой маленькой зверюшки! Уже после того как еж выказал полное свое равнодушие к таким лакомствам, как мышьяк, испанский натуралист Анхель Кабрера проделал эксперимент с целью выяснить, как еж среагирует на цианистый калий. На всякий случай он заполнил заключение о смерти. И напрасно. Еж только чихнул и как-то зябко повел иглами.

Кстати, об иглах, раз уж зашел о них разговор. Если верно, что стиль делает человека, то иглы делают ежа. Шагающий еж похож на перевернутую платяную щетку. Причем необычайно щетинистую — в среднем по пятнадцати иголок на квадратный сантиметр. Настоящие заросли — маки, где, защищенные от чесания, бродят батальоны блох. Рядом с ежом последний шелудивый пес окажется столь же необитаем, как пустыня Гоби.

Иглы, несмотря на внешнее неудобство, надо сказать, очень практичны. Это абсолютное оружие. Еж пользуется им даже в тех редких случаях, когда ему доводится упасть с высоты: иглы прекрасно справляются с ролью амортизационной подушки.

Но иглы редко идут в ход в качестве орудия нападения. Первое инстинктивное движение ежа — застыть, свернуться недоступным клубком.

Вот почему ежи увеличивают статистику жертв дорожных катастроф. Услышав рокот мотора, еж мог бы спокойно удалиться, благо юркие ножки позволяют ему развить скорость до 10 км/час. Но он храбро выставляет шипы. Вот так и гибнут упрямцы…

И вот так ошибочно делаются выводы. Дело в том, что нет большего индивидуалиста, чем еж. Невозможно делать четкие выводы о его поведении. Иногда, скажем, отвергая все традиции, ежи в случае опасности навостряют лыжи.

Ох, уж эти иглы! Не будь их, можно было бы легко добраться до ежа и рассмотреть, как он выглядит в натуре. А то ведь развернуть колючий комок не под силу даже крепкому мужчине, настолько мощны у ежа спинные мышцы. Только вода заставляет его инстинктивно разжаться.

Кстати, говорят, эту слабость ежей отлично использует хитрый Лис, наловчившийся орошать колючего строптивца. Но пуще всего еж боится барсука, который подрывается и переворачивает его.

В перевернутом виде еж тоже совсем не плох. Разве что ножки немного коротковаты. А так есть все, даже хвостик сантиметра в три длиной. Остроносая мордочка, подвижные уши, редкие усы. Эта симпатичная внешность не обманывает ожиданий: под ней кроются внутренности великолепных достоинств — суперкишечник, образцовая печень, большой язык. Зато спинной мозг у него ультракороткий, а головной украшен всего одной извилиной на каждое полушарие.

Интересующиеся ежом долго гадали, почему у него все время висит капелька на кончике носа. Его уже готовились отнести к больным хроническим насморком, когда вдруг обнаружили, что эта его особенность находится в прямой связи с великолепнейшим обонянием. У сухого носа никакой хватки, а с влажным носом еж может дать сто очков вперед самому натасканному сеттеру.

А слух ежа! Его евстахиева труба улавливает малейшее шебуршение насекомого в траве. Он слышит, как улитка выпускает рожки. И если хищник, увидев его где-то далеко, только облизнется, еж уже настораживает уши. Если же вы, к примеру, решите сфотографировать ежа в состоянии зимней спячки, он вздыбит иглы при первом щелчке затвора.

Короче, твердая пятерка по слуху и обонянию. Зато беспросветная двойка по зрению. Еж побивает все рекорды близорукости. Проделайте-ка такой опыт: позовите своего ручного ежа из дальнего угла комнаты. Он знает свое имя, знает, что если зовут, — будет что-то вкусненькое, и бежит. Но бежит к первому попавшемуся предмету — к стоячим часам или к буфету. Если вы позовете его еще раз, он натолкнется на кресло Людовика XV или на рояль, пока, наконец, не засечет ваши координаты. Причем сделает он это носом и ухом, а отнюдь не глазом, ибо, как это ни прискорбно, еж до конца своих дней не узнает, что, собственно говоря, вы собой представляете.

Возникает вопрос: как же он ходит, не набивая шишек на носу? Полагают, что он запоминает, в каком порядке следуют запахи, и, хотя и выбирает чрезвычайно запутанные тропы, непременно находит родимый дом. Вся беда, однако, в том, что этого объяснения недостаточно. Ежи, увезенные из логова и, таким образом, не имевшие случая ознакомиться с попутными запахами, в конце концов возвращались в родные пенаты.

Подобные эксперименты не раз проделывали с ручными ежами. В конце 1960 года житель Семюра во Франции мсье Бордо получил, по его собственному признанию, самый большой в жизни сюрприз. Он взял своего ручного ежа, унес его за семь километров от дома к другу-садоводу и оставил у того в саду. Через три дня еж появился у мсье Бордо на террасе, ехидно помахивая коротким хвостиком. Как же, черт возьми, вышло из положения это архиблизорукое создание?

Впрочем, мы ведь говорили, что о поведении его нельзя составить единого мнения. Скажем, считают, что еж пользуется своим игольчатым покрытием для переноски самых разнообразных предметов. По некоторым источникам, его излюбленным занятием является транспортировка яблок. Уже древние греки утверждали это. А старинная английская гравюра изображает нашего ежа с целым грузом яблок, наколотым на спину. Однако в авторитетных кругах мнения разошлись.

— Зачем, спрашивается, ему перетаскивать яблоки, коль скоро он их не ест? — вопрошали одни.

— Пардон, — отвечали другие, — он их ест. Недаром же он их перетаскивает.

В этой баталии, длящейся уже несколько веков, яблочники и антияблочники не уступают друг другу ни пяди.