Вольфганг Геншорек - 20000 километров по Сахаре и Судану Страница 27

С конца XVI века главным «предметом» торговли с Африкой было уже не золото, а «черная слоновая кость». Правда, европейские работорговцы не принимали непосредственного участия в опасной охоте за рабами в глубине континента. Для этого они нанимали вождей прибрежных племен, которые в качестве вознаграждения за пленников получали разные дешевые товары и спиртное. «Экспортерами» рабов «высокого класса» были властители обширных территорий в Западной Африке. Разграбление своих собственных государств, а также многочисленные военные походы против соседей приводили к тому, что в их руки попадало большое число пленных, продажа которых приносила им огромные прибыли.

С развитием капиталистической экономики работорговля перестала приносить желаемую прибыль и в конце концов превратилась в тормоз на пути ее дальнейшего развития, поэтому британское правительство ее сначала (1807 год) запретило на вест-индских плантациях, а потом (1834 год) и во всей империи. Ведущие европейские государства присоединились к запрету и договорились о принятии совместных соглашений, направленных против рабства. В основе этих изменений лежали не только законы экономического развития, но и факторы политического, идеологического и социального характера. Так, большую роль в ликвидации рабства сыграла французская буржуазная революция конца XVIII века. И хотя ни Декларация независимости, ни Конституция молодых Соединенных Штатов не провозглашали освобождение рабов-негров, они все же объективно положили начало тому движению, в котором демократические силы в борьбе против рабовладельческой системы эксплуатации одержали полную победу.

Теперь британский флот не жалел сил, чтобы завладеть на африканском побережье невольничьими кораблями, принадлежавшими малочисленным народностям, и тем самым укрепить британское владычество в Западной Африке. Если в XVIII веке работорговля была чрезвычайно прибыльным делом, то сделка, последовавшая за ее запретом, давала еще большую выгоду: до тех пор пока имела место торговля рабами, которых можно было добыть в прибрежных районах, не было необходимости проникать в глубь континента. Так с концом работорговли началась эпоха колониальных завоеваний и территориального раздела Африки.

Барт прекрасно сознавал трудность сложившейся ситуации, когда он волей-неволей должен был сохранять лояльность по отношению к местным работорговцам. «Позади интересный дневной переход, — записал он 28 декабря, — давший нам новые важные сведения о народе и земле этого региона, однако мы, к великому нашему огорчению, не могли пройти через эту прекрасную местность как мирные путешественники, каковыми мы на самом деле и являлись, а вынуждены были искать общества этих беспощадных и кровожадных охотников за рабами, проявлявших полное безразличие к красотам этой земли и к спокойному счастью его обитателей и пекшихся лишь о том, чтобы похитить последних и таким образом обогатиться».

Став свидетелем страшной жестокости во время охоты за людьми, Барт с содроганием отмечал: «Сегодня днем поймали много рабов, а вечером, после вооруженного столкновения, в котором пали трое борнуанских всадников, к ним еще добавили значительное число. В целом за этот день будто бы захватили 1000 рабов, во всяком случае, не менее 500 человек. Взрослые мужчины были беспощадно истреблены, точнее, они истекли (Кровью после того, как им отрубили ногу». Особенно ужасно было вечером, когда начали делить добычу и маленьких детей безжалостно вырывали из материнских объятий.

Кровь, бедствия и опустошения — таковы были результаты военного похода, в котором участвовало около 10 тысяч человек. 1 февраля они вернулись в Кукаву с 3 тысячами несчастных рабов.

В тупике

Барт не находил себе места, поскольку район восточнее озера Чад все еще не был исследован. Полный решимости опять попытаться проникнуть в эти области, он наметил себе новую цель, а именно Масенью — столицу мусульманского государства Багирми. Местный султан, покорив на юге Судана племена, жившие еще родовым строем, укрепил тем самым свою власть. Исследование Багирми имело для Барта не только историческое и этнографическое, но и географическое значение. Он хотел разведать речную систему, дабы продвинуться в решении вопроса, существует ли связь между рекой Шари, ее притоком Логоне и рекой Бенуэ. Такой водный путь имел бы величайшее транспортно-географическое значение, так как соединил бы область озера Чад с Атлантикой.

Чтобы раздобыть для экспедиции необходимые средства, Барт продал из своего имущества все, без чего можно было обойтись. Отправившаяся 4 марта 1852 года группа являла собой жалкое зрелище. Барта сопровождали лишь двое слуг. Скромное оснащение везли лошадь и верблюд.

В середине марта группа достигла реки Логоне (ширина около 400 метров) — первое значительное препятствие на пути. Однако естественные преграды преодолевать было гораздо легче, чем те, что чинились местными властями.

Султан Багирми в это время находился в военном походе, а его наместники усмотрели в чужестранце опасность для осиротевшего трона. Без специального предписания из столицы они отказывались дать согласие на дальнейшее продвижение экспедиции. Эта и другие вынужденные задержки катастрофически сказались на и без того скудной кассе. Все «имущество» Барта тогда состояло из 1 испанского талера, небольшого запаса стеклянных бус, нескольких зеркал и довольно большого набора швейных игл. Особенно его выручали иглы, пользовавшиеся большим спросом у населения. Они шли в обмен на еду, всевозможные услуги; благодаря им экспедиция с трудом, но все же сводила концы с концами.

Никакие ухищрения властей не в состоянии были удержать Барта на месте — он рвался дальше, вперед. Егo даже связали и с 19 апреля в течение четырех дней держали в заточении в полном неведении о его дальнейшей судьбе. В конце концов ему разрешили переправиться через Шари. Здесь на память Барту пришли предостережения шейха Омара в том, что он не должен переходить эту естественную границу. Но неистовому исследователю страх был неведом, и уже 27 апреля 1852 года Барт стоял перед воротами Масеньи — столицы Багирми. И тут не обошлось без затруднений. «Мне не было суждено, — пишет он в дневнике, — беспрепятственно пройти через ворота в священной стене, опоясывающей пришедшую в полное запустение столицу: после того как я известил наместника о своем прибытии, мне пришлось ждать у ворот больше полутора часов, и это при полном отсутствии тени и нестерпимой жаре. Унизив меня таким образом, мне позволили наконец со своей скромной свитой вступить в город».