Роберт Говард - Стервятники Уэйптона

Роберт Э. Говард

Стервятники Уэйптона

Глава 1

ВЫСТРЕЛЫ В ТЕМНОТЕ

Голые стены салуна «Золотой орел», казалось, еще дрожали от грохочущих отзвуков выстрелов, прорезавших красными искрами внезапно наступившую темноту. Напряженное безмолвие, возникшее после пальбы, нарушало только нервное шарканье сапог. Затем где-то чиркнула спичка и желтый колеблющийся огонек высветил дрожащую руку и бледное лицо. Через мгновение салун осветила керосиновая лампа с разбитым стеклом, бросая на бородатые напряженные физиономии зловещие тени. Большой светильник, свисавший с потолка, был разбит. Керосин капал на пол, образуя масляную лужицу рядом с более страшной и темной лужей.

В центре комнаты, прямо под разбитой лампой находились две фигуры. Одна лежала неподвижно лицом вниз, раскинув пустые руки; другая поднималась на ноги, тупо моргая и сопя, как человек явно перебравший. Его правая рука висела плетью, пальцы слабо держали пистолет с длинным стволом.

Ряд фигур у стойки смешался в движении. Люди, наклоняясь, подходили посмотреть на неподвижное тело. Поднялся недоуменный гомон. Снаружи послышались поспешные шаги и толпа расступилась перед вошедшим. Его широкоплечая, бравая фигура была выше среднего роста, а широкополая шляпа, сапоги из коровьей кожи и шейный платок резко отличались от одежды остальных, равно как и его длинное, смуглое лицо с тонкими усиками контрастировало с бородатыми физиономиями окружающих. В руке, дулом кверху, он держал пистолет с рукоятью из слоновой кости.

— Что тут, к дьяволу, происходит? — строго спросил он. И тут его взгляд упал на человека на полу. Глаза вошедшего округлились.

— Граймс! — воскликнул он. — Мой помощник Джим Граймс! Кто это сделал? — В нем было что-то тигриное, когда он оглядывал взволнованную толпу. — Кто это сделал? — повторил он, подаваясь вперед и все также держа пистолет.

Шаркая сапогами, люди отступили, но один произнес:

— Мы не знаем, Миддлтон. Джексон тут развлекался, стреляя в потолок, а остальные стояли у стойки и смотрели, когда вошел Граймс и хотел арестовать его…

— Так это Джексон убил его! — прорычал Миддлтон, направляя пистолет на сбитого с толку пьяницу. Джексон взвизгнул и вскинул руки, когда снова вмешался заговоривший первым.

— Нет, шериф, это был не Джексон. У него кончились патроны, когда погас свет. Я знаю, что шесть пуль он всадил в потолок, а потом выстрелил еще три раза. Когда же к нему подошел Граймс, кто-то разбил лампу и во тьме раздались выстрелы. Когда мы снова зажгли свет, Граймс лежал на полу, а Джексон только поднимался.

— Я не убивал его, — пробормотал Джексон. — Я только решил развлечься. К тому же я был тогда подвыпивши. Противиться аресту я бы не стал. Я не понял, что произошло, когда погас свет. Потом я услышал выстрел и Граймс повалил меня за собой. Я не убивал его и не знаю кто это сделал.

— Никто не знает, — добавил бородатый горняк. — Кто-то выстрелил в темноте.

— И не один, — подал голос другой. — Я слышал, по крайней мере, три пистолета.

Воцарилась тишина. Каждый смотрел на своего соседа. Люди отошли к стойке, оставив на середине большой комнаты шерифа и тело. Передаваясь, как ток, от одного к другому подозрение и страх оживили толпу. Каждый знал, что убийца рядом, может быть даже у его плеча. Никто не хотел смотреть в друг другу в глаза, боясь увидеть виноватый взгляд и умереть из-за этого. Все смотрели на шерифа, будто ожидая, что и он внезапно упадет от безвестного выстрела.

Суровый взгляд Миддлтона скользил по безмолвному ряду людей.

Одни избегали, другие гордо отвечали на его взгляд. В некоторых глазах шериф прочел страх, в других спокойствие, в третьих поблескивала зловещая насмешка.

— Убийцы Граймса в этом салуне, — произнес он, в конце концов. — Его убил кто-то из вас.

Он старался никого не выделять взглядом и смотрел на всех по очереди.

— Этого я и ждал. Ворам и убийцам помешали хорошо жить, и они начали стрелять моих помощников. Следующим, наверное, буду я. Хорошо, но хочу предупредить вас, трусливые крысы, кто бы вы ни были, я всегда готов к встрече с вами.

Он замолчал. Его глаза горели настороженной готовностью. Люди у стойки будто окаменели.

Шериф расслабился и сунул пистолет в кобуру: усмешка тронула его губы.

— Знаю я вас, ублюдки. У вас не хватит смелости выстрелить в человека, пока он повернется к вам спиной. Сорок человек за последний год было убито в окрестностях и ни один из них не был готов к защите.

— Может, это убийство — вызов мне? В таком случае, у меня готов ответ: я уже нашел нового помощника. Как Граймса, вы его не достанете. Рано утром я выеду из Ущелья и вернусь с новым человеком — стрелком из Техаса!

Он помолчал, давая информации дойти до мозгов, и мрачно посмеялся над тайными взглядами, которыми обменялись некоторые.

— Это вам не ягненок будет, — мстительно предсказал он. — Для страны, где была изобретена стрельба, он оказался слишком дик. Не мое дело, что он там делал. А что будет делать здесь, думаю, ясно. Я только попрошу, чтобы те, кто убил Граймса, испытали этот же фокус на моем техасце.

И еще. С этим человеком я встречаюсь завтра утром у Огалалского ручья. Я поеду один, на заре. Если кто хочет устроить мне западню, пусть строит планы сейчас! Я еду открыто и с готовностью встречу всякого.

И презрительно поворотясь спиной к толкучке у стойки, шериф Уэйптона вышел из салуна.

В десяти милях к востоку от Уэйптона, сидя на корточках, какой-то человек поджаривал на маленьком костре кусочки оленьего мяса. Солнце только взошло. Чуть в стороне крепкий мустанг щипал меж камней редкую и жесткую траву. Человек останавливался тут на ночь и седло с одеялом припрятал в кустах. Этот факт свидетельствовал о нем как о человеке осторожном. Если кто и проезжал ночью мимо; дорогой ведшей за Огалалский ключ, то вряд ли приметил спящего в кустах путника. Теперь же, при свете дня, он и сам не прятался.

Человек был высок, широкоплеч и с сильной грудью, как будто всю жизнь провел в седле. Буйные черные волосы подходили под цвет его загорелого лица, но глаза были светло-голубые. На каждом бедре из поношенной черной кобуры выглядывала темная рукоять тяжелого «кольта». Пистолеты казались такой же неотъемлемой частью этого мужчины, как глаза или руки. Он носил их так долго, что без них его представить было просто невозможно.

Пока он поджаривал мясо и следил за кофе, варившимся в старом избитом котелке, его взгляд то и дело устремлялся на восток, где тропа пересекала широкую открытую местность, прежде чем исчезнуть в чащах нагорья. На западе дорога поднималась по некрутому склону и быстро пропадала среди деревьев и зарослей в нескольких ярдах от ключа. Но человек всегда поглядывал на восток.