Гэри Дженнингс - Путешественник

Гэри Дженнингс

«Путешественник»

Посвящается Гленде

Когда Марко Поло лежал на смертном одре, родственники, друзья и священник собрались вокруг умирающего, дабы убедить его отречься от той бесчисленной лжи, которую он выдавал за правдивое описание своих путешествий, и с чистой душой отправиться на Небеса. Старик поднялся, проклял всех присутствующих и заявил: «Да я не рассказал и половины того, что видел и делал!»

Пролог

CY APRÈS COMMENCE LE LIURE DE MESSIRE MARC PAULE DES DIUERSES ET GRANDISMES MERUEILLES DU MONDE[2].

«Подойдите сюда, великие принцы! Подойдите ближе, императоры и короли, герцоги и маркизы, рыцари и буржуа! Подойдите ко мне, люди всех званий, те, кто хочет увидеть разные обличья человечества и познать разнообразие мира! Возьмите эту книгу и прочтите ее или попросите, чтобы ее вам прочли. Заверяю вас, вы познаете великие чудеса и самые удивительные редкости…»[3]

Ах, Луиджи, Луиджи! Когда я перечитываю эти старые истрепанные страницы, мне снова слышится твой голос.

Много лет прошло с тех пор, когда я в последний раз заглядывал в нашу книгу. Получив твое письмо, я обратился к ней еще раз. Читая нашу книгу, я снова улыбаюсь и восхищаюсь одновременно. Она приводит меня в восторг, потому что я опять становлюсь знаменитым, хотя едва ли заслуживаю этой славы; улыбаюсь же я потому, что книга сия делает меня печально известным. Ты говоришь, что хочешь написать еще одну, сочинить эпическую поэму о том времени, в которую снова, если только я дам на то свое согласие, войдут путешествия Марко Поло, и что они станут ее основой, если только я позволю тебе свободно обращаться с неким вымышленным героем.

В мыслях своих я вновь возвращаюсь к той нашей первой встрече под сводом палаццо в Генуе, куда поместили нас, узников войны. Я помню, как ты робко подошел ко мне и, смущаясь, произнес:

— Мессир Марко, я Луиджи Рустичелло, бывший гражданин Пизы, меня заточили сюда задолго до вашего прибытия. Я слышал ту потешную историю об индусе, хмыкавшем в священной пещере. Вы излагаете ее уже в третий раз. В первый раз вы рассказывали свою историю заключенным, затем надзирателю и, наконец, лекарю из Братства Иисуса.

Я спросил:

— Вы утомились слушать ее, мессир?

А ты ответил:

— Вовсе нет, мессир, но вы сами скоро утомитесь рассказывать ее. Слишком многие узники хотят послушать эту сказку — и те, кому уже доводилось ее слышать, и те, кому вы еще не успели ее изложить. Рано или поздно, мессир, вам окончательно надоест вновь и вновь излагать сии истории, так почему бы вам просто не поведать мне обо всех ваших путешествиях и приключениях? Сделайте это и позвольте мне записать ваш рассказ. Я умелый и опытный писатель. Из ваших историй может получиться замечательная книга, мессир Марко, и многие люди смогут сами прочесть ее.

Все произошло так, как ты и предсказывал. Хотя множество путешественников до меня описывали свои странствия, ни одна из книг не заслужила столь мгновенной и длительной популярности, как наша «Книга о разнообразии мира». Возможно, Луиджи, это случилось благодаря тому, что ты записал мои рассказы по-французски, на самом распространенном языке Запада. А может, все дело в том, что твои записи оказались лучше моих рассказов. Так или иначе, к моему удивлению, нашу книгу стали читать, обсуждать и стремиться приобрести. Ее переписывали вновь и вновь, к настоящему времени она переведена уже на все христианские языки и повсюду распространились ее версии и многочисленные копии. Однако ни в одной из них нет истории про того измученного индуса, непочтительно хмыкавшего в священной пещере.

Помнишь, как мы сидели в той холодной генуэзской тюрьме: я предавался воспоминаниям, а ты подбирал для них правильные слова — и как мы решили, что именно этими словами мои истории и надо рассказывать. Ты был признанным рассказчиком, а я незаурядным путешественником. Ты был Луиджи Рустичелло из Пизы, а я — Марко Поло из Венеции. Ты был ценителем изящной словесности и фантазером, известным благодаря своим сказкам о временах рыцарства — Тристан и Изольда, Ланселот и Джиневра, Амис и Амильон. Я же был таким, каким ты описал меня в своей книге, представителем благородного рода, «sajes et nobles citaiens de Venece» — знатным гражданином Венеции. Мы договорились, что в нашу книгу войдут только те мои приключения и наблюдения, которые мы сможем напечатать, не испытывая стыда и угрызений совести, чтение коих не нанесет обид чувствам христиан, девственниц и монахинь.

Более того, мы решили убрать из книги все, что может поколебать доверие читателей, которые предпочитают всю свою жизнь оставаться дома. Припоминаю, как мы с тобой даже поспорили о том, стоит ли включать в нее мое первое знакомство с камнем, который горит, и с тканью, коя, напротив, горению не подвержена. И в результате большая часть особенно интересных случаев, произошедших со мной во время путешествий, была, если так можно выразиться, откинута на обочину дорог, по которым я скитался. Мы убрали из книги нашей все самое скандальное, непристойное и невероятное. Однако теперь ты говоришь мне, что собираешься восполнить сии пробелы, причем сделать это так, дабы не бросить тень на мое имя.

Итак, твой новый герой будет зваться монсеньором Боудином, а не мессиром Марко, он будет родом из Шербура, а не из Венеции. Во всем же остальном монсеньор Боудин останется мной. Он испытает и вытерпит все, что выпало на мою долю, а также изведает дарованные мне наслаждения — словом, с ним произойдет все то, о чем я молчал до сих пор, если только я освежу память своего доброго друга, вновь поведав тебе те многочисленные истории о давних временах.

Разумеется, сие большой соблазн: как если бы я прожил заново все те дни и ночи, а ведь именно этого я жаждал столь долго. Ты знаешь, всю свою жизнь я хотел побывать на Дальнем Востоке. Хотя нет, откуда тебе знать? Я не говорил об этом даже самым близким людям. Это была заветная мечта, слишком дорогая для меня, чтобы ею с кем-то делиться…

Вообще-то несколько раз я был близок к тому, чтобы осуществить ее. Но когда меня освободили из генуэзской тюрьмы и я вернулся в Венецию, мне пришлось заняться семейными делами, так что мой отъезд оказался под большим вопросом. А вскоре я встретил Донату и она стала моей женой. Я снова отложил путешествие, а затем родилась дочь. Понятно, что при таких обстоятельствах я не мог уехать, а потом на свет появилась вторая дочь, за ней третья. Все время находились какие-то причины, то одна, то другая, я продолжал колебаться и вдруг однажды понял, что превратился в старика.