Даниил Мордовцев - Авантюристы

Историческая повесть времени царствования Екатерины II

I. ДОНОС

Летом 1783 года князь Потемкин, следуя из Петербурга в только что приобретенный от Турции Крым, заехал в гости к Зоричу, бывшему фавориту "Семирамиды Севера", в знаменитый Шклов, подаренный ему императрицею.

Зорич с величайшими почестями принял могущественного временщика в своем роскошном дворце, в котором три года тому назад он принимал коронованных гостей, императрицу Екатерину Алексеевну и австрийского императора Иосифа II. Потемкин, для которого Зорич уже перестал быть соперником, своею любезностью старался показать, что все прошлое забыто.

Высокому гостю отведены были те именно комнаты, в которых останавливалась Екатерина, и он скоро отправился на свою половину, чтобы отдохнуть с дороги после представления местных властей. Вид из отведенных ему апартаментов был великолепный: под горою, на которой стоял дворец, протекал Днепр, широкою лентою расстилавшийся вправо и влево и исчезавший за далекими гористыми берегами; за Днепром темнел зеленый бор и Дымчатая даль терялась в бесконечности. Во всем ландшафте было что-то тихое, успокаивающее.

— Нет, мне бы этого не довольно было после всего того, что было, — как бы про себя сказал князь, задумчиво стоя у окна. — А может, он ждет еще, надеется… Напрасно! Я знаю ее — вон с глаз, вон из сердца… Орлов, Понятовский, Зорич и другие давно забыты… Один я держусь.

Он отошел от окна и хотел позвонить, как в комнату вошел дежурный адъютант.

— Ты что? — спросил князь.

— Какой-то еврей просит аудиенции у вашей светлости, — отвечал адъютант.

— Что ему нужно?

— Не говорит ваша светлость.

— Так прогнать его, если не хочет сказать.

— Он говорит, что имеет сообщить, и только лично вашей светлости, величайшую тайну, государственной важности, говорит.

— Какую-нибудь кляузу.

— Не могу знать, ваша светлость… Клянется и дрожит весь.

— Ну, пусть войдет.

Адъютант вышел, а через минуту в дверях показался старый еврей, с длинными пейсами. Он робко поклонился, чуть не до земли, и, словно по горячим угольям, сделал несколько нерешительных шагов.

— Ты что хотел сообщить мне? — спросил князь.

Еврей вынул из бокового кармана бумажник, торопливо пошарил в нем и дрожащими руками подал князю сторублевую ассигнацию.

— Что это? — спросил Потемкин, брезгливо отстраняясь от бумажки.

— Ассигнация, ваша пресветлость.

— Что ж из того, что Ассигнация?

— А узнает ваша светлость— настоящая она, или фальшивая?

Потемкин взял бумажку и стал ее внимательно разсматривать.

— Это настоящая, — сказал он, наконец: — вот и подписи сенаторов, и знаки.

Еврей более смелыми шагами подошел к князю.

— Ну, что же тут? — спросил последний. — Покажи, где фальшь?

— Изволь, ваша пресветлость, прочесть слово "ассигнация".

Потемкин поднес бумажку к глазам.

— Ну, что-ж! ясно напечатано: „Ассигнация". Еврей лукаво улыбнулся и смело посмотрев

глаза всесильному вельможе: он понял, что заинтересовал его таинственностью.

— И мне казалось, что ясно, ваша пресветлость, — улыбнулся еврей: а вот на тысячу серебряных карбованцев меня и разорили на этих бумажках.

— Где же фальшь? — уже нетерпеливо спросил Потемкин.

— А в том фальшь, ваша пресветлость, что здесь напечатано не Ассигнация, а Ассигиация.

— Как, Ассигиация?

— Так точно, ваша пресветлость, заместо наш напечатано иже.

Князь снова стал разсматривать бумажку.

— И точно, я сам теперь вижу, — сказал он, разсматривая бумажку на свет.

Он подошел к столу, раскрыл лежащей на нем портфейль и достал оттуда другую сторублевую бумажку. Сравнив ее с принесенною евреем, он сказал:

— Да, теперь я все вижу: моя—настоящая, а твоя— фальшивая: на моей не иже, а наш. Где ты ее взял?

— А здесь, ваша пресветлость, в замке.

— Как! у Зорича? — и по лицуПотемкина скользнул не-то свет не-то тень.

— Нет, ваша светлость, не у господина генерала Семена Гавриловича, а у его карлы… Если вашей светлости угодно, я вам через полчаса принесу несколько тысяч.

Потемкин быстро заходил по комнате.

— Кто же их делает? — спросил он, остановившись перед евреем.

— Если б бедный еврей знал кто, он бы сейчас доложил вашей пресветлости.

— Так кто же их пускает в обращение?

— А пускает их, ваша светлость, камердинер его сиятельства, графа Зановича, и карлы его превосходительства, генерала Зорича.

Потемкин опять заходил по комнате. Еврей не спускал глаз с его мужественной фигуры.

— Хорошо, посмотрим, — сказал как бы про себя князь.

Он подошел к столу, открыл стоявшую на нем шкатулку и вынул из нее горсть золота. Затем он сложил из него на столе несколько колонок.

— Возьми это. Тут ровно тысяча, — сказал он еврею, внимательно следившему за складыванием золотых колонок. — Променяй их на фальшивые ассигнации и завтра же привези их ко мне в Дубровну. Знаешь?

— Знаю, ваша пресветлость.

— Бери же.

К еврею снова воротилась робость. Он, словно бы крадучись, боязливо подошел к столу, нагнулся к золотым колонкам, точно хотел их понюхать или полизать, опытным глазом пересчитал червонцы, достал из кармана кожаную сумку и колонку за колонкой осторожно, без всякого звону, переложил золото в свою мошну.

— Ступай же. Завтра я жду тебя в Дубровне, — сказал Потемкин, когда еврей бережно положил мошну в карман. — Смотри же, никому ни слова!

— Слушаю, ваша пресветлость.

— Иди же.

Еврей хотел поцеловать край княжеского кафтана, но Потемкин быстро отошел.

— Не надо.

Еврей низко поклонился и подвинулся к двери, не оборачиваясь к ней лицом.

— Постой! Как тебя зовут?

— Берком Изаксоном, ваша пресветлость.

— Хорошо. Ступай.

Еврей беззвучно выскользнул за дверь, точно вор, и так же беззвучно притворил ее. Потемкин остался один. Открытие, сделанное евреем, поразило его.

Так вот откуда эти новые дворцы, эта царственная? роскошь! Со всего света стекаются сюда ласкатели и прихлебатели, да еще какие! Графы, князья, дети султанов… Графы Зановичи, друзья и приятели Казановы, Вольтера и Даламбера… А этот князь Изан-бей? Он султанов племянник, а живет на хлебах у Зорича, как и эти же Зановичи…