Крестовые походы - Михаил Абрамович Заборов Страница 16

Впереди одного из отрядов, находившегося в составе ополчения Петра Пустынника, шествовали… гусь и коза. Они считались проникнутыми божественной благодатью и пользовались большим почетом среди крестьян: по словам Альберта Аахенского, им «выказывали знаки благочестивого почитания сверх меры, и превеликая рать, подобно скотине, следовала за ними, веря в это всей душой». Крестьяне видели в обоих животных вожаков отряда. Каноник Альберт Аахенский, яростно возмущаясь «омерзительным преступлением глупого и сумасбродного пешего скопища», включил в свой рассказ знаменитый эпизод с гусем и козой. Для него, служителя церкви, это языческое заблуждение. И действительно, в религиозных представлениях крестьян причудливо переплетались христианские и дохристианские верования – почитание домашних животных вполне уживалось с официальной церковной идеологией. Ведь она усваивалась крестьянством на свой, особый лад, и, может быть, как раз в остатках язычества своеобразно отражалась антифеодальная направленность похода бедноты.

Хотя рыцари и примкнули к крестьянскому сборищу, сами сервы старались по возможности отделываться от благородных попутчиков. Когда отряд Петра Пустынника пришел в Кёльн (12 апреля 1096 г.), то уже через три дня, по сообщению хрониста Ордерика Виталия, масса крестьян поспешила дальше. С Петром в Кёльне остались около 300 французских рыцарей, которые покинули город лишь спустя неделю после прибытия. Крепостным было явно не по дороге с рыцарями. Им приходилось иногда принимать феодальных авантюристов в качестве военных командиров, но по сути своей устремления деревенской бедноты и рыцарства были прямо противоположными.

По дороге крестоносцы вели себя как грабители. Проходя через земли венгров и болгар, они силой отнимали у населения продовольствие, отбирали лошадей, рогатый скот, овец, убивали и насильничали. Для бедноты грабеж был единственным способом добыть себе пропитание. Крестоносцы продолжали грабить и вступив на территорию Византии. У крестьян не было денег, чтобы уплатить за провиант, предоставленный им по распоряжению императора Алексея Комнина. К тому же в походе бедноты участвовало немало деклассированных элементов – всякого рода уголовных преступников, увидевших в крестоносном предприятии лишь удобное средство для грабежей и разбоев. «Много всякого сброду примкнуло к крестовому воинству не для того, чтобы искупить грехи, а чтобы содеять новые» – такую характеристику этим крестоносцам дает один из хронистов.

Значительная доля вины за разбой в землях венгров и болгар падает на рыцарские шайки, присоединившиеся к крестьянским толпам. В частности, именно рыцари почти целиком ответственны за жестокие еврейские погромы, которые в начале пути были произведены по их подстрекательству и при их прямом участии во французских, немецких и чешских городах (Руан, Реймс, Верден, Кёльн, Шпейер, Вормс, Трир, Майнц, Магдебург, Прага, Мец, Регенсбург, Нейсс и др.). Особенно «отличился» при этом граф Эмихо Лейнингенский.

Немало рыцарей задолжали евреям-ростовщикам, и погромы представлялись графам и виконтам удобным средством «сполна рассчитаться» с заимодавцами, да еще и обогатиться за их счет, даже не достигнув Святого Града. Весьма неблаговидную роль во время этих массовых погромов сыграли и некоторые высшие сановники католической церкви. Майнцского архиепископа впоследствии прямо уличали в том, что он присваивал имущество евреев, заставляя их креститься: в этом случае-де они будут спасены. Таким путем архиепископ попросту вымогал деньги у своих жертв.

Еврейские погромы в Европе только предвосхищали кровавые «деяния франков и прочих иерусалимцев» на Востоке (так называется составленная итало-норманнским рыцарем хроника Крестового похода).

Венгры, болгары, греки дали энергичный отпор нежданным освободителям Гроба Господня. Они беспощадно истребляли крестоносцев, отбирали захваченную ими добычу, преследовали отставших. В стычках крестоносцы несли большие потери. По свидетельству Альберта Аахенского, отряд Петра Пустынника, которому близ г. Ниша пришлось вступить в сражение с византийскими войсками, покинул город, уменьшившись на четверть.

Миновав Филиппополь и Адрианополь, бедняки-крестоносцы направились к греческой столице. Толпы крестьян стали прибывать сюда с середины июля 1096 г. Они уже значительно поредели: ведь прошло три с лишним месяца после начала похода. Первым подошел отряд Готье Неимущего, а две недели спустя, 1 августа, с ним соединился отряд Петра Пустынника. Многим крестьянам, надеявшимся обрести свободу в землях сарацин, не удалось достигнуть даже Константинополя: крестоносцы потеряли в Европе около 30 тыс. человек. Едва ли не целиком погибли отряды Фолькмара, Готшалька и Эмихо Лейнингенского, хотя сами их предводители уцелели и добрались до города на Босфоре.

Деморализованные предшествующими грабежами, крестоносцы и в столице империи повели себя крайне разнузданно. Они разрушали и поджигали дворцы в предместьях города, растаскивали свинцовые плиты, которыми были выложены крыши церквей.

Византийское правительство вначале попыталось проявить сдержанность и терпимость по отношению к оборванным пришельцам. Алексей Комнин даже принял у себя во дворце Петра Пустынника и Фолькмара. Альберт Аахенский в своей «Иерусалимской истории» рассказывает об этой встрече следующим образом:

«Петр, будучи малого роста, имел великий разум и отличался красноречием. Императорские посланцы привели только его одного вместе с Фолькмаром к императору, чтобы тот удостоверился, верна ли дошедшая до него молва о Петре. И Петр доверчиво встал перед императором, и приветствовал его именем Господа Иисуса Христа, и поведал ему со всеми подробностями, как из любви к Христу и желая посетить его Святой Гроб он оставил родину. Он упомянул также, какие довелось ему за короткое время вынести теперь беды, и сказал императору, что вскоре за ним [Петром. – М. З.] явятся могущественные сеньоры, графы и светлейшие герцоги». В свою очередь, Алексей I посоветовал предводителю крестоносцев-оборванцев дождаться подхода крестоносцев-рыцарей. «Не переправляйтесь через Босфор до прибытия главных сил крестоносного войска, – сказал он, – вы ведь слишком малочисленны, чтобы одолеть турок». Василевс даже снабдил бедняков некоторыми средствами, чтобы дать им возможность удержаться некоторое время в столице. Куда там! Крестьяне рвались к «Земле обетованной», и Алексей I, убедившись, что уговоры бесполезны, счел за лучшее поскорее избавиться от непрошеных союзников. Менее чем через неделю после прибытия Петра Пустынника в Константинополь император начал переправлять крестоносцев на азиатский берег Босфора. Толпы пришельцев были собраны и размещены лагерем на южном берегу Никомидийского залива, примерно в 35 км к северо-западу от Никеи. Отсюда отдельные отряды стали на свой страх и риск совершать более или менее отдаленные вылазки, вступали в бои с сельджуками. Петр Пустынник, принявший на себя общее командование, к которому был совершенно непригоден, пытался остановить своих воинов, но это оказалось делом безнадежным. Он вернулся в Константинополь.

Вскоре в главном лагере разнесся слух, будто норманны взяли Никею.